Из Потерянного королевства корабль возил к Верхнему Серпу ртуть, а на обратную дорогу капитан закупал в бердонской столице невольников для работы на шахтах. Их держали в центральной, огороженной части трюма, кормили раз в день, поили дважды и открывали люк только ближе к ночи, чтобы впустить немного воздуха и выветрить застоявшийся запах немытых тел. Сейн никогда не видел лиц невольников, никто из них не поднимал глаз к небу.
Матросы болтали, что на этот раз даже никого не пришлось подгонять, узники сами с охотой тащили свои кандалы на борт. Лучше на шахты, думали они, чем в «соломенные щиты» – отряды смертников, из чьих тел поднимется первая баррикада грядущей войны.
Глупцы еще не представляли, что ждет их на руднике.
Сейн немало удивился, узнав, что на севере вновь добывают ртуть. После гибели королевства, у которого теперь даже не было имени, о его шахтах никто не вспоминал больше сотни лет, а единственное крупное месторождение располагалось в Корпарике. Спрос был всегда, и жидкий металл без всякого волшебства превращался в золото на рынках по всему континенту.
Тот, кто смог отыскать и восстановить старые рудники, сейчас, должно быть, жил как король.
Сейн встал рядом с Марго, облокотившись на деревянные перила. Глянул на бутыль в ее руке и ничего не сказал. Ему не нравилось, сколько она пьет, но еще меньше ему хотелось сталкиваться с тем, что пожирало ее изнутри. Захмелевший взгляд отлично скрывает боль.
– Вышла освежиться? – спросил он, только бы что-нибудь спросить. Банальности сами лезли на язык.
– Что мне, про твоих баб слушать? – огрызнулась королева.
– Мне надо было поддержать разговор. Это негласная мужская традиция – поддержать разговор о женщинах. К тому же выдумывать любовные похождения порой веселее, чем в них участвовать.
– Так ты все выдумал?
– Конечно.
– И суккуба выдумал?
– М-м, нет. Про суккуба правда.
– Отвратительно.
– Ты сама спросила.
– А рыженьких тоже выдумал?
– Не совсем.
– Близняшек?
Сейн цокнул языком и сделал вид, что ему вдруг стало интересно наблюдать, как волны плещутся о борт корабля.
– Так и кого ты выдумал?
– Ладно, подловила.
– Какой же ты…
Некоторое время они молчали, по очереди прикладываясь к бутылке.
– Видел, кого мы перевозим?
– Обреченных.
– Нет, я про другие клетки.
В первый же вечер, возвращаясь в свою каюту, Марго выбрала не ту лестницу на корме. Перепутала, обессилевшая от головокружения и желудочных спазмов. Спустилась туда, где не ждали лишних глаз.
Алхимику даже не нужно было ничего говорить, она все видела по его лицу.
– Ты знал?
– Знал. Капитан хотел спросить, что я о них думаю. Не опасны ли они для команды.
– И что ты думаешь?
– Они не опасны.
– Я не о том.
Сейн втянул носом воздух и стоял так, пока в груди не заболело. Сказал глухо:
– Это не наше дело.
Тогда заплутавшую королеву нашел боцман. Не стал ничего выяснять, только попросил не рассказывать капитану. Дверь на лестницу в тот же вечер заперли на ключ, и никто не узнал о промашке первого помощника. Но Марго отлично помнила пузатую бадью, наполненную до краев, и зеленые шары глаз, выглядывающие из воды.
– Это правда был жабий король? Такой огромный… Я думала, они живут в сказках.
– В сказках куда больше правды, чем кажется.
– А рядом, в соседней клетке?
Она поежилась, припомнив человекоподобное существо, похожее на опухшего неуклюжего младенца размером с пятилетнего ребенка. Его мясистые губы, занимавшие половину лица, потрескались и сочились сукровицей. Существо отрывало подсохшую желтоватую корку и закидывало в рот.
– Дояр.
– Они же сосут кровь из скота… – Королева почувствовала, как выпитый брам просится обратно, и едва сдержалась.
– Редко, когда уже совсем изголодаются. Они предпочитают молоко, присасываются к вымени, пока никто не видит.
– Пожалуйста, помолчи… – Марго приложила ладонь к губам и тоненько икнула. Прополоскала брамом рот и выплюнула за борт. Сказала, отдышавшись: – Все равно это очень мерзко… и жутко. Мне куда больше нравилось про жабьего короля читать. В сказках он обязательно переводил героя через непроходимое болото и помогал мудрым советом. Нет, Сейн, правда куда поганей сказок. – Она дернула плечом и добавила вполголоса: – Ненавижу клетки.
– Все волшебные создания, будь то жабий король, дояр, единорог или даже василиск, – бесы, некогда обретшие плоть. Они и впрямь разумны, куда разумней большинства животных, во всяком случае. Но обращаться за мудростью к гигантской жабе я бы не стал.
– Разумны… как твоя лиса?
– Да.
– Но зачем они могли кому-то понадобиться?
– Не представляю.
На самом деле Сейн представлял. Он прямо сейчас назвал бы дюжину редких ингредиентов, которые любой хороший алхимик получит из одного только жабьего короля.
– А ведь у меня был единорог, – внезапно сказала Марго.
– Правда?
– Всего пару дней. Свадебный подарок короля, его привезли откуда-то из Сантаре. Страшно представить, сколько это стоило.
