азорвал человека на части голыми руками, а потом подключился к атаке на укрепление врага, теми же голыми руками растаскивая литой каркас. Таких тварей хорошо иметь за спиной, когда начинает лететь шлак.
Я вывел бедолагу из этой наседающей группы. У него на затылке поблескивал целый пакет дополнений памяти: толстая труба извлечения данных, подключенная непосредственно к мозгу, и никакой защиты от удара. Кора, если что, потом отрастет обратно, но уже не будет прежней. Лишь взгляднув на эти три плавника интеллекта, свисающие с затылка, можно было сразу сказать: типичная лабораторная крыса. Сплошь мозги и никаких инстинктов выживания. Я бы навесные усилители памяти не стал в голову втыкать даже за тройной бонус.
– У вас собака? – спросил Мушарраф, когда мы отошли от кентавров подальше.
– Мы так думаем.
Я привел его в бункер, мимо оружейных стоек и весовой, в общую комнату, где поместили собаку. Собака проследила за нами взглядом – наиболее активное ее движение с того момента, как Яак посадил ее в клетку.
Мушарраф застыл на месте.
– Поразительно!
Он присел перед клеткой зверя и отпер дверцу. Протянул пригоршню шариков. Собака с трудом встала. Мушарраф подался назад, давая ей место, и собака пошла за ним, напряженно, настороженно, обнюхивая след шариков. Сунула морду в его коричневую ладонь, пофыркивая и пожирая шарики.
Мушарраф посмотрел на нас.
– И вы нашли это животное в ямах с хвостами?
– Верно.
– Замечательно!
Собака доела шарики и стала обнюхивать руку, нет ли там еще. Мушарраф засмеялся и встал.
– Нет, сейчас больше нет.
Он открыл набор для анализа ДНК, вытащил иглу забора образцов и воткнул в собаку. Полая камера стала заполняться кровью.
Лиза, глядя на это, спросила:
– Вы с ней разговариваете?
Мушарраф пожал плечами:
– Привычка.
– Но она же не разумна?
– Нет, но голоса слышать ей приятно.
Камера заполнилась. Он вытащил иглу, отсоединил камеру и вложил в футляр комплекта. Проснулись программы анализа, заморгали, и с легким шипением вакуума кровь исчезла во внутренностях прибора.
– Откуда вы знаете?
Мушарраф пожал плечами:
– Это же собака. Им свойственно.
Мы нахмурились. Мушарраф стал запускать анализы, немелодично гудя себе под нос. Прибор анализа ДНК мигал и попискивал. Лиза наблюдала за его действиями, явно досадуя, что «СесКо» послала лабораторную крысу проверять уже сделанную ею работу. Ее раздражение легко понять: такой анализ ДНК и кентавр мог бы проделать.
– Я поражен, что вы нашли у себя в ямах собаку, – вполголоса сказал Мушарраф.
– Мы хотели ее расплавить, но Бумбаум не позволил бы.
Мушарраф посмотрел на нее:
– Как это деликатно с вашей стороны.
– Приказ, – пожала плечами Лиза.
– И все же уверен, что ваше термально-импульсное оружие очень вас соблазняло. Как прекрасно с вашей стороны было не расплавить голодающее животное!
Лиза подозрительно скривилась. Я заволновался, не разорвет ли она сейчас Мушаррафа на части. Она достаточно злая без того, чтобы выслушивать нечто, сказанное покровительственным тоном. Блоки памяти на затылке биолога представляли собой жуть до чего соблазнительную цель: один шлепок – и нет лабораторной крысы. Интересно, хватится ли придурка кто-нибудь, если бросить его в водосбор. Биолог, боже ж ты мой.
Мушарраф вернулся к своему анализатору, не подозревая об опасности.
– Вы знаете, что когда-то в прошлом люди считали, что должны сочувствовать всем живым существам на земле? Не только себе самим, но вообще всем живым существам?
– И что?
– Хотел бы надеяться, что у вас хватит сочувствия к глупому ученому, чтобы не рвать меня сегодня на части.
Лиза рассмеялась, Мушарраф сказал, ободрившись:
– Действительно потрясающе, что вы нашли такой образец среди своих шахтных разработок. Я о живом экземпляре не слышал уже лет десять или пятнадцать.
– Я один видел в зоопарке, – сказал Яак.
– Да, в зоопарке им как раз место. И в лабораториях, конечно. Они все еще дают нам полезные генетические данные.
Он изучал результаты анализа, кивая сам себе в такт пробегающей по экрану информации.
Яак улыбнулся:
– Кому нужны животные, если можно есть камни?
Мушарраф начал паковать свой анализатор.
– Жукотех. Совершенно верно. Мы превзошли царство животных. – Он застегнул футляр анализатора и кивнул нам всем. – Что ж, это было очень поучительно. Спасибо, что допустили меня к вашему образцу.
– Вы его с собой не заберете?
Мушарраф от неожиданности застыл на месте.
– О нет. Вряд ли.
– Так это не собака?
– О нет, со всей определенностью, настоящая собака. Но что мне, во имя неба, с ней делать? – Он поднял флакон с кровью. – Мы взяли ДНК. Живую собаку вряд ли имеет смысл держать. Очень дорого, знаете ли, поддерживать в ней жизнь. Изготовление базовой органической провизии требует значительных усилий. Чистые залы, воздушные фильтры, специальные лампы. Воссоздание сети жизни – вещь непростая. Куда проще себя от нее освободить, чем пытаться ее воспроизвести. – Он глянул на собаку. – К несчастью, этому нашему другу не выжить в среде жукотеха. Черви его переварят так же быстро, как все прочее. Чтобы получить животное, надо изготавливать его с нуля. И если подумать, какой в этом смысл? Получить биоробота без рук?
