нкреде. О тэне Урдэке. О бочке сидра, пахнущей спелыми яблоками. Припомнить гордое: «Я там в первых рядах глотки вскрывал». И даже свой порез на носу. У Сейна была хорошая память.
Но говорить он не мог – язык отказал. Не выпей противоядие заранее, возможно, валялся бы сейчас рядом.
Поэтому Сейн смотрел. Смотрел, не в силах оторваться.
…Грэм знал, что умирает. Он все ждал, когда однажды явится кто-то ловче, достанет мечом или копьем. Но как так вышло, что его перехитрил доходяга зельевар? Причуда богов, не иначе. Еще Грэм ждал улыбки на лице своего убийцы. Злобного оскала, проклятий, унизительных слов, чего угодно. На глаза зельевара будто легла тень, но взгляд его оставался абсолютно спокойным.
Смерть скребла горло, а холод растекался по ногам, и Грэму вдруг почудилось, что он увидел, разгадал в темных зрачках за всем этим спокойствием нечто такое… Заметь он это раньше – перерезал бы зельевару глотку еще там, у котла, невзирая на волю советников и королей. Лишь бы не выпускать это на свободу.
Осознание было столь ярким, что всего на один миг – последний миг его жизни – Грэму впервые стало по-настоящему страшно.
…Сейн нагнулся над Бальтрамом и стер с его горла кровь. Под ней розовела полоска молодой кожи. Командир слабо дышал.
Зелье, что дал ему алхимик, было единственным в своем роде, и Сейн здраво рассудил: если кто и полезет первым под клинки, то Бальтрам, а значит, и достаться оно должно ему. У того, кто отпил из красной склянки, рассеченная плоть затягивалась сама собой практически моментально. Но эликсир был далек от идеала: вены и сосуды зачастую срастались неправильно, кости не срастались вовсе. Выживет ли крепкий командир – покажет время, которого у Сейна как раз таки нет.
Отыскать королеву не составило труда – алхимик увидел два тела на дороге и двинулся в ту сторону.
Лицо одного из наемников покрывала кровь, из раскрытого рта второго все еще текла розоватая пена. Марго сидела на траве, вжимаясь спиной в забор и тонко подвывая. Отвернув голову, чтобы не видеть, во что превратились ее руки.
От самого предплечья начиналась чешуя. Гибкие тела извивались, сворачивались в кольца, из колец складывался узор сложнее, приковывая взгляд и норовя ввести в транс всякого, кто на него посмотрит. Королева старалась держать плечи повыше, отклоняясь как можно дальше от больших голов и желтых глаз, но змеи ею и не интересовались, тянулись к Сейну, с шипением раскрывая широкие пасти, полные изогнутых зубов.
Алхимик не приближался, знал: хозяйку они не тронут. А вот любого другого, до кого смогут дотянуться, – еще как.
Марго громко сопела, ее лицо было мокрым от слез.
Сейн ждал. С неба упали первые капли.
Это было быстро, человеческому глазу не дано разглядеть обратное превращение. Королева тряслась от рыданий, все еще держа руки вытянутыми, не рискуя притронуться к себе.
Сейн подошел ближе. Если бы он мог говорить, отыскал бы слова? Он не стал думать, сел рядом и обнял королеву. Ее кулаки с силой заколотили его по спине.
– Ненавижу тебя! Будь ты проклят, боги, будь ты навеки проклят!..
Он только крепче прижал ее к себе.
И хлынул дождь.
После грозы
– …И мир подобен чаше, полной воды. И среди тьмы, что была куда гуще тьмы ночной, над водой высился столп, то было само сущее, основа всего. И зажгли боги на вершине столпа Светило, и разогнали тьму. И плавилось сущее, подобно исполинской свече, и подобно воску остывали его капли, касаясь воды. Собирались те капли в материки и острова, обращались землей, песком и камнем, плотью и кровью. Ярко сияло Светило, но не могло разогнать тьму за пределами чаши. И на свет тот, подобно мошкаре в ночи, слетелись рожденные в этой самой тьме. И назвали себя истинными богами, и осквернили мир своей ложью…
Проповедник в пыльном балахоне никак не умолкал. Натянув пониже капюшон и опираясь на посох, он повторял одно и то же в каждой новой деревне. Посох его венчала крестовина со свечными огарками на концах, старое дерево скрывали сталактиты засохшего воска.
Тучи расходились, обнажая кусочек ясного неба. Клонясь к закату, розовело Светило.
Сейн с Марго сидели во дворе трактира, куда долетал хриплый голос проповедника с площади. Помощница трактирщика то и дело выглядывала из дверей, смотрела укоризненно на путников, взявших лишь по кружке воды.
Челка прилипла ко лбу королевы, платье не успело толком просохнуть.
Они забрали у наемников коней, резвых породистых скакунов. Гнали сквозь стены дождя, едва различая дорогу, не жалея ни себя, ни животных. Уже и не вспомнить, как долго. Граница с Даферленом осталась далеко за спиной.
На деревеньку вдали от основного тракта они наткнулись случайно.
Марго сосредоточенно отрывала с руки засохшую змеиную кожу. Спросила, не глядя на алхимика:
– Почему Бальтрам не поехал с нами?
– У него хватает своих забот. Нужно проследить, чтобы люди барона пропустили обоз.
– Он спас нас, а я даже не сказала спасибо.
– Да, спас.
