Остальным «коршунам» от других охранников досталось не так сильно. Бить ничего не соображающих разбойников, строящих на песке куличики — это, согласитесь, уже явный перебор. Но синяков и шишек им все-таки отвалили сполна. В качестве платы за труды охрана основательно обобрала и их, оставив загорать в одном исподнем — еще наворуют, если что. А один самый сердобольный из погонщиков, прослезившись от вида едва не плачущих разбойников, ползающих на карачках по песку, даже кинул им незаметно полный бурдюк воды. Пусть и разбойники, но все равно жалко, хотя с его точкой зрения мало кто в караване мог согласиться.
Караван медленно удалялся, уводя с собой свою законную добычу — коней «Коршунов пустыни», а люди еще долго оборачивали головы назад, до сих пор не веря, что им так легко, без единой царапины и потери удалось отделаться от страшной банды, о которой из уст в уста передавались сказания о их жестокости и неуловимости. Ну, теперь-то разбойники точно присмиреют, хотя бы на время!..
— Мама, где вы? — запыхавшийся Али-баба влетел в калитку дома, таща за собой ослика, нагруженного неподъемным мешком. Ноги животного уже подгибались и тряслись от усталости, вывалившийся из пасти язык волочился почти по земле, но он мужественно продолжать тащить на своей спине основу будущего благополучия семьи Али-бабы и, разумеется, своего, собственного. — Мама, ну сколь вас можно звать?!
— Чего кричишь, словно за тобой гонится сам шайтан? — отозвалась старушка, выглядывая из дверей дома и отирая о подол платья руки, беленые мукой.
— Вы почти угадали, но не совсем! — гордо выпятил грудь Али-баба, останавливаясь посреди двора. — У меня для вас потрясающая новость!
— О Аллах, неужели ты сам привел к нам в дом нечисть? — старушка чуть прикрыла дверь, опасливо косясь на калитку. — С тебя станется.
— Нет, лучше! — Али-баба спихнул со спины ослика мешок на землю и поставил на него ногу.
— Иа-а-а! — выдохнул осел, ноги его разъехались в стороны, и он, прикрыв глаза, распластался на пузе в пыли.
— Ты запихал шайтана в этот мешок? — ужаснулась старушка. Из дверей теперь торчал лишь ее нос.
— Нет, мама, нечисть здесь вообще ни при чем! — категорически отверг предположения матери Али-баба. — Помогите мне втащить этот мешок в дом.
— А-а… — старушка с сомнением посмотрела на плотно набитый чем-то мешок.
— Да не бойтесь. Клянусь Аллахом, вы останетесь довольны.
— А он… оно… не кусается? — старушка спустилась с приступка у двери, приблизилась к мешку и осторожно пихнула его ногой. В мешке что-то то ли хрустнуло, то ли шаркнуло.
— Нет, хотя с непривычки ты можете ослепнуть.
— Вай мэ! — в испуге отшатнулась от мешка старая женщина. — Ты смерти моей хочешь, да? Признавайся, несчастный, что у тебя в мешке?
— Не так громко, — заговорщицки зашипел на нее Али-баба, оглядываясь на внутреннюю калитку. — Лучше помогите! — он нагнулся, подхватив мешок за углы.
— Ох, бедная я, бедная, — продолжая причитать, старушка на всякий случай еще раз пихнула ногой мешок и, взявшись за два других угла, резко подняла его.
Али-баба, крякнув, взвалил мешок себе на спину и затанцевал с ним по двору. Мешок оказался неимоверно тяжел даже для его трудовой спины, не чуравшейся любой работы.
— Куда ты идешь? Вправо, давай, вправо, — подсказывала старушка. — Ты что, глаза потерял? Зачем на улицу пошел? Вот дверь! Так! Теперь влево. Влево, я сказала, а не вправо. О Аллах, да что с тобой сегодня такое? Сюда, на меня. На меня, говорю!
— Мама, отстаньте, ради Аллаха, — пропыхтел весь красный от натуги Али-баба, в третий раз пытаясь подняться на невысокий порожек, но увесистый мешок все время тянул его куда-нибудь в сторону. — Лучше бы помогли, чем советы давать!
— А я и помогаю! Так, давай, еще, вот! Еще чуть-чуть…
Али-баба зарычал, уперся мешком в деревянный столб небольшой веранды, чтобы поправить его на спине, но столб предательски затрещал и несколько покосился. С крыши на Али-бабу посыпались солома и всякий сор.
— Ай, что ты делаешь? — не на шутку перепугалась мать, хватаясь за голову. — Ты же сейчас весь дом развалишь! О мне!..
— Дверь! Дверь откройте!
— Ага… Я сейчас… — старушка бросилась к дверям и поспешно распахнула их перед самым носом сына, которого повело вперед.
