Когда бы его жена Ребекка ни звала мужа снизу, ответом ей была тишина или пара слов. И только когда он приходил к столу, у жены и приемных детей появлялась редкая возможность получить его бесценное внимание. В жизни ему мало что было нужно: еда, Бог и религиозное благолепие самых маленьких из его прихожан – и он устроил воскресную школу у себя в гостиной. Именно происшествие в воскресной школе привело к тому, что он стал проводить все свое время на чердаке.
Рассказывая библейские истории в воскресной школе, Гудвин хотел демонстрировать изображения. Так что он призвал свой приход и епархию к покупке проектора, который называли волшебным фонарем. Его молитвы были услышаны, и Гудвин смог раздобыть несколько современных американских пейзажей, но картинок с библейскими сюжетами было очень мало. К счастью, Гудвин обожал фотографию и был готов создать собственные иллюстрации к Священному Писанию на стеклянных пластинках, чтобы показывать юной пастве.
В 1880-х гг. заниматься фотографией могли только физически крепкие люди вроде Гудвина. Тяжелое оборудование требовало силы слона, но в то же время грации паука, чтобы переносить увесистые принадлежности, не разбив хрупкие стеклянные пластинки. Когда Гудвин находил живописную панораму, он брал тяжелую стеклянную пластинку и окунал в емкость со светочувствительным раствором (все это делалось в затемненной палатке). Так пластинка подготавливалась для камеры. Иногда пластины продавались уже готовыми для съемки, с нанесенным на них толстым слоем химикатов, ведь искусство фотографии развивалось. Сделав снимки, Гудвин обрабатывал их другими веществами, чтобы проявить и зафиксировать картинку. После всех этих трудов и забот у него получались фотографии, которые он показывал в своей гостиной детям, желающим изучать Библию.
Гудвин был доволен своими произведениями, но с сожалением обнаружил, что стекло и дети в воскресной школе – не лучшее сочетание. Когда его помощники вставляли эти хрупкие картинки в волшебный фонарь, стекло часто трескалось или билось. После множества разбитых пластинок, несмотря на самые искренние извинения виновников, отец Гудвин начал терять терпение и задумал создать такие прочные фотографии, чтобы они могли пережить как можно больше благонамеренных рук.
Вот что заставило Гудвина проводить все свободное время на чердаке. Вот из-за чего он стал чужим в собственной семье и среди прихожан. Вот почему на его руках и одежде были пятна. Он пытался создать гибкую пластиковую пленку, способную хранить изображение и не такую хрупкую.
Благочестивый епископальный священник может показаться неожиданной кандидатурой на роль изобретателя, но он всегда отличался живым умом и умением работать с инструментами. Родившись в апреле 1823 г. в городке Улисс, штат Нью-Йорк, что в десяти милях к северу от Итаки, Ганнибал Гудвин вырос у озер Фингер. Детство Гудвина прошло на ферме, и он был неисправимым проказником. Рассказывали, что в результате его очередной шалости обычная прогулка с отцом закончилась тем, что им пришлось убегать от медведя[217]. Розыгрыши Ганнибала никогда не имели злого умысла, будучи всего лишь развлечением для скучающего творческого ума.
Попытки Гудвина найти свое призвание напоминали траекторию шарика в пинболе. В 1844 г. он поступил в Йельскую школу права, затем в Уэслианский университет в Мидлтауне, штат Коннектикут, после чего обосновался в Юнион-колледже в городе Скенектади, изучая разнообразные общеобразовательные предметы (от английского языка до химии). Окончив в 1848 г. бакалавриат, он нашел дорогу к Богу и посещал Нью-Йоркскую объединенную теологическую семинарию, чтобы стать епископальным проповедником. После того как Гудвина посвятили в духовный сан, он работал в Пенсильвании и Нью-Джерси, а позже и в долине Напа в Калифорнии, прежде чем вернуться в Ньюарк, штат Нью-Джерси, и осесть там в качестве пятого приходского священника в Доме молитвы.
В 1870 г. население Ньюарка составляло 105 000 человек; город считался производственным центром и домом для многих крупных промышленников. Томас Эдисон жил в Ньюарке до переезда в тихий Менло-Парк. В Ньюарке жил также Джон Хайат (1837–1920), производивший инновационный пластик под названием целлулоид в Celluloid Company. Изначально пластик использовали вместо слоновой кости для изготовления бильярдных шаров, гребней, косточек для воротников рубашек, запонок, кнопок, фортепианных клавиш и игрушек. Так что Гудвин счел, что этот популярный материал подойдет для его библейских картинок. Хайат продавал его в форме листов, прутов и трубок, а также в виде лака. Celluloid Company находилась по адресу Механик-стрит, 47, в Ньюарке, в миле к югу от дома Гудвина, так что он сел в конную повозку (их называли dinkie) и поехал за целлулоидом.
