[145]. Пока он пытался сообразить, бороться или убегать, раздался второй хлопок, и его захлестнула волна боли в спине, тело обмякло, он опустился на колени, а потом с шумом стукнулся о мраморный пол.
Джеймс Блейн, госсекретарь, сопровождал президента к станции, чтобы улучить в экипаже лишние пару минут для обсуждения рабочих вопросов. Оба бородатые и харизматичные, они вошли в здание станции рука об руку, увлеченные разговором о том, каким войдет в историю президентский срок Гарфилда. Но когда Блейн увидел, как его друг падает на пол, благодушная беседа оборвалась, и умудренный опытом политик и оратор прокричал: «Боже мой, его убили»[146]. После отпуска Гарфилду предстояло совершить много больших и важных дел. Но все мечты и идеи рухнули вместе с упавшим на пол телом.
Следующие несколько минут длились бесконечно. Когда Гарфилд поднял взгляд, то увидел нависающие над ним незнакомые лица. Около президента собралась почти дюжина докторов: кого-то пригласили со станции, кого-то с улицы, кого-то из близлежащих частных практик. Гарфилда мучила невыносимая боль, отчего его ум был одновременно и ясным, и затуманенным. Один за другим доктора поворачивали его, чтобы обследовать рану, и с каждым прикосновением к ней грязных пальцев и хирургических инструментов боль пронзала его тело. Когда врачи прекратили терзать президента, то заверили его, что он выживет, хотя сами сомневались в этом.
Наконец Гарфилда перевезли в Белый дом на конной карете скорой помощи. Она подпрыгивала на каждом булыжнике, отдаваясь болью, а жизнь будто вытекала из тела с каждой каплей крови, обагряющей серый летний костюм. Сначала доктора убеждали друг друга, что Гарфилд выживет, но со временем, после более тщательного обследования, медицинское заключение изменилось. Вдобавок к непрекращающейся боли Гарфилд не мог не думать о жене. Он попросил близкого друга-сослуживца, полковника Алмона Рокуэлла, отправить ей сообщение в Элберон, штат Нью-Джерси. Когда Лукреция открыла нежданную телеграмму, то прочла: «Президент просил меня передать вам, что серьезно ранен». Сообщение заканчивалось словами: «Он в сознании и надеется, что вы вскоре приедете к нему. Он передает вам сердечный привет»[147]. У едва выздоровевшей Лукреции, которая находилась в Нью-Джерси в нескольких часах пути от своего мужа, теперь была одна цель – быстрее добраться до него. У Гарфилда, балансирующего на грани жизни и смерти, тоже была одна цель – дотянуть до рассвета.
Все, кто знал Джеймса Абрама Гарфилда, считали его добрым, честным, волевым и очень умным человеком. Он вырос в бедной семье на ферме в Огайо, неподалеку от Кливленда, и вырвался из бедности благодаря образованию. Его блестящие способности были безграничны, но их легко было продемонстрировать. Рассказывали, что он мог одновременно делать два перевода английского текста: на греческий и на латынь, записывая их разными руками. Гарфилд стал президентом небольшого колледжа, потом был генералом армии Севера и членом Палаты представителей от штата Огайо и наконец занял высочайший пост в стране в качестве ее двадцатого президента. В возрасте сорока девяти лет голубоглазому богатырю Гарфилду было суждено стать одним из величайших глав государства. Как Линкольн, он имел прогрессивные взгляды на проблемы чернокожего населения, и, как Кеннеди, был харизматичным оратором с обаянием суперзвезды. Но, как и эти двое, Гарфилд оказался под губительным прицелом убийцы.
В президента выстрелил сорокалетний бродяга Чарльз Гито. Худощавый и невысокий Гито, весом 130 фунтов (менее 60 кг), одетый в тот летний день в черный костюм, имел русую бородку, желтоватый цвет лица[148] и отрешенный взгляд серых глаз. Гито, который явно был психически неуравновешенным, не везло ни в чем: он потерпел неудачу и в юриспруденции, и в продаже страховок, и в проповедовании Евангелия, и в попытке учредить газету. У него не было предпринимательской жилки, но он отказывался в это верить.
На вокзале у Гито в кармане лежало письмо, утверждающее, что выстрел в президента «политическая необходимость»[149] ради прихода к власти другой фракции республиканской партии, которую Гито фанатично поддерживал. Он родился во Фрипорте, штат Иллинойс, но мотался с места на место: север штата Нью-Йорк, потом Чикаго, далее Бостон, а потом Хобокен, штат Нью-Джерси, – нередко не оплатив проживания перед очередным переездом. Гито надеялся получить назначение на одну из тысяч вакансий в новой администрации Гарфилда. Его десятки раз видели у Белого дома. Он пытался добиться должности генерального консула в Париже. Ему каждый раз отказывали, и он никак не мог понять, почему. В какой-то момент ему пришла в голову идея убрать Гарфилда. Как-то раз он написал: «Если бы не президент, все было бы лучше»[150].
