А качка́ на другой борт не последовало. Палуба выпрямилась, и моряки поглядели на ботана пожалуй что со страхом.
– Ты что натворил? – шёпотом сказал Костя. – Ты былину-то читал? Морской царь теперь как начнёт зажигать, и поднимется это… вроде цунами… И кранты…
– Не поднимется, – сказал ботан. – Я туда диск с музыкой для релаксации заправил.
– Для чего?
– Это чтобы расслабиться и быстрей уснуть.
– И уснёт? Ты отвечаешь?
– Сам посмотри. Я ведь ещё видеокамеру туда приладил, соединённую с мобильником. Чего только нет у деда Европеича в сарайке!
С этими словами Джульверн извлёк из заспинного кармана джинсовой жилетки ноутбук и раскрыл его.
– Сейчас настрою…
Команда «Царевны» во главе с капитаном подошла поближе, чтобы посмотреть на чародейство. Колобок попробовал протиснуться, но не преуспел. Тогда Виссарион Глобальный стал теребить Костю за штанину, пока богатырь не подсадил вожатого себе на шею.
На дисплее возник картинный пейзаж морского дна – ярко-красные кораллы, колышущиеся водоросли, пёстрые рыбки…
– Ага, вот он…
И чуть не уронил компьютер. И старые морские волки, и сам Садко разинули рты. Не говоря уже про Костю Жихарева.
Костя-то надеялся увидеть бодрого старца в короне, с трезубцем в руке и с ластами на ногах – как на иллюстрации в сборнике былин или на празднике Нептуна в детском лагере. Надо думать, что и моряки ждали чего-то подобного. Они ничему не удивлялись, потому что в былинные времена люди твёрдо знали – чудеса случаются…
Но вместо весёлого Нептуна перед ними возникло жуткое и отвратительное чудовище – огромная бурая пупырчатая жаба. Только голова у неё была не жабья и напоминала скорее осьминожью башку с короткими щупальцами. И ноги у монстра росли не жабьи, а походили на колонны, обросшие морской тиной и моллюсками. Из-за спины твари торчали кожистые крылья летучей мыши – хоть и непонятно, зачем нужны под водой крылышки. Щупальца чудовища непрерывно шевелились, готовые хватать и присасываться. Под щупальцами чернела пасть со множеством острых клыков…
Внезапный ужас охватил юного богатыря – теперь даже Змей Горыныч вспоминался ему каким-то своим, родимым, близким, истинно русским. А с этакой бедой как управиться? Сомнительно, чтобы сие омерзительное диво морское расслабилось и улеглось дрыхнуть на песочке…
– Древний-то как сюда попал? – растерянно сказал Колобок. – Он же совсем из другой оперы…
– Кто это? – прошептал Костя. – Что делать будем?
– Потом разберёмся, – отмахнулся Нил. – Если у нас, конечно, будет «потом»… Правда, я там на всякий случай одну хитрушку поставил. Может, сработает…
Моряки «Царевны» отнеслись к увиденному намного спокойней.
– Что с нами годы-то вытворяют, как уродуют! – сочувственно вздохнул седой кормщик Семейка. – Совсем на себя стал не похож, бедолага!
– Захирел, запаршивел морской батюшка, – поддержал его рыжий повар. – Это сами мы виноваты – бросаем в воду всякую дрянь да отраву. С горя он и потерял человеческий облик, озверел. Сейчас утянет нас к себе да и сожрёт вместе с корабликом… Ништо! Дело привычное! Коли суждено нам в пучине сгинуть, тут уж ничего не поделаешь…
– Вот он, русский мужик-фаталист, – тихо проворчал Филимонов. – Тоже мне, гринписовец средневековый… Платон Каратаев…
– Да уж, Морской царь – это тебе не русалочка с тихой реченьки, – сказал Садко. – Манить да щекотать не станет. Может, и правильно я сделал, что в море не полез. Что этакое рыло может понять в моём искусстве-художестве? Шалишь! Помирать, так уж в сражении. На миру и…
Капитан не договорил, потому что тошнотворная морда приблизилась вплотную к объективу, а в жёлтых круглых глазах твари загорелась такая ненависть, что проняло даже самых заядлых фаталистов.
– К бою, – не крикнул, а тихонько сказал Садко – и сразу же оказалось, что все его люди вооружены – кто клинком, кто багром, кто топором, а кто и ведром с пожарного щита…
И даже болящий пассажир оказался на палубе – в полном доспехе и со сверкающим мечом. На мече и вправду красовалась здоровенная зазубрина – остался кусок металла во вражеском щите или даже черепе…
Костя хотел было бежать за Васькиной дубиной, но тут корабль содрогнулся – нет, само море содрогнулось! – а жёлтые вылупленные очи твари на экране затянуло белёсой плёнкой…
Царь-Жабу отбросило от объектива. Чудовище покачалось-покачалось – и медленно повалилось на спину, ломая крылья.
– Я худею! Получилось! Ай да я! Ни дня без подвига! – закричал Джульверн и запрыгал было от восторга, но крепкие моряцкие руки удержали их с ноутбуком на месте: всем хотелось посмотреть, что будет дальше.
– Я же говорю – отраву в море бросаем, вот они и дохнут почём зря, – гнул свою линию рыжий гринписовец. – Один вред всему живому от человека!
