– Чего ты жде…
Вассад запнулся, когда алхимик вырвал кинжал из его ножен и вогнал ему в живот. Ничего не успел сделать, лишь распахнул глаза и резко выдохнул, будто само его тело отвергло ставший вдруг не нужным воздух. А Сейн уже тянул лезвие вверх, не обращая внимания на то, что теплая кровь заливает ему колени. Тянул к самому сердцу.
Колдун упал, а рядом с ним упал и кинжал, выскользнув из ослабевшей руки.
Сейна вырвало прямо на мертвое тело. Смесь кислой желудочной вони и солоноватых запахов крови мутила разум. «Быстрее отсюда… Дышать!» – билось в мозгу, но стены башни кружились все быстрее, не пуская к выходу.
Потолок над алхимиком затянуло дымом со второго этажа, из клубящейся мглы проступили неясные силуэты.
– Такой причудливый исход… – Их шепот забирался в уши многолапым насекомым. – Ты выполнил свою часть сделки, Сейн. Выбирай!
– Что… что выбирать? – хрипло спросил он, отплевываясь от тягучей слюны.
– Соберись, Сейн! Свою награду, помнишь? Заклинание!
– Нет… не так. Вы должны вернуть мне силы!
– Неужели? Вспомни, как все было.
– Тварь!
– Одно заклинание, Сейн! Любое из тех, что ты уже знаешь. Прочти его, и мы услышим, где бы ты ни был.
– Свершим… – сыпались из дыма голоса.
– Исполним согласно твоей воле…
– Вы меня обманули! – кричал Сейн, задрав голову к пахнущей гарью туче.
– Ты сам себя обманываешь, выдумывая обещания, которые никто не брался исполнять. Ну же, поспеши!
– Выбирай с умом…
– Не промахнись!..
– У нас впереди вечность, но это не значит, что мы жаждем провести ее в твоей компании.
Сейн думал, сжимая виски. «Одно, всего одно… Уже на первом курсе академии учат куда больше!»
Сейн думал. А потом произнес по памяти. Шепотом.
Тени смолкли, и эта тишина отрезвила его лучше, чем ушат холодной воды. И он понял, что не ошибся.
– Не передумаешь?
– Нет!
– Четыре по цене одного… Хитрец!
– Какой ловкач…
– Парень не промах!..
Альбедо, Нигредо, Цитринитас… Рубедо – общее заклинание алхимии само попросилось на язык.
– Будь по-твоему.
– Подождите! – Сейн указал на тело Вассада. – Я забрал две души. Вы должны мне еще.
Туча задрожала от хохота.
– Даже не думай нас в это вмешивать, алхимик.
– Мы не просили этого…
– Тебя никто не заставлял!..
– Ты сам хотел вырезать его черное сердце, Сейн! Сам!
– Ты сделал это для себя…
– Только для себя!..
Бесов желудь
– Чем ты занят? – спросила Марго, потирая глаза. Занималось пасмурное утро, сон никак не желал отступать.
Алхимик сидел рядом, положив сумку себе на колени, и что-то писал. Королева слышала, как скрипит раздвоенная палочка по желтоватому бумажному листу.
– «Куд-кудах», – отозвался Сейн не оборачиваясь. – Слишком надолго я забросил эту формулу, хотя работы над ней еще много. Но когда ты… превратилась, ко мне пришло несколько идей.
– Смешное название. Сам придумал?
Палочка в руке Сейна на миг замерла.
– Так говорили те, кто его попробовал.
Марго зевнула и тоже села. Она гораздо лучше оценила бы шутку, не доведись ей покудахтать самой.
Пальцы на ногах совсем онемели, и королева принялась их растирать. Короткое лето в землях Калерау выдалось ласковым, но по ночам в сыром лесу все менялось. Холод тянулся от земли, пробирался под накидки и одежду, сковывая мышцы и сгущая кровь. Крал мгновения отдыха. И чем дальше Сейн с Марго уходили на север, тем свежее становился ветер, тем жестче трепал кроны над их головами.
Сордус дал им в дорогу согревающую мазь, но ее действия не хватало на всю ночь. Приходилось спать вместе, спиной к спине, чтобы подольше сохранить тепло. Еще недавно Марго и помыслить не могла, что будет по своей воле делить одеяло с мужчиной.
В детстве, которое казалось сейчас таким далеким, мужской мир вызывал зависть. Мальчики всегда ловче и сильней, игры у них интереснее, им прощают разбитые носы и рваную одежду. Учителя куда меньше требовали с Альрика, чем с его сестер, он мог в любой момент сбежать купаться на речку или махать во дворе мечом, а не сидеть с рассвета до заката в душных классах. Мальчикам не выговаривают за самоуверенный взгляд и дерзкий тон, мальчики с юных лет учатся быть главными.
Когда к замку отца пришли королевские войска, мужской мир пропах кровью и гарью. Теперь он пугал.
А когда король первое время посещал покои молодой жены, мужской мир стал омерзительным. Старик запускал руку ей под ночную рубашку и долго гладил живот сухой ладонью. Поднимался выше, трогал грудь, надавливал на соски. Тело Марго лежало неподвижно, а сама она проваливалась сквозь пышные перины, дубовую кровать и каменный пол и падала, падала куда-то в темноту, где не могли достать ее слюнявые губы короля.