Ганнибал Гудвин накупил разных химикатов и принадлежностей, чтобы изготовить фотопленку для демонстрации картинок в воскресной школе. Он хотел, чтобы пленка была толщиной с волосок. И чтобы сделать такую пленку, он обратился к науке. «Во время учебы в колледже я немного подучился химии, – говорил Гудвин. – С этими знаниями я экспериментирую практически вслепую, добавляя химикаты и натуральные компоненты в совершенно новых сочетаниях»[218].
Гудвин хотел растворить кусок нитроцеллюлозы, а затем добиться его оседания в растворе тонким слоем, как снег оседает в игрушечном снежном шаре. Его окончательная рецептура дала именно такой результат. Он смешивал нитроцеллюлозу с жидким нитробензолом, получая густой сироп, затем разводил смесь этиловым спиртом и водой и наливал ее на стеклянную пластинку для выдыхания. Каждый из этих ингредиентов играл роль в создании тонких слоев пластика: нитробензол и спирт действовали как черепаха и заяц, ведь нитробензол испаряется медленно, а спирт – быстро. Такая комбинация позволяла нитроцеллюлозе распределиться по стеклу и медленно выпадать в осадок, покрывая поверхность, как при долгом снегопаде.
Потратив на опыты десять лет и однажды чуть не взорвав свой чердак, Гудвин подал патентную заявку на катушку пластиковой пленки для фотографических изображений. Он как раз достиг возраста, в котором церковнослужители уходят на пенсию, и думал о начале новой жизни и финансовом будущем, ведь он почти не копил деньги, тратя их все на семью, помощь нуждающимся и химические эксперименты. Но пастор был уверен, что его изобретение пригодится фотографам, так как в журналах писали о потребности в пленке «легкой, как бумага, и прозрачной, как стекло»[219]. Изобретение Гудвина удовлетворяло обоим критериям и к тому же позволяло фотографам делать снимки быстро благодаря длине пленки на катушке. Он верил, что патент проложит ему дорогу к финансовому благополучию. Но он и не подозревал, что один из самых богатых его современников – Джордж Истман из компании Eastman Kodak – думал ровно о том же.
В 1887 г., после двадцати лет службы, преподобный Ганнибал Гудвин собирался покинуть службу в Доме молитвы. Его здоровье ухудшилось, мешая ему выполнять свои обязанности. Его календарь разгрузился, и Гудвин проводил время в одиночестве на чердаке, совершенствуя технологию изготовления фотопленки. Со временем он смог довести длину лент из пластика до десяти, тридцати, а затем и до пятидесяти футов[220]. Вскоре он намеревался подать заявку на патент.
Когда крокусы пробились через снег, остававшийся кое-где после знаменитой метели 1886 г., Гудвин вносил последние штрихи в свой шедевр: готовил патентную заявку. И 2 мая 1887 г. он подал в патентное ведомство заявку на «Фотографическую пленку и процесс ее изготовления», описывающую как изобретение пленки (тонкого слоя), так и способ ее изготовления. Впрочем, умение пастора проповедовать с кафедры сослужило не слишком хорошую службу в составлении юридического документа. Большинство заявок занимало не более пятидесяти страниц на тонкой бумаге, написанных ясно и отчетливо. Заявка Гудвина была толщиной с Библию и читалась примерно так же. В общем, его работа застряла в папке входящих сообщений патентного эксперта.
Гудвин много раз приезжал в патентное ведомство в Вашингтоне, чтобы ускорить рассмотрение, но поторопить это ведомство, как и его сохнущие на стекле пленки, было невозможно.
Отец Гудвин ждал новостей, работая над другими изобретениями, а еще он написал Джорджу Истману, производителю камер и пленки, с просьбой нанести покрытие и сделать светочувствительным его образец длиной семнадцать футов[221] – ведь Гудвин был уверен, что его идея уже защищена от копирования и кражи. Истман заинтересовался и ответил проповеднику, задав бессчетное количество вопросов о его работе. Отец Гудвин рассказал магнату, где покупает химикаты, а также отправил Истману некоторые материалы. Письма помогали Гудвину скоротать время, пока он дожидался ответа из патентного ведомства, и приближали еще на шаг к будущему финансовому благополучию.
В разгар переписки 6 апреля 1889 г. Джордж Истман подал в патентное ведомство заявку на свой патент, на два года позже Гудвина; там описывался процесс заливки химического раствора и его выпаривания для получения пленки. Вдобавок, несколькими днями позже, 9 апреля заявку на тот же процесс подал один из сотрудников Истмана, химик Генри Райхенбах. В патентном ведомстве сочли, что три патента – от Гудвина, Истмана и Райхенбаха – выглядят слишком похожими, так что начался процесс выяснения, кто был первым. Истман отозвал свою заявку, предоставив возможность бороться Райхенбаху и Гудвину. В ходе разбирательства Гудвин изложил свои доводы и принес образцы пленки, сделанной им в 1887 г. Благодаря этим доказательствам патентное ведомство объявило заявку Гудвина приоритетной и разрешило ему продолжать. Он чувствовал себя победителем, но не понимал, что работа еще не окончена. Когда Eastman Company признала его автором изобретения, Гудвин решил – «вопрос улажен окончательно»