Он засмеялся и пошел к своему кораблю.
Мы переглянулись. Я побежал за доктором и догнал его возле люка, ведущего на полосу. Он готов был его открыть.
– Ваши кентавры теперь меня знают?
– Да, вас определили как своего.
– Это хорошо.
Он раскрыл диафрагму люка и вышел на холод.
Я двинулся за ним.
– Постойте! Что нам с ней делать?
– Вы про собаку? – Ученый влез в корабль и начал пристегиваться. Вокруг нас ревел ветер, жаля лицо крошкой из куч хвостов. – Верните обратно в ямы. Или можете съесть, наверное. Я так понимаю, что это деликатес. Существуют рецепты для приготовления животных. Требуют некоторого времени, но результаты совершенно экстраординарные.
Пилот Мушаррафа начал раскручивать турбины.
– Вы шутите?
Мушарраф пожал плечами и крикнул, перекрывая шум двигателей:
– А вы попробуйте! Еще один элемент нашего наследия, отмерший в эпоху жукотеха!
Он задернул дверь полетного кокона, запечатав себя внутри. Турбины взвыли сильнее, пилот махнул мне, требуя осободить поток, и корабль медленно поднялся в небо.
Лиза и Яак не могли договориться, что делать с собакой. У нас были свои протоколы для решения конфликтов– племя убийц, без них мы бы не выжили. Обычно мы приходили к консенсусу, но иногда вступали в конфликт и каждый держался своей позиции – после этого мало что можно было сделать, кроме смертоубийства. Лиза и Яак стояли на своем, и через пару дней перебранок, с угрозами Лизы сварить эту тварь ночью, когда Яак отвернется, мы наконец-то решили проголосовать. Мой голос должен был внести ясность.
– А я говорю, съедим, – сказала Лиза.
Мы сидели в зале мониторов, разглядывая спутниковые снимки гор хвостов и инфракрасные пятна шахтных ботов, вкапывающихся в землю. В одном углу лежал в своей клетке предмет нашей дискуссии – его приволок туда Яак в надежде повлиять на результат. Сам Яак повернулся на стуле, отвлекаясь от карт.
– А я думаю, сохраним. Это круто, ну, по-старинному, да? У кого сейчас есть настоящая собака?
– А кому нужны эти хлопоты? – возразила Лиза. – Давай лучше настоящее мясо попробуем.
Бритвами она провела полосу себе на предплечье, мазнула пальцем кровавые бусины и попробовала на вкус. Рана закрылась.
Они оба смотрели на меня, я смотрел на потолок.
– Вы уверены, что сами решить не можете?
Лиза улыбнулась:
– Брось, Чен. Тебе решать. Находка-то групповая. Яак ведь не обидится? Не обидишься, Яак?
Тот посмотрел на нее нехорошо.
Я взглянул на Яака.
– Не хочу, чтобы корм для собаки шел за счет бонусов нашей группы. Мы же договорились потратить их на новую «Реакцию погружения». Старая мне жуть как надоела.
Яак пожал плечами:
– Меня устраивает, могу платить из своих. Не буду себе финтифлюшек накупать.
Я откинулся на кресле – ответ был неожиданный. Посмотрел на Лизу:
– Ладно, раз Яак хочет сам платить за нее, думаю, можно оставить.
Лиза уставилась на меня, не веря своим ушам.
– Но мы могли бы ее сварить!
Я посмотрел на собаку в клетке. Она тяжело дышала.
– Это как иметь свой зоопарк. Мне даже нравится.
Мушарраф и «По фаундейшн» взялись снабжать нас гранулами корма для собаки, а Яак нашел в какой-то старой базе данных информацию, как закрепить сломанные кости. И купил водяной фильтр, чтобы собака могла пить.
Я считал, что принял удачное решение, возложив издержки на Яака, однако не предвидел сложности нахождения в бункере немодифицированного организма. Собака обгадила весь пол, а иногда отказывалась от пищи и ее вдруг тошнило без всякой причины, и выздоравливала она медленно, так что мы все оказались в сиделках у этой твари, лежащей у себя в клетке. Я все ждал, что Лиза как-нибудь ночью свернет ей шею, но она, хотя и ворчала, собаку не прикончила.
Яак пытался действовать как Мушарраф – разговаривал с собакой. Лазил по библиотекам и читал о собаках прежних времен.
Как они бегали стаями.
Как люди их разводили.
Мы пытались сообразить, что это за порода, но не особенно сузили круг гипотез, а потом Яак выяснил, что все собаки могли друг с другом скрещиваться, так что можно было лишь предполагать, что это большая овчарка с головой, быть может, от ротвейлера и примесью еще каких-то собачьих – волка там, койота или еще кого.
Яак думал, что в ней присутствует койот, потому что считалось, что они хорошо адаптируются, а наша собака, кто бы она ни была, умеет адаптироваться, раз выжила среди ям с хвостами. У нее нет наших усилений, и все равно она жила среди кислотных отходов. Даже на Лизу это произвело впечатление.