Валютный экстремизм бытовал и на уровне общесоюзного руководства, хотя о допустимости валютной проституции прямо никто не говорил. Одно из главных валютных ведомств страны, Наркомфин, в интересах получения валюты ратовало за развлечения в портах. Осенью 1931 года член главной коллегии Наркомфина Рейхель сетовал на то, что в некоторые портовые кафе не допускали женщин и пили исключительно в мужском обществе. Слишком строгие нравы у местной власти, считал он, нужны развлечения, музыка, кегельбан. Правление Торгсина в Москве довольно долго бездействовало в скандальном деле портовых торгсинов. Зачем резать курицу, несущую золотые яйца? Когда в январе 1933 года Интернационал моряков поднял шум вокруг порядков в Одесском порту, зампредседателя Торгсина Бошкович предложил управляющему Одесской конторы всего лишь «принять ряд оздоровительных мероприятий, могущих обеспечить поступление инвалюты, не дискредитируя при этом наше учреждение». При этом Бошкович признал: «Мы, конечно, не можем отказаться от извлечения инвалюты от иностранных моряков и капитанов, в силу чего и пошли на организацию такого бара». И новый председатель правления Сташевский в директивном письме местным конторам в феврале 1933 года предлагал провести в портах опять-таки лишь частичные меры – заменить обслуживающий персонал баров работниками-мужчинами и «не открывать там горячих кухонь, ограничившись продажей исключительно холодных закусок». Требование Сташевского «не отказываться от максимума извлечения инвалюты от иноморяков» предопределило провал частичных «оздоровительных мер» в борьбе с валютным экстремизмом портовых торгсинов.
Войну против валютной проституции в портовых торгсинах вели лишь портовые интерклубы. А что им оставалось делать? Читальни, лекции о преимуществах социализма да бедный буфет не могли конкурировать со злачным Торгсином. Благодаря поднятой шумихе дело о проституции и спекуляции в портах достигло верхов: в 1933 году ЦКК РКИ обсуждал методы работы портовых баров. Затем последовали радикальные меры. Замнаркома внешней торговли М. А. Логановский (1895–1938) приказал Торгсину оставить в портах только магазины41. Отныне бары и буфеты в портах могли работать лишь при интерклубах под контролем политработников. Не обошлось без перегибов: вместе со злачными местами были запрещены и выступления оркестров в ресторанах для интуристов. В октябре 1933 года зампредседателя правления Торгсина Г. И. Муст (1889–1938?) писал Северной конторе в Архангельск:
Ввиду решения вышестоящих правительственных организаций о ликвидации при н/портовых объединениях каких-либо буфетов, баров и увеселительных мест, разрешить Вам работу какого-либо оркестра при столовой нашей гостиницы, исключительно предназначенной для обслуживания иностранцев и инокапитанов, проживающих в этой гостинице, мы считаем невозможным.
В результате прекращения работы струнного оркестра выручка в ресторане упала с 60 до 35 рублей в день. Архангельский Торгсин умолял разрешить оркестру играть хотя бы днем.
Тогда же пришла очередь Гольдштейна и других «бывших». По решению Президиума ЦКК и Коллегии НК РКИ прошла чистка аппарата Торгсина, в ходе которой портовые конторы должны были уволить всех бывших торговцев, кулаков, административно высланных, меньшевиков, эсеров, бывших троцкистов, дворян, полицейских, а также лиц духовного звания, лишенных избирательных прав и осужденных за уголовные преступления42.
Архивные материалы 1934 года, однако, свидетельствуют о том, что валютная проституция в портах продолжалась и после закрытия торгсиновских баров. Шипчандлеры выполняли роль сутенеров. По заказам иностранных моряков они поставляли проституток на пароходы. Портовый работник Торгсина, некто А. И. Майоров, в докладной записке Логановскому в декабре 1934 года сообщал, что старший шипчандлер Новороссийска Кумантарос отправил проституток на пароходе в Мариуполь «по телеграмме двух греков с иносудна». В той же записке он сообщал, что большинство шипчандлеров занимались сводничеством, поставляли проституток капитанам. Проституцию как средство выживания и обогащения искоренить не удалось. Спрос был, значит, было и предложение. Однако история о проституции в портовых торгсинах свидетельствует о том, что для советского высшего руководства идейно-политические принципы оказались важнее валютных интересов. Валютный экстремизм руководства страны имел границы.
Голод и нужда, жадность и корысть питали неиссякаемое народное шулерство. Не отставали и ведомства. На Дальнем Востоке местное ГПУ решило отоварить в Торгсине драгоценности, конфискованные у населения в ходе кампаний по борьбе с валютной спекуляцией, вместо того чтобы, как полагалось, сдать их золотоплатиновой промышленности.
История Торгсина есть воистину энциклопедия выживания.