«Меня здесь нет. Меня нет… нигде».
Второй рукой король елозил у себя между ног, впрочем, без всякого толка. Затем он отворачивался и тихо плакал. В эти моменты Марго приходила в себя. Чтобы послушать. Огненные пчелы ползали под кожей, от слез горело лицо, а ей хотелось хохотать от наслаждения и страха. Она не представляла, что сможет когда-нибудь так упиваться чужой беспомощностью.
«Бесова девка, – говорил король. – Голову вскружила. Но плоть натуру твою чует».
Ему так и не довелось взобраться на жену, но наведываться в ее покои он не перестал. Тогда она начала встречать его голой. Ходила перед ним, виляя бедрами, назло ему, придушив в себе стыдливость, отдавая тело его взору. Только тело, сама она была далеко…
«Мучаешь меня… – хрипел он. – Нравится тебе».
Ей нравилось. Король перестал приходить.
Но мужской мир не стал приятнее.
Даже с советником, который так упорно предлагал ей свою дружбу, который указал ей цель и дал понять, что корона на ее голове – не просто дорогая игрушка, даже с ним Марго при встрече невольно держалась на почтительном расстоянии.
И вот теперь она просыпалась и еще долго чувствовала спиной тепло Сейна, а потом вспоминала это тепло на протяжении всего дня, и оно защищало ее от ветра получше любого плаща. Волнующая непривычная слабость растекалась по всему телу. В очередной раз мужчина, ворвавшись в ее мир, переворачивал его с ног на голову.
Сейна послала ей судьба, а может, и сами боги. В одном королева была уверена: их встреча неслучайна. Спаситель с сумкой, полной зелий и секретов, и с прошлым таким же темным и глубоким, как карманы его балахона. Она знала, что много лет назад у далекого Змеиного Языка он убил колдуна, знала, какую цену он заплатил, чтобы творить одно-единственное заклинание. Он сам ей рассказал.
Она не смела его судить. Только не она, только не после того, как в первый день знакомства сама едва не поддалась внутренней тьме. И плевать, что там трепал луковый дед, Сейн был сейчас с ней, она видела его шрамы, знала, какой он есть и каким умеет быть… с ней. Все это время он был рядом, остальное неважно.
Но вот они доберутся до Опожья, и что тогда? Чем чаще она об этом задумывалась, тем сильнее тускнела радость от скорой встречи с братом. Драгоценные камни оборачивались стеклом.
Это в балладах приключения заканчиваются на высокой ноте, если бы менестрель пел о том, как герои разошлись и больше никогда не виделись, его искупали бы в навозной яме.
Вечный бродяга, положивший жизнь на поиски невозможного. Что убедит его остаться… если она не захочет его отпускать?
«„Если“… Ты все-таки глупа, если и правда веришь, что есть какое-то „если“».
– Мы уже близко, – сказала Марго, когда они позавтракали и вновь влезли на лошадей. – Уже решил, какую награду попросишь у моего брата?
– Дай подумать. Ты приедешь растрепанная, уставшая и злющая… Хм, как бы мне еще доплачивать не пришлось.
Сейн пытался шутить, но лицо его мрачнело с каждым словом.
– И все-таки, – не сдавалась королева. – Чего ты хочешь, алхимик? Может ли что-то реальное… вновь тебя наполнить?
Он пожал плечами:
– Поживем – увидим.
Марго украдкой вздохнула. Даже в самых отважных своих фантазиях она не смела представить, чтобы он назвал ее имя.
Кили бесцельно бродила по лесу, натыкаясь на острые ветви, спотыкаясь о кочки и поскальзываясь на влажном мху. Обычно тихая и ловкая, как рысь, охотница превратилась в неуклюжего шатуна. Дичь разбегалась, почуяв ее еще издали, бесполезный лук висел за спиной. Она так гордилась, когда впервые сама приладила тетиву! Хорошую, сыромятную, такая ни воды, ни холода не боится. Ослабшие пальцы сейчас не смогли бы натянуть ее и вполсилы.
Отец снова будет недоволен, когда она вернется с пустыми руками. Спросит, где так долго пропадала. Но как объяснить ему, почему она уже вторую ночь спит под любимой елью, ест только ягоды и сырые грибы? Почему душа ее плачет, как березка, ошкуренная живьем? Как втолковать, что лес без Бевана опустел, стал чужим?
«Беван, мой милый Беван, глянуть бы на тебя еще разочек, о большем и не прошу!»
Слезы стояли в глазах, и Кили не сразу поняла, что яркое пятно среди расплывчатых стволов – далекая искра. Сердце дважды бухнуло, как о натянутую кожу барабана. Огонь, здесь?! Никто не станет жечь костры вдали от священных полян, каждый знает, как это разгневает духов. Отец говаривал, что кости глупцов, осмелившихся нарушить запрет, найдут в золе того же кострища.
Любопытство банным веником хлестнуло чуть пониже спины, погнало к мерцающему огоньку. Завидев перед собой людей, Кили собиралась уже было припасть к мшистой земле, слиться с хвойным настилом и торчащими корнями… но не смогла, завороженная.
Людей было двое: мужчина с медными волосами, который гладил лису, и коротко стриженная девушка, на вид одного с Кили возраста. Но все внимание охотницы заняли не они.
Не было никакого костра. То горел лисий хвост.