Марго выглядела не лучше алхимика. Иоланте с Линдой приходилось поддерживать ее, не давая упасть.
– Разве не вы самолично лишили его сил? – Настоятельница смотрела на Ефимона, и больше ни на кого. Было заметно, как ему неуютно под ее взглядом, как ерзает в кресле его костлявый зад. – Сколько лет назад, напомните?.. Что-то я подзабыла. Разве представляет он кому-нибудь угрозу сейчас? Если за все это время боги не воздали ему, на то была причина. Или вы считаете, что разбираетесь в правосудии лучше богов? И сколько женщин вы еще готовы отхлестать, чтобы доказать свою правоту?
Ефимон поник, но Сейна сейчас занимал не он. Во дворе становилось все больше людей при оружии и в цветах городской стражи.
Настоятельница подошла к алхимику, смерила его взглядом. Он ожидал, что она будет помоложе. Но ни прямая осанка, ни румяна на щеках, ни заплетенные волосы – по молодежной моде, в две косы – не могли скрыть ее реального возраста. Платиновая седина, легкое подрагивание рук, неизбывная усталость в темных глазах – она была едва ли не ровесницей Ефимона.
– Благодари богов, что я возвратилась раньше запланированного. Сегодня они на твоей стороне. Но на этом их, а значит и моя, благосклонность кончается. Не желаю видеть тебя в своем монастыре ни одной лишней минуты.
Сейн кивнул.
– Рас-ступись!
Из толпы, постукивая себя по стальному нагруднику, вышел стражник с бородавкой на носу и криво напяленным шлемом-котелком.
– Чем обязана, капитан? – кивнула ему настоятельница.
– Слушок прошел. Мол, в монастыре пленника сцапали, да не простого, а того самого колдуна, что золотомор устроил. Дай, думаю, разнюхаю. – Он коснулся бородавки и шумно втянул воздух. – А вы, я погляжу, не на полуночную молитву собрались. Это был вопрос, если кто не понял.
– Тот самый, – подтвердил Ефимон.
– Ага. – Капитан перевел взгляд с настоятельницы на старика и обратно. – И кому ж это мысль пришла самосуд учинить?
– Как представитель храма Судьи…
– Как представитель закона, я напоминаю, – зычно перебил капитан, – дело жрецов – молиться о правосудии, а не вершить его. Вашей святости слишком давно никто об этом не напоминал. Приговор выносит городской судья, вершит его городской палач. Ты городской палач?
Бородач со свернутым кнутом на плече попятился, едва его хлестнули неожиданным вопросом. Но спрятаться за спинами послушниц ему не дали – двое стражников мигом повалили его в песок. Сейн оскалился. Он понимал, к чему все идет, но отказать себе в удовольствии насладиться страхом своего истязателя попросту не мог.
– Я так и думал. Порядок установлен короной! Или ваша святость считает себя выше порядков короны?
– Меня сегодня обвинили уже во стольких грехах, что теперь даже не знаю, – огрызнулся Ефимон.
– Как бы то ни было, мы все уладили, – вставила настоятельница. – Этот человек свободен.
– Отпускаете, значит? – удивился капитан. – Уладили… Хорошо-хорошо. Но вот со свободой – это вы поторопились.
Алхимик не стал дожидаться стражников, лег прямо там, где стоял. Им надо, пускай они его и несут. А его уже заждалась темнота под веками.
Его бросили на полу, в узкой камере не было даже скамьи. Сейн лежал на животе, уткнувшись лицом в прелую солому. Нестерпимо воняло мочой и гнилью, но боль забрала все силы, не пускала в долгожданное забытье. Он не мог ни повернуть голову, ни злиться, ни думать, будто той самой соломой забили все извилины.
Не стоило возвращаться в прошлое, если не упокоил в нем всех призраков.
Он не помнил, сколько так провалялся без движения, прежде чем скрипнула решетка. Рядом с алхимиком легло пятно света. А он, наивный глупец, понадеялся, что хотя бы до утра его трогать не будут.
Кто-то сел сверху. Холодная рука опустилась на затылок, гоня волну дрожи по телу, отпугивая жар. Сейн застонал. Касания невидимых пальцев к ранам поначалу обжигали, но вскоре по спине разлилась блаженная прохлада. Он наконец смог вздохнуть, не мучаясь от острых осколков в каждой мышце.
Повернул голову, скосив глаза на источник света, и тотчас зажмурился. Яркий белый шарик завис в воздухе у стены. Заклинание.
– Кто ты?
– Я тут немного занята, – ответил незнакомый голос. – Поговорим, когда закончу.
– Щекотно.
– Вот уж бедолага!
То, что она делала с его спиной, было куда сложнее чародейского света. Сейн прикрыл веки. Если кто-то считает, что ко всему можно привыкнуть, он просто никогда не был в руках палача. А вот к отсутствию боли привыкаешь сразу. Алхимика быстро разморило под ладонями неведомой целительницы.
Она разбудила его, ущипнув за шею. Сейн приподнялся, с удовольствием отметив, что может свободно размяться без судорог, сел напротив заклинательницы. Спина жутко чесалась, но в остальном он чувствовал себя отлично. Чего нельзя было сказать о его спасительнице. Она загнанно дышала, как если бы полночи бегала вокруг тюрьмы от собак. Круглое лицо стало пунцовым. Пухлые губы были искусаны в кровь, руки побагровели, как вареные раковые клешни, от пальцев поднимался легкий пар.