Глава 4. За зеркальной дверью Торгсина
Люди, пережившие голод на Украине, вспоминают магазины Торгсина как «богатые», «гарние», «великие», «где все было». «Америкой в миниатюре» назван Торгсин в одном из писем 1930‐х годов. Миф о блистательном Торгсине и его товарном великолепии жив и в наши дни. Однако на деле за коротким словом «Торгсин» скрывались антиподы: столичные оазисы относительного изобилия и грязные провинциальные лабазы, в которых миллионы голодных крестьян меняли нехитрые ценности на муку, крупу и сахар. В 1933 году почти 90% торгсинов были лавочками с оборотом менее 6 тыс. рублей в месяц; в 1934 году 1248 магазинов с оборотом не более 3 тыс. рублей в месяц обеспечивали свыше 40% торговли Торгсина, тогда как крупных магазинов (оборот 100 тыс. рублей в месяц) было всего лишь семь. Но даже и в лучших торгсинах крупных городов лоск зачастую служил фасадом. Торгсин был плотью от плоти советской торговли и унаследовал все ее пороки.
Даже специальные магазины, которые обслуживали иностранных дипломатов, одни из лучших в Торгсине, не отвечали требованиям западного потребителя. Германский консул во Владивостоке жаловался в Наркомат иностранных дел: хорошего свежего мяса в Торгсине нет, только свинина, да и та слишком жирная и «не подходящая для еды». Дипломаты не хотели покупать мороженое мясо, «свежего же воловьего мяса, что особенно важно, свежей телятины, подходящей для еды, свежей свинины или другого свежего мяса в Торгсине не имеется. Свежей дичи (фазанов, диких уток, косуль, оленей, зайцев), которых в большом количестве стреляют профессиональные охотники в окрестностях Владивостока, в Торгсине также нет». Нет кур, свежей рыбы какого бы то ни было сорта, печально продолжал консул. В продаже, правда, были гуси, но они не выпотрошены и настолько плохо заморожены, что «при вскрытии пахнут и плохи на вкус». Масло из‐за плохого качества «может едва служить для кухни, но ни в коем случае не для стола». Пшеничную муку, крупу, рис, жиры, сахар, колбасу и даже овощи германское консульство выписывало из‐за границы. Скоропортящиеся продукты покупали на местном крестьянском рынке, но «мероприятия власти» его дезорганизовали, оставив консульство «без питательной мясной пищи». В заключение германский консул просил снабжать дипмиссию свежим мясом и рыбой из гостиниц для иностранцев или дома ГПУ (!).
Большинство городских торгсинов были заурядными универмагами со скудным ассортиментом. Чем дальше от столицы и крупных городов, тем хуже: маленькие грязные темные помещения, драки в огромных очередях, привычные для советской жизни всесилие продавца, грубость и хамство; в торговых помещениях и на складах – наваленный кучами товар и нежелательное соседство: колбаса и куры на бочках с селедкой, на полках продукты вперемешку с нехитрым ширпотребом. В архивных документах сохранились описания провинциальных торгсинов:
Мусор и грязь. Без отвращения нельзя войти, хотя здание большое и прекрасное (Батуми).
Темная лавочка, которую не посещает не только иностранец, но и местный житель, рискующий при сырой погоде разбиться, спускаясь с крутой горы в ту яму, в которой сидит Торгсин (Владивосток).
…сельпо являются образцами безобразно скверной работы, как внешний, так и внутренний вид магазинов не только не привлекает покупателей, а отталкивает их, грязь, темнота, холод, товары находятся в беспорядке в грязи (о магазинах Торгсина Западной области).
…в витрине выставлены две пишущие машинки и вверху бутылка водки (Осташково, Западная область).
…на Алайском базаре, где принимают ценности, окошечко кассы сделано такое маленькое и очень низкое, и для того, чтобы сдать драгметаллы, сдатчик должен стоять на коленях – иначе не может сдать. <…> Публике приходится стоять на коленях на глазах всего города, т. к. рядом – сотни народа (стоят. – Е. О.) за коммерческим хлебом;
…в наших торговых точках витрины не убраны, товар разбросан на полках в беспорядке, за прилавком и на прилавке валяются крошки и обрывки бумаги, окурки, стекла не вымыты, полы чрезвычайно грязны, повсюду следы пыли. Из числа наших предприятий лишь портовый розничный магазин добился нужных результатов (Ленинград и область).
Условия работы в Торгсине, особенно в период стремительного развертывания его торговли, были тяжелыми. Огромные очереди, нехватка работников, многосменная работа, сверхурочные. Работники воевали за выходные дни. Будни Торгсина состояли из изнуряющих производственных совещаний и политучебы, авралов по составлению детальных и частых отчетов, во время которых бухгалтеры вообще не уходили с работы домой. Директор одного из ленинградских торгсинов писал, что его сотрудники работали с утра до поздней ночи: «Часто просишь остаться – слезы, истерические слезы: „мы больше не можем, забыли о семье, не можем так работать“».
Недостаток помещений представлял хроническую проблему: специалисты ютились в комнатушках под лестницами, в чуланах, на чердаках, за картонными перегородками. Вот, например, в каких условиях работали сотрудники универмага № 4 в Ленинграде. Центральная часть бухгалтерии ра