По прошествии всего нескольких часов после того, как в Вашингтоне прозвучали выстрелы, о них уже знал каждый житель Нью-Йорка. Телеграфные и газетные конторы в 1881 г. размещали тексты телеграмм на уличных досках размером со школьные, уведомляя горожан о дневных происшествиях. А фермеры собирались у железнодорожных станций, потому что телеграфные линии шли вдоль рельсов. Люди все больше привыкали к газетным публикациям о событиях в других частях страны. К 1861 г., во время президентства Линкольна, новостные агентства вроде Associated Press передавали депеши на расстояния в десятки тысяч миль по пересекающим всю страну телеграфным проводам компании Western Union. Со времен Гражданской войны сообщения о военных сражениях и прочие известия издалека стали обычным делом, путешествуя по сети проводов из Нью-Йорка в Чикаго, Цинциннати, Сент-Луис, Новый Орлеан, Калифорнию и все промежуточные пункты. Газеты выдавали все новые истории, а публика жадно их глотала.
С момента выхода номера The New York Times с заголовком «Убийца выстрелил в президента Гарфилда» внимание нации было приковано к новости, ведь люди боготворили Гарфилда. Хотя его президентский срок продлился всего четыре месяца, он был обожаемым, популярным оратором со времен его выступлений в Конгрессе. Пока он боролся за жизнь, чернокожие молились за него, ведь Гарфилд поддерживал идею равенства для освобожденных рабов[151]. Иммигранты на восточном побережье молились за него, ведь он был из бедной семьи[152]. Запад страны молился за него, ведь он был сыном первых поселенцев из сельского Западного резервного района. Удивительно, что за него молились даже на юге страны. Гарфилд, будучи аболиционистом, посягал на источник дохода южан, но он также верил в образование и предпринимательство[153]. Передаваемые телеграфом новости о Гарфилде объединяли эти разрозненные группы.
На следующий день толпы собрались у телеграфных станций, окружив их в несколько рядов, и все испытали облегчение, увидев на доске сообщение: «преобладают обнадеживающие мнения»[154]. Также репортаж гласил: «температура и дыхание пришли в норму». Гарфилд пережил эту ночь. Тем вечером он воспрянул духом благодаря приезду жены, примчавшейся к нему на всех парах. Лукреция не отходила от его постели, а все растущие толпы дежурили у досок объявлений.
У преданного личного секретаря Гарфилда, двадцатитрехлетнего Джозефа Стенли-Брауна, была незавидная задача – рассылать прессе телеграммы из Белого дома, обеспечивая связь между президентом и народом. Ежедневные сводки о состоянии главы государства выпускались три раза в день – утром, в полдень и вечером. Приводились мельчайшие подробности. Они описывали, насколько хорошо Гарфилд спал, что ел, в каком он настроении. Для публики, склонной к медицине, всегда указывались показатели температуры, пульса и дыхания. Большинство сводок были краткими и уведомляли граждан, что со времени предыдущего сообщения значительных изменений не произошло или что его состояние удовлетворительное.
В течение последующих двух недель преобладали приятные новости. Из регулярных сводок публика узнавала, что президент в хорошем настроении (7 июля 1881 г.), поел «твердой пищи» (17 июля), что он «спокоен и весел» (29 июля) и с удовольствием вздремнул[155] (31 июля). Когда 24 июля Гарфилду сделали операцию в области входного отверстия пули, доктора сообщили и об этом. Эти врачи считали, что пуля – главная проблема Гарфилда, и стремились во что бы то ни стало найти ее. Дошло до того, что за помощью обратились к Александру Беллу, изобретателю телефона, который к тому же был конструктором металлоискателя, издающего звук при непосредственной близости от металла. Белл пришел к постели Гарфилда в Белом доме 26 июля, пытаясь по звуку понять, где застрял свинец. Но злодейскую пулю в президентском теле[156] так и не обнаружили.
Поток официальных сводок из Белого дома продолжался. Спустя почти месяц после покушения, 1 августа, Гарфилд «чувствовал себя лучше»[157]. Казалось, президент выздоравливает, и народ был окрылен надеждой. В начале августа пару недель подряд сводки утверждали, что у Гарфилда «отличный день», а в одной из них даже упоминался его «сладкий сон»[158]. Президента удивляла реакция людей, он парировал: «Мне кажется, люди должны были устать от того, что им преподносят меня таким образом»[159]. Но напротив – страна желала все знать и быть на связи со своим лидером. С самого дня выстрела «в Белый дом хлынули телеграммы