Государство боролось с подпольным предпринимательством, спорадически проводя рейды по очистке рынков, инспекторские проверки учреждений и организаций, аресты по доносу. Немало людей было осуждено, но черный рынок продолжал жить, будучи неотъемлемой, обязательной частью экономики дефицита.
В плановой советской экономике любое частное предпринимательство, связанное с получением прибыли, считалось экономическим преступлением, спекуляцией. В этом смысле в Торгсине советское государство показало себя самым большим спекулянтом, а сам Торгсин по букве закона того времени являлся крупномасштабным экономическим преступлением.
По сути Торгсин был предприятием капиталистической торговли – валютным монополистом, который в интересах прибыли использовал благоприятную конъюнктуру потребительского спроса. Парадоксально, но оправданием тому служила революционность его цели – построение социализма в СССР. Однако в самом Торгсине не было ничего от социализма. Именно поэтому, несмотря на значительную роль, которую Торгсин сыграл в обеспечении финансовых потребностей индустриализации в наиболее тяжелый для государства момент валютного кризиса, для сталинского руководства он так и остался нелюбимым детищем.
В политическом сознании того времени уживались два образа: самоотверженный революционер-аскет, который создал Торгсин и заставил его работать на дело социалистического строительства, и обыватель, торгсиновский покупатель, падкий на буржуазные соблазны – розовый зефир и модные тряпки. Для советских лидеров 1930‐х годов имя Торгсин стало нарицательным. Оно было символом мещанских вкусов, мелкобуржуазности, слащавости, вещизма, стяжательства – иными словами, антитезой революционности.
СОВЕТСКИЕ МИЛЛИОНЕРЫ
В советской экономике существовал не только рынок, но и подпольные миллионеры. Наибольшие возможности для обогащения получали те, кто имел доступ к дефицитным товарам – работники советской торговли. Они наживали богатство воровством и спекуляцией. Агент НКВД писал: «Если проанализировать положение в торговой сети г. Москвы (да и не только Москвы. – Е. О.), нетрудно доказать, что большое количество торговых работников занимается систематическими организованными хищениями и не только не наказывается, а, наоборот, считается почетными людьми. Их пример заразителен для многих других, и постепенно хищения входят в традицию, в быт, как нечто неотъемлемое от торгового работника. Большинство окружающих склонно смотреть как на „нормальное“ явление, что торговые работники обязательно должны быть крупными ворами, кутилами, что они должны иметь ценности, постоянно их приобретать, строить себе дачи, иметь любовниц и т. д.». За первую половину 1940 года выявленные хищения и растраты в торговле в рамках всей страны достигли 200 млн рублей.
За расхитителями следили. Торговая сеть столицы, например, находилась «в оперативном обслуживании» Экономического отдела УНКВД г. Москвы. В августе 1940 года в ней работали 490 секретных осведомителей; немногим меньше сексотов имел Отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности Управления рабоче-крестьянской милиции (ОБХС УРКМ) Москвы. Среди объектов наблюдения – горторготдел Моссовета, где работали резидент, два агента и пять осведомителей, Управление промторгами, Московский главк ресторанов и кафе, Центральный универмаг НКТ СССР (ЦУМ). По этим объектам НКВД вел несколько агентурных разработок с интригующими кодовыми названиями – «Земляки», «Гробы», «Недобитые», «Неугомонные». Шла проверка вкладов, слежка, внедрение агентов в ближайшее окружение, вербовка друзей, затем следовал арест. Мелкие расхитители получали до 2 лет тюрьмы, крупные – от 5 до 10 лет, но случалось и похуже. За октябрь – декабрь 1940 года восемь человек были подвергнуты «высшей мере социальной защиты» – расстреляны за хищения социалистической собственности.
Материалы НКВД дают представление о богатстве подпольных советских миллионеров. Директор магазина № 32 Краснопресненского промторга В. в 1940 году построил дачу стоимостью в 100 тыс. рублей, купил легковую машину и два мотоцикла и даже проложил к даче личную асфальтовую дорогу длиной в километр. Покупка антиквариата, посещение ресторанов представляли неотъемлемую часть быта советского миллионера. Крупнейшим богачом в Москве в начале 1940‐х годов НКВД считал З., директора магазина, а в прошлом частного торговца Киевской губернии. При месячной зарплате 600 рублей он расходовал 10–15 тысяч в месяц. Его метод был прост – «брать контрибуцию». Оценивая, сколько может наворовать та или иная секция в магазине, он ставил туда своих людей, учил махинациям и брал мзду – по 3–10 тыс. рублей в месяц. Его заместитель К. проживал в месяц 5–6 тыс. рублей. Другой, по терминологии НКВД, «хищник», то есть расхититель социалистической собственности, некто Г., был арестован по делу о махинациях на мясокомбинате. Он имел собственный дом в Москве, который купил за 100 тыс. рублей. При аресте было найдено 187 тыс. рублей наличными, антикварных вещей на сумму 85 тыс. рублей. Попал в черный список НКВД и директор магазина № 1 «Гастроном» П., коммунист и член Моссовета. Причиной пристального внимания к нему стали особняк в Малаховке, покупка ценностей и застолья в ресторанах. В 1940 году НКВД готовил аресты еще около десятка работников столичной торговли, среди которых были директора и заведующие отделами крупных магазинов.