Монстр подёргался-подёргался, да и замер. Возможно, навсегда. Сейчас же к нему подплыла целая стая рыбьей мелюзги и начала клевать мерзкую плоть – в море падальщиков не меньше, чем в небе. Потом устало, словно нехотя, проскользила серая в яблоках акула. Супротив чудовища она была как кошка супротив человека. Мелкую рыбёшку словно водой смыло. Акулу, в свою очередь, прогнала чешуйчатая конечность с огромной плоской ступнёй. Следом нарисовался и владелец конечности – это как раз и был классический Морской царь в короне из кораллов, при бороде из водорослей и с позолоченным трезубцем в лапе.
– Ох ты! – сказал кормщик Семейка и перекрестился. – Ошибочка вышла. Здоров, значит, Морской царь-батюшка, во всей силе и славе… Так его, родимый! Так его, самозванца! Ножкой, ножкой по жабрам! А теперь ткни в пузо тройчаткой! В другой раз не будет людей пугать!
– Чего радуешься, дед? – оборвал его Садко. – Нам-то что за корысть? Эх, значит, всё-таки судьба мне на дно морское опуститься, на последнем на пиру трудить гусельки мои яровчатые, терзать струночки мои серебряные…
Водный владыка глянул вверх, словно услышав горькие слова капитана, покачал башкой и дал свободной верхней конечностью отмашку.
«Царевна Волхова» начала медленно-медленно двигаться вперёд.
– Всё под контролем! – хрипло доложила с мачты ненастоящая чайка.
Морской владыка на экране ухватил монстра за ноги и поволок по песку в сторону каких-то развалин.
– Отныне и до века спать ему, порождению Древних, мёртвым сном в руинах утонувшего Р’льеха, – торжественно, печально и загадочно провозгласил Колобок.
Потом по картинке забегали полосы – и всё растаяло.
– Звыняйте, хлопцы, вай-фаю ще нэма! – развёл руками ботан и закрыл ноутбук. – Я боялся, что здесь вообще ничего работать не будет…
Садко подошёл к Филимонову и крепко обнял.
– Да ты богатырь под стать товарищу, а то и шибче его! Костянтинушко своего Горыныча только покалечил, а ты вон какого зверя напрочь завалил! Смело требуй себе такую же богатыристику! Всей ватагой поручимся – ведь теперь Морской царь нашему кораблику везде дорогу даст, коли мы его супостата повергли!
Джульверн изобразил смущённую улыбку и лицемерно потупил глаза.
Владыка морей дал не только дорогу, но и попутный ветер – «Волхова» так понеслась по волнам, что дух перехватывало.
– По местам! – рявкнул Садко.
…Когда друзья устроились на своей любимой корме, Костя спросил:
– Чем ты его? Правда, что ли, отравой?
– Никакой отравы, – сказал Джульверн. – Я там электрошокер пристроил. Ну, пришлось начинку немножко модернизировать. Помнишь, когда собирались, днём свет погас?
– Ну, – сказал богатырь. – Это же деревня, обычное дело. Где-то провод оборвало…
– Нет, это я подключал свою хитрушку на подзарядку. Ну, она и шарахнула, когда чудище стало ящик ломать. Видимо, музыка моя ему не понравилась! Вот и напросился. Такой разряд, да ещё в солёной воде… У бедняжки не было шансов!
– Да что это за тварь, откуда?
– Сейчас вспомню, – сказал Филимонов. – Вот, на языке вертится…
– Тогда пусть там, на языке, и останется, – сказал Колобок, удобно примостившийся на бухте каната. – Ни к чему его лишний раз поминать. Мы и без того направляемся в места довольно мрачные и трагические. Переходим из Руси Былинной в Европу Легендарную…
К ним подошёл пассажир – всё ещё в латах и с мечом.
– Прекрасные сэры, – сказал он, подняв забрало. – Что здесь произошло? Я ничего не понял!
– Уж такие мы загадочные, – сказал Колобок. – Мы и сами-то себя часто не понимаем, отважный Тристан из Лионесса…
Кровь, любовь, яд и слёзы
Много поколений европейцы (а чаще европейки) грустили и даже плакали, внимая душераздирающей истории о рыцаре Тристане и королеве Изольде.
Да и как могло быть иначе? Ведь само имя рыцаря означало «рождённый в тоске и скорби». Принц Пичалька! Такое имя дала сыну его мать, прекрасная королева Бланшефлёр, умирая после родов. В Средние века подобная смерть была обычным делом, пока до лекарей и повивальных бабок (так называли тогдашних акушерок) не дошло, что руки надо мыть перед процедурой. После чего женская смертность резко пошла на убыль.
Ну, с таким-то имечком было бы нелепо рассчитывать на беспечальную жизнь. Папаша его немедленно женился снова, а уж мачеха попыталась отравить малыша, и пришлось его отправить во Францию с верным человеком.
Старый наставник Говернал воспитал Тристана отважным и умелым бойцом. И поехал юноша искать счастья ко двору корнуолльского короля Марка, что приходился ему родным дядей. Тем более что и мачеха к тому времени померла – лёгкая рука была у Тристанова папаши…
Но герой не ищет простых решений, а называется вымышленным именем. Только завоевав мечом кое-какой авторитет, он открывается родственнику.
Тристан победил в поединке ирландского великана Морхольта (как раз в великаньем черепе и застрял осколок меча), но клинок великана был смазан ядом. Настигла всё же его отрава!
Умирающего юношу положили в лодку и отправили в море на волю волн. Волны заботливо принесли лодку к дочери ирландского короля Изольде. К счастью, принцесса неплохо разбиралась в медицине и выходила Тристана. Он прикинулся было музыкантом, но кто-то опознал убийцу великана, и героя на пинках выгнали с острова. Но почему-то не убили – загадочна, оказывается, и кельтская душа!