Пристыженный юноша признался, что ничего этого не видел, ибо все внимание его было приковано к тем каплям масла, что доверил ему хозяин.
«Ступай назад и осмотри все чудеса в моем доме, — сказал тогда Мудрец. — Нельзя доверять человеку, пока не узнаешь, где и как он живет».
С ложечкой в руке юноша вновь двинулся по залам и коридорам. На этот раз он был не так скован и разглядывал редкости и диковины, все произведения искусства, украшавшие комнаты. Он осмотрел сады и окружавшие замок горы, оценил прелесть цветов и искусное расположение картин и статуй. Вернувшись к Мудрецу, он подробно перечислил все, что видел.
«А где те две капли масла, которые я просил донести и не пролить?» — спросил Мудрец.
И тут юноша увидел, что капли пролиты.
«Вот это и есть единственный совет, который я могу тебе дать, — сказал ему мудрейший из мудрых. — Секрет счастья в том, чтобы видеть все, чем чуден и славен мир, и никогда при этом не забывать о двух каплях масла в чайной ложке».
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Сантьяго, выслушав рассказ, долго молчал. Он понял, что хотел сказать ему старик. Пастух любит странствовать, но никогда не забывает о своих овцах.
Пристально глядя на Сантьяго, царь Мельхиседек соединил руки и странным жестом провел ими в воздухе над его головой. А потом пошел своей дорогой, забрав с собою овец.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Над маленьким городком Тарифой возвышается старинная крепость, построенная еще маврами. Если взойти на башню, откроется вид на площадь, где стоит лоток торговца кукурузой, видна отсюда и полоска африканского побережья. И в тот день на крепостной стене сидел, подставив лицо восточному ветру, Мельхиседек, царь Салима. Овцы, встревоженные столькими переменами в своей судьбе, жались в кучу немного поодаль от нового хозяина. Главное, что их по-прежнему интересовало, — это пропитание.
Глядя на небольшой баркас, стоявший на рейде, Мельхиседек думал о том, что никогда больше не увидит этого юношу, как ни разу не видел и Авраама после того, как тот отдал ему десятину.
У Бессмертных не должно быть желаний, потому что у них нет здесь своего Пути. И все же Мельхиседек в глубине души тайно желал, чтобы юноше по имени Сантьяго сопутствовала удача.
«Жаль, что он сейчас же позабудет даже, как меня зовут, — думал он. — Надо было повторить мое имя. Чтобы он, упоминая меня, называл неведомого старика “Мельхиседек, царь Салима”».
Он поднял глаза к небу и, несколько смутившись, произнес:
— Я знаю, Господи, что все это «суета сует», по слову Твоему. Но иногда и старый царь может гордиться собой.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
«Странное место эта Африка», — думал Сантьяго.
Он сидел в маленькой харчевне — одной из тех, что так часто встречались ему на узких улочках этого города. Несколько человек, передавая друг другу, курили по очереди огромную трубку. За эти часы он видел мужчин, которые шли взявшись за руки, женщин с закрытыми лицами, священнослужителей, которые взбирались на высокие башни и нараспев что-то оттуда выкрикивали, а все вокруг при этом опускались на колени и били о землю лбом.
«Край сарацинов. Здесь их обычаи», — сказал он сам себе.
В детстве в их деревенской церкви он видел образ Святого Иакова — победитель мавров изображен был верхом на белом коне, с поднятым мечом в руке, а перед ним простирались ниц зловещего облика люди, похожие на тех, что сидели теперь в харчевне рядом с Сантьяго. Юноше было не по себе — он чувствовал себя ужасно одиноким.
К тому же в предотъездной суматохе он совсем упустил из виду одно обстоятельство, которое вполне могло бы надолго закрыть ему путь к сокровищам. В этой стране все говорили по-арабски.
К нему подошел хозяин, и Сантьяго знаками попросил принести ему то же, что пили за соседним столом. Это оказался горьковатый чай. Юноша предпочел бы вино.
Впрочем, все это не имело значения — надо было думать лишь о сокровище и о том, как до него добраться. Денег от продажи овец он выручил немало, они лежали у него в кармане, успев проявить свое волшебное свойство — с ними человеку не так одиноко. Очень скоро, всего через несколько дней, он уже будет у пирамид. Старик с нагрудником из чистого золота вряд ли стал бы его обманывать, чтобы разжиться полудюжиной овец.
Он говорил ему о знаках, и Сантьяго, покуда пересекал пролив, все думал о них. Он понимал, о чем идет речь: бродя по Андалусии, юноша научился узнавать на земле и на небе приметы того, что ждет впереди. Птица могла оповещать, что где-то притаилась змея; кустарник указывал, что неподалеку найдется ручей или река. Всему этому его научили овцы.
«Если Бог их ведет, Он и мне не даст сбиться с пути», — подумал Сантьяго и немного успокоился. Даже чай показался не таким горьким.
— Ты кто будешь? — послышалась вдруг испанская речь.
Сантьяго вздохнул с облегчением: он думал о знаках, и вот подан знак. Окликнувший его был примерно одного с ним возраста, одет на европейский манер, только цвет кожи указывал, что он местный.
— Откуда ты знаешь испанский? — спросил Сантьяго.