В 1934 году на первом Всесоюзном съезде советских писателей, громя доклад Бухарина о поэзии, пролетарский поэт Демьян Бедный сказал:
У Бухарина попахивает склонностью к бисквитам. Бухарин выделил некий поэтический торгсин для сладкоежек. Я предпочитаю оставаться в рядах здорового ширпотреба.
Прекрасная метафора! Приторные торгсиновские бисквиты – символ слащавой обывательщины, здоровый бесхитростный ширпотреб – знамя пролетариата!
Показательна в этой связи и фраза из фельетона 1930‐х годов, который высмеивал «раскаяние» проворовавшихся торгсиновских работников: «со слезами на глазах и куском торгсиновского сыра в руках». В ней заключен момент истины: кусок торгсиновского сыра – клеймо классового врага. Мир Торгсина был идейно враждебным делу социализма. Не случайно, как только острая валютная нужда в нем отпала, советское руководство поторопилось закрыть Торгсин.
Постскриптум
История Торгсина и его времени опровергает застарелые мифы.
В ХХ веке Россия искала свою дорогу, но тем не менее шла в фарватере мирового процесса и в тесной взаимосвязи с ним. Вопреки пропагандистскому стереотипу «СССР – осажденная крепость», советская индустриализация осуществлялась при огромной, но небескорыстной технологической и финансовой помощи ведущих стран Европы и США. Да и задача советской индустриализации была та же, что и задача индустриальной революции на Западе – трансформация традиционного аграрного общества в современное индустриальное. Во всех странах индустриальная революция стала временем ломки, лишений, социальных потрясений, хотя цена сталинской индустриализации оказалась несоизмеримо выше – массовый голод, ГУЛАГ, насилие. Миллионы жизней и судеб были принесены в жертву индустриальной мечте.
История Торгсина опровергает и миф о нерыночном характере советского социализма. Плановая социалистическая и рыночная капиталистическая экономики не были сестрами-близнецами, но тем не менее они были родственниками. Обе принадлежали индустриальной истории ХХ века. Советская экономика отличалась от капиталистического хозяйства не тем, что в ней отсутствовал рынок, а соотношением государственного регулирования и экономической свободы, более жестким ограничением легальной рыночной деятельности. Рынок в социалистическом хозяйстве существовал, и немалый. Легальное предпринимательство было представлено деятельностью кооперированных кустарей и так называемыми колхозными, а по сути крестьянскими рынками; примером государственного крупномасштабного предпринимательства можно считать Торгсин. Легальный рынок в СССР был лишь вершиной айсберга, его подводной частью стал гигантский нелегальный рынок товаров и услуг. Трудно было найти человека в СССР, который либо как покупатель, либо как продавец не участвовал в нелегальных рыночных операциях. Мое поколение прекрасно помнит черный рынок брежневского «застоя». Время Сталина, несмотря на репрессии, не было исключением. Черный рынок развивался энергией людей. Без него немыслимо было бы прожить в экономике хронического дефицита.
Приложения
Революция и Гражданская война (1917–1920). Установлена государственная монополия на золото. Недра и их богатства национализированы. Ценности, находившиеся на счетах и в сейфах банков, имениях, дворцах, музеях и тайниках, национализированы. Установлен запрет на хранение, покупку, обмен и продажу иностранной валюты и золота. Все граждане обязаны безвозмездно сдать ценности государству.
Начало нэпа, 1921 год. Независимо от их количества в частном владении подлежат конфискации платиновые, золотые и серебряные монеты, а также золото и платина в слитках и сыром виде. Кроме того, граждане обязаны отдать государству личные и бытовые изделия из драгоценных металлов, если их количество превышает установленные правительством нормы: не более 18 золотников (около 77 г) золотых и платиновых изделий, не более 3 фунтов (около 1,2 кг) серебряных изделий, не более 3 карат бриллиантов и других драгоценных камней и не более 5 золотников (около 21 г) жемчуга на одного человека. Сдача ценностей государству остается обязательной, но теперь не безвозмездно, а за денежную компенсацию по цене рынка.
Легальный валютный рынок периода нэпа (1922–1926). Отмена обязательной сдачи государству золота в изделиях, слитках и монетах. Разрешены свободное обращение золота в изделиях и слитках, а также купля и продажа золотых царских монет