Эта ложь далась ему легко. Успокаивать королеву сейчас было все равно что бороться с лесным пожаром, но и подбрасывать еще дров он не рискнул бы. Может, позже.
– Ненавижу змей! – Она гадливо смахнула длинные лоскуты кожи со стола. – Ты должен был рассказать!
– Конечно, и ты бы сразу согласилась. Я сказал: доверься мне. Помнишь? Я должен защищать тебя… так или иначе.
– Кому должен? Скажи уже наконец: почему ты передумал, зачем со мной возишься?
– Ты сама просила…
– Да-да, и обещала тебе золото, которого у меня нет, я помню! Это не ответ.
– Ты кричишь.
– Я еще не так могу, ты знаешь!
Сейн оглянулся. В это время к трактиру стягивается половина деревни, чужое внимание ему ни к чему. Он уже понял, что ляпнул лишнего, это нужно было исправлять.
– Ты напоминаешь мне меня.
Марго фыркнула:
– Я серьезно. Много лет назад, когда меня только выбросило в мир, без способностей, без медяка в кармане… Ты из дворца хотя бы в платье бежала, а на мне даже штанов не было. Я не знал, куда идти и что делать. Меня преследовали. Но хуже всего – я был один.
– Каково это? – спросила Марго спокойнее. – Потерять…
– Больно. Страшно… Пусто.
Она ждала, что он скажет что-нибудь еще. Он не сказал. Тогда она заговорила сама, тихо, скоро, будто в страхе, что слова обожгут язык, если не дать им волю:
– Я не глухая. Я все слышала и понимаю, что меня ждало. Советник решил разыгрывать карту с наследником до последнего. Даже если бы меня не… В любом случае жить мне оставалось недолго – пока он не нашел бы ребенка, которого смог бы выдать за моего. И я знаю, что должна быть тебе благодарна, но не могу, слышишь? Сейн… Ты делал это раньше? Лишал человека жизни?
Его тяжелое молчание было красноречивее всяких слов.
– Это было не мое решение. Я хотела… И не хотела, не знаю! Но чтобы так, алхимик, чтобы так?! Посмотри на меня, я скажу это всего однажды. Никогда, слышишь, никогда больше не убивай моими руками!
– Хорошо, – ответил он серьезно.
Единственное, о чем смолчала Марго, не желая признаваться в этом даже самой себе: она жалела, что змеиные головы не дотянулись до Грэма. Столько раз она представляла, как берет меч и сносит наемнику наглую бритую башку в честном поединке. Она прокручивала это перед внутренним взором десятки раз: пируэты, выпады, защиту. И последний удар. Вспоминала, как брат тренировал ее с мечом во дворе замка. Отец снисходительно улыбался в бороду, но тэн Урдэк однажды с удивлением отметил, что у нее неплохо получается.
Она боролась со страхом в фантазиях, но в реальности он всегда оказывался сильнее. Ей еще не раз приходилось встречать Грэма в стенах дворца. «Сир здесь по делу государственной важности», – говорил советник.
Даже будучи королевой, она не могла приказать повесить наемника на ближайшем суку, король не потерпел бы таких вольностей. Но ее положение служило лучшим прикрытием, дарило чувство безопасности; подле трона она была неуязвима для холодных глаз и холодной стали. Сколько еще правителей пользуются властью, чтобы отгородиться от страхов?
Стоило этого лишиться, и пришло осознание: ее ничего не защитит от пса, спущенного с цепи. Ни лучший меч, ни уроки с братом не спасут от быстрых движений убийцы.
Сейн с Бальтрамом спасли.
Теперь у нее был меч одного из наемников, она сама настояла, чтобы его забрать. Вот только голова, которую следовало бы отрубить, осталась гнить в земле далеко позади.
– Закажем поесть. – Сейн высматривал трактирную прислугу, которая исчезла сразу, как понадобилась.
В его сумке еще осталось порядочно серебра от Фица, а вот золото, которое они нашли в одной из седельных сумок, он всучил Марго. Слишком поспешно, будто оно жгло сквозь кошель.
Королева хмыкнула. Голод и усталость мутили голову, и в каше этой рождались странные идеи. Она достала золотую монетку и отправила ее катиться по столу в сторону алхимика. Тот отпрянул, не поймал. Монетка упала на землю.
– Ой, обронила. – Марго не особо старалась притворяться. – Подними.
Он хмурился так, что, казалось, был способен начать новую грозу.
– Ну же, мы не в том положении, чтобы разбрасываться золотом.
Марго встала с лавки и сама подняла монету. Покрутила ею перед носом у алхимика, с удовольствием наблюдая, как его лицо теряет цвет, как он едва сдерживается, чтобы не вскочить, не отпрыгнуть подальше.
– Это всего-то монета, в ней нет ничего страшного. Как насчет: доверься мне?
– Не надо… – выдавил он, едва дыша. – Пожалуйста.
– Что будет, если она коснется тебя? Что случится, Сейн?
– Что вам подать? – спросила прислуга за спиной.
Марго убрала золотой. Сейн поежился.
– Мясо в травах есть? – спросил он девушку, возвращая себе самообладание. Та кивнула. – Хорошо, тогда две порции. И хлеба. И пива.
– Ты мне все расскажешь, Сейн, – сказала Марго, когда прислуга ушла. – О золоте и о том, как ты потерял силу. О своих зельях. Я хочу знать, чего от тебя ждать. Пока ты меня еще во что-нибудь не превратил.