– И чего ты хочешь? – спросил Сейн, слегка щурясь от света огонька.
– Так сразу? Начать можешь со «спасибо».
– Одному заклинателю пробраться в городскую тюрьму, чтобы помочь другому заклинателю, пускай и бывшему… Нет, такой риск словами благодарности не окупишь. Но начать действительно можно. Спасибо.
Она кивнула.
– А может, я по старой дружбе стараюсь. Ты что, Сейн, не узнал?
Алхимик присмотрелся повнимательнее. У него всегда была хорошая память на лица, да и голос начинал казаться ему смутно знакомым… Он покачал головой.
– Единственная, с кем ты не целовался на старших курсах, – подсказала девушка.
– Алиция?..
Зубрилка, как он ее прозвал. Надоедливая пискля с болезненно тонкой шеей и вечно белой от мела мантией. Всезнайка с красными от бесконечного чтения глазами. Дотошная замухрышка с обгрызенными ногтями, которую сторонились даже преподаватели.
Сильный заклинатель, которому ничего не стоило сейчас размазать Сейна по стенке за былые обиды.
– Ты…
– Похорошела? – Она самодовольно улыбнулась и перекинула тяжелые каштановые волосы на высокую грудь.
Сейчас, когда к ее лицу возвращался привычный цвет, Сейн готов был это признать. Даже кровавая корка на губах ее ничуть не портила.
– Так ты за поцелуем пришла?
– Заносчив, как всегда, – фыркнула она. – Может, и расцелую, если поможешь. Нам нужно знать, как ты получил Рубедо.
Не обратив внимания на это «нам», он сильнее вжался в стену. Ему казалось, что его закинули еще в одну клетку, куда меньше и темнее той, где он сейчас. Сдавило в груди. Что Алиция знает о нем? Невозможно, чтобы она…
– Твоя формула, «Куд-кудах». Я разбирала ее тысячу раз, искала подсказки, как тебе это удалось. Комбинация Нигредо и Цитринитас… Она работает только в этом зелье. Почему?
Сердце встало на место, кровь снова хлынула по жилам. Все же он поторопился впадать в смятение. Не ожидал, что его открытие, которое не попадет ни в один учебник, будут вспоминать спустя столько лет.
– Думаешь, если бы я знал Рубедо, стал бы возиться с кубком?
– Думаю, ты знаешь больше, чем говоришь, – ничуть не смутилась Алиция. – Не верю, что ты остановился на курином зелье, что не нащупал хотя бы направление! Ты же был так… талантлив.
Эти слова дались ей с заметной тяжестью, но она тотчас скрыла их горечь за очередной улыбкой. Невзрачная Зубрилка, отметил Сейн, превратилась в манипулятора, понимающего, на каких струнах его сердца ей сыграть.
– Зачем тебе Рубедо?
– Обещай сначала, что поможешь.
Она могла бы пойти простым путем. Расспросить его, когда он еще бился в агонии, применить силу, выпотрошить заклинанием контроля. И все же она сначала вылечила его спину.
– Помогу.
С другой стороны, ничего не мешало ей уйти прямо сейчас и закрыть за собой решетку.
Алиция вынула из внутреннего кармана куртки толстую тетрадь. Сейн сразу узнал эту черную кожу переплета и потрепанные края, ощутил зуд под ногтями, едва дотронулся до стертого корешка. Снова. Он хорошо помнил этот зуд – такой появляется, когда касаешься запретного, мешает и будоражит одновременно. Наверное, такой был и у первых волшебников, когда они, если верить жрецам, отмахнулись от богов.
Талант одаривает своего носителя легкими победами, но жесток к окружающим, вздумавшим потягаться с ним. Сколько бы Зубрилка ни старалась, с головой уходя в учебники и обливаясь потом над сложными заклинаниями, Сейн всегда был на шаг впереди. Ему играючи давалось то, над чем она корпела неделями, прогулочной походкой он миновал самые сложные участки, где она продиралась с воем, рвя от натуги последние жилы. Тогда ему было невдомек, сколько раз она плакала ночами и клялась однажды стереть с его лица самодовольную ухмылку.
Но те, кто ночует в библиотеках, всегда найдут способ удивить тех, кто старается лишний раз туда не заглядывать.
«Пыльный угол» – так прозвали старый стеллаж, где десятилетиями копились книги, которые уже никто не прочтет. Все позабыли, кто решил устроить там кладбище устаревших знаний. Скорее всего, кому-то было попросту лень разгребать весь этот хлам. Страницы рассыпа́́лись в труху, переплеты лопались, стоило взять их в руки. Лишь Алиция нашла в пыльном углу какое-то странное умиротворение. То ли пряталась от несправедливости судьбы, вечно задвигающей ее на второе место, то ли не могла смириться с незавидной участью своих бумажных друзей. Единственных, что у нее были.
Она тратила месяцы, чтобы тонким лезвием соскоблить прожорливую плесень, аккуратно замачивала хрупкие страницы в специальном растворе, не давая им погибнуть от неосторожных прикосновений. Накладывала заклинания, подсвечивающие выцветшие чернила. Утверждала, что отыскала редкие переводы мастеров с другого конца Серпа, что ей даже удалось восстановить кое-какие черновики знаменитых фолиантов, да еще и с заметками автора. Впрочем, никаких новых знаний ее труды не открывали, и профессора только снисходительно хвалили любопытство юной ученицы.