— Здесь почти все его знают. Испания в двух часах пути.
— Присядь, я хочу тебя угостить чем-нибудь. Закажи вина себе и мне. Чай мне не по вкусу.
— В этой стране вина не пьют, — ответил тот. — Вера запрещает.
Тогда Сантьяго сообщил, что ему нужно добраться до пирамид. Он чуть было не проговорился о сокровищах, но вовремя прикусил язык: чего доброго, араб потребует часть их в качестве платы за то, что поможет ему туда добраться. Он помнил слова старика: не следует обещать то, что тебе не принадлежит.
— Не можешь ли довести меня до пирамид? Я бы тебе за это заплатил.
— А ты хоть представляешь, где это?
Сантьяго заметил, что хозяин подошел вплотную и внимательно прислушивается к разговору.
При нем говорить не хотелось, однако он боялся упустить так удачно найденного проводника.
— Тебе придется пересечь всю Сахару, — сказал тот. — А для этого понадобятся деньги. Есть они у тебя?
Сантьяго этот вопрос удивил. Но он помнил слова старика: если ты чего-нибудь хочешь, вся Вселенная будет способствовать тому, чтобы желание твое сбылось. И, достав из кармана деньги, он показал их арабу. Хозяин подошел еще ближе и уставился на них, а потом перебросился с юношей парой слов по-арабски. Сантьяго показалось, что хозяин на что-то сердится.
— Пойдем-ка отсюда, — сказал юноша. — Он не хочет, чтобы мы тут сидели.
Сантьяго с радостью поднялся и хотел было уплатить по счету, но хозяин схватил его за руку и стал что-то говорить. У Сантьяго хватило бы силы высвободиться, но он был в чужой стране и не знал, как здесь себя вести в таких случаях. К счастью, новый знакомый оттолкнул хозяина и вытащил Сантьяго из харчевни на улицу.
— Он хотел отнять у тебя деньги. Танжер не похож на другие африканские города. Это порт, а в порту всегда полно жуликов.
Ему можно доверять. Он помог ему в критической ситуации. Сантьяго снова достал из кармана и пересчитал деньги.
— Можем завтра же отправиться к пирамидам, — сказал араб. — Но сначала надо купить двух верблюдов.
И он взял кошелек из рук Сантьяго.
Они двинулись по узким улочкам Танжера, где на каждом шагу стояли палатки и лотки со всякой всячиной, и оказались на рыночной площади, заполненной многотысячной толпой — люди продавали, покупали, торговались, спорили. Зелень и плоды лежали радом с кинжалами, ковры — радом с разнообразными трубками. Сантьяго не сводил глаз со своего спутника — тот взял у него все деньги. Он хотел было забрать их, но счел, что это будет неучтиво. Ему были неведомы нравы и обычаи страны, в которой он сейчас находился. «Ничего, — подумал он, — я ведь внимательно слежу за ним, и этого достаточно, ибо я сильнее его».
Вдруг в груде разнообразного товара он заметил саблю, красивей которой еще никогда не видел: серебряные ножны, эфес украшен драгоценными камнями и финифтью. Сантьяго решил, что, когда вернется из Египта, непременно купит себе такую же.
— Спроси, сколько она стоит, — не оборачиваясь, сказал он своему спутнику.
В этот миг он понял, что на две секунды отвлекся, заглядевшись на саблю. Сердце у него екнуло. Он боялся оглянуться, потому что уже знал, что предстанет его глазам. Еще несколько мгновений он не сводил глаз с сабли, но потом набрался храбрости и повернул голову.
Вокруг гремел и бушевал рынок, сновали и горланили люди, лежали вперемежку ковры и орехи, медные подносы и груды зелени, шли мужчины под руку и женщины в чадрах, витали запахи неведомой снеди — и только его недавний спутник словно испарился.
Сантьяго поначалу еще уверял себя, что они случайно потеряли друг друга в толпе, и решил оставаться на месте — вдруг тот вернется. Прошло какое-то время; на высокую башню поднялся человек и что-то закричал нараспев — все тотчас упали ниц, уткнулись лбами в землю и тоже запели. А потом, словно усердные муравьи, сложили товары, закрыли палатки и лотки. Рынок опустел.
И солнце тоже стало уходить с неба; Сантьяго следил за ним долго — до тех пор, пока оно не спряталось за крыши белых домов, окружавших площадь. Он вспомнил, что, когда оно всходило сегодня, он еще был на другом континенте, был пастухом, распоряжался шестьюдесятью овцами и ждал свидания с дочкой суконщика. Еще утром ему наперед было известно все, что произойдет, когда он погонит свое стадо на пастбище.
А теперь, на закате того же дня, он в другой стране, где он чужак в чужом краю и даже не понимает языка, на котором говорят местные жители. Он уже не пастух, он лишился всего — и прежде всего денег, а значит, уже не может вернуться и начать все сначала.
«И все это случилось между восходом и закатом солнца», — думал юноша. Ему было жаль себя, и он горько сокрушался о том, что жизнь его изменилась так внезапно и так круто.
Плакать было стыдно. Он даже перед своими овцами стеснялся плакать. Однако рыночная площадь уже опустела, а он был один и вдали от родины.