– И что с ним стало потом? – спросил Сейн, хотя уже сам догадался.
– Не знаю. Я отказалась, велела вернуть королю… Почему ты так смотришь?
– Вспомнил… как попал в тюрьму.
– Расскажи. – Королева подвинулась ближе. – А то я даже не знаю, за что ты сидел.
– Пообещал одной знатной девушке отвезти ее к семье, а на самом деле затащил ее на другой конец материка, убил и съел.
– Очень смешно.
– Ты правда не знаешь? – Он отстранился, чтобы лучше видеть ее лицо.
– Делать мне было нечего, как интересоваться судьбой всяких заключенных.
Сейн облизнул соленые губы. И рассказал. Слова твердели на языке, распускались острыми иглами. Он понимал, что вскрывает ими старую рану, но было уже поздно.
Марго долго молчала, взгляд ее замер. Казалось, лунный свет застыл на ее лице неподвижной серебряной маской.
– Я бы в него влюбилась? Если бы ты сварил то зелье, я бы влюбилась по-настоящему?
– С чувствами всегда морока, – осторожно ответил Сейн, будто пробуя тонкий лед. – Тем более с такими сложными. Подсадить в человека любовь, сделать так, чтобы она прижилась, проросла… Эта работа куда тоньше заклинаний контроля. Чтобы сварить такое зелье, нужно много…
– Но ты бы смог?
– Я – да, – признался он нехотя.
Разошелся рьяный ветер, заставляя скрипеть паруса. Марго обхватила себя руками, ее била крупная дрожь.
– Все было бы иначе… Если бы я влюбилась и даже не заметила. Весь этот год… Ничего бы этого не было!
Весь этот год огненные пчелы в груди не засыпали надолго. Она взрастила их, дала им власть. Чтобы они жалили ее, и только ее. Чтобы никогда не забывать, чья гордость погубила ее семью. Кто посчитал себя настолько важным, чтобы отказать королю.
– Послушай. – Сейн уже понял свою промашку и отчаянно пытался подобрать слова. – Любовь меняет человека. Его ход мыслей, вкусы, взгляды на мир. Это была бы совсем другая ты…
– Да какое тебе было дело? – Марго шагнула в сторону. Слезы текли по ее лицу, смешиваясь с лунным светом. Капало расплавленное серебро. – Тебе, эгоисту, так скучающему по чувству собственного превосходства, не плевать? Почему ты не сварил то зелье, почему?!
– Да потому что я бы не посмел! Ни с тобой, ни с кем-либо еще! Нет ничего хуже, чем так вторгаться в личность, ты еще не поняла? Ты правда хочешь осудить меня за это? Или осудишь себя, что так и не узнала, в кого бы ты превратилась, полюбив тирана?
Ветер не смог заглушить его голос, ведь ветер не властен над сталью. Марго отвернулась, спрятав лицо в ладони.
– Если так, то не трать силы, всегда найдутся те, кто сделает это за тебя. Заставят утопиться в собственной вине за то, что не подошла, не вписалась, не уложилась… не соответствовала. За то, что выбрала остаться собой. Они уничтожат все, что тебе дорого, и скажут: «Смотри, это ты сама, это все на твоих плечах!»
Королева сдалась под его напором, села прямо на влажные доски палубы, понурив голову.
– Я запуталась, я так запуталась… Мир принадлежит им, алхимик. И если нам нет в нем места, как же нам… как нам здесь жить?
Сейн опустился рядом, притянул ее к себе. Она не сопротивлялась, обмякла в его руках.
– Значит, в пекло его. – Алхимик гладил ее по волосам, таким густым и чудесно мягким. Единственное золото, которого он мог касаться. – Мир большой, пшеничка. Мы еще оторвем себе кусок.
Марго притихла, даже всхлипывать перестала. Спросила, чуть дыша:
– Как ты меня назвал?
– Твой отец… Извини, я услышал это от него. Первое, что он сказал, едва мы сняли проклятие. – Сейн смущенно прочистил горло. – Знаешь, когда мир пришел к нему на порог, когда мир захотел забрать его дочь, он все обдумал… и взялся за меч. Танкред не изменил себе, и, я уверен, он до самого конца не пожалел о своем решении. Да, мир оказался прочней, такое часто бывает. И все боги не остановят случайный болт, летящий в спину. Но ты все еще здесь, у тебя все еще есть голова на плечах и сердце в груди, есть меч… – Он хотел добавить «и я», но осекся, так и не решившись. – А значит, мир еще не победил. Помни об этом, когда он снова захочет что-нибудь у тебя отобрать.
Матросы, сменявшиеся на вахте, поглядывали на странную парочку, что сидела, обнявшись, у правого борта. Но ближе не подходили. Здесь все уважали право брать в свидетели своим мыслям и страхам одно только море.
– Скажи еще, – попросила Марго, засыпая у Сейна на руках. – Пожалуйста, назови меня так снова.
Вот уже почти тысяча лет, как храмовая восьмидневная неделя сменила имперскую девятидневную. И только моряки продолжали жить по старой традиции, где каждому дню соответствовало одно из девяти созвездий, служащих для расчета морских маршрутов. Поэтому корабль увидел берега Потерянного королевства ровно через одну морскую неделю после выхода из порта Рифстелла.