— У-ух! — Али-баба, подгоняемый тяжестью мешка, ввалился в комнату, сделал два шага и растянулся на полу. Мешок тут же навалился на него всей своей тяжестью. — Помогите! Мама! — просипел он. — Я… задыхаюсь.
— О Аллах! Сынок!
Старушка накинулась на мешок, словно разъяренная тигрица, защищающее свое чадо. Вцепившись в него сухонькими ручками, старая слабая женщина, двумя мощными рывками стащила мешок с сына, но от последнего рывка шов на боку мешка немного разошелся, и на пол выпали три золотые монеты.
— Уф-ф! — с облегчением вздохнул Али-баба, поднимаясь с пола.
— Что это? — тихо и раздельно произнесла старушка, хватаясь за сердце. От вида сверкающих монет она почувствовала внезапную слабость во всем теле и медленно опустилась на курпачу. — Где ты это взял? Ты их украл?
— Мама, ну что вы такое говорите!
— Ты стал вором, Али-баба! — закачалась она на месте запричитав. — Уй-юй, какой позор на мою седую голову! Да что же это творится!
— Мама, дайте мне сказать, — пытался оправдаться Али-баба, но мать его не слушала.
— За что мне такое наказание, а? Один сын стал барыгой и проходимцем; другой — вором! Ох-х, горе мне, горе!
— Мама, дайте же наконец сказать! — в сердцах топнул ногой Али-баба. — И совершенно ни к чему кричать на весь город.
— Да, ты прав, — вдруг спохватилась старушка. — Рассказывай, негодный, где ты взял такую прорву денег? И не вздумай мне солгать! — потрясла она указательным пальцем.
— И не собирался. А мешок мне дал дух пещеры…
— Что-о! Ты снюхался с духами? — глаза старушки округлились. — О горе мне!..
— Да погодите вы! Сколько уже можно! — надулся от обиды Али-баба. — Я как проклятый тащил этот мешок…
— Иа! — донеслось оскорбленное восклицание со двора.
— Ну, мы тащили, вместе, — быстро поправился Али-баба.
— Иа-а!
— Он тащил, — зло бросил Али-баба, — а дали-то мне! Думал, вы обрадуетесь. Но если вы недовольны своим сыном, то я его сейчас обратно отнесу, вот!
— Нет!!! — старушка бросилась вперед и вцепилась в мешок, будто его кто-то пытался у нее отнять. — Еще чего выдумал! Только скажи: ты его не украл?
— Да говорю же вам арабским языком: я ничего не крал — мне его дали!
— Вот так просто?
— Не совсем, конечно, — замялся Али-баба. — Но там, в пещере его целые горы!
Старушка немного успокоилась и, оправив платье, уселась на мешок верхом — так будет надежнее.
— И что же это за такая дивная пещера, где лежат целые горы золота? И его раздают всем оборванцам, вроде тебя?
— Ну, положим, раздают его не всем, — Али-баба, задетый за живое словами матери, немного обиделся. — Это как бы плата за то, чтобы я никому не рассказывал про пещеру.
— И где же эта пещера?
— Не скажу!
— Впрочем, какая разница, — махнула рукой старушка. — Главное, теперь мы богаты. Нужно попросить у Касыма безмен и взвесить золото.
— Нет! — тут же воспротивился Али-баба, загораживая собой дверь.
— Да что с тобой такое? — удивилась старушка, вновь опускаясь на мешок.
— Не надо нам никаких безменов! В крайнем случае я лучше возьму его на базаре.
— Не понимаю, зачем брать на базаре, когда он есть у твоего брата, — пожала плечами старушка. — Тем более, совсем бесплатно!
— Да вы в своем уме, мама? — вытаращился на нее Али-баба. — Если вы попросите безмен у Касыма, тот обязательно спросит, зачем он нам понадобился. А что вы ему скажете?
— Скажу, золото надо взвесить.
— О-о! — Али-баба звонко хлопнул себя ладонью по лбу.
— Что такое?
— Тогда с ним придется делиться!
— С чего это? Это наше золото!
— Вы, мама, похоже, плохо знаете Касыма.
— Да, — старушка, немного поразмыслив, вынуждена было согласиться с Али-бабой. — Тут ты прав, сынок. Да и зачем нам его вешать?
— Вот именно!
— Эй, где вы там? — из-за двери, задвинутой старой мудрой женщиной на внутренний засов, донесся голос Касыма. Дверь дернули за ручку. — Отворяйте, чего вы там прячетесь средь бела дня?
— Принесла же его нелегкая! — пробормотала старушка, припадая всем телом к мешку. — О Али-баба, что нам делать?
— Делать, делать, — проворчал Али-баба, судорожно соображая, как бы избавиться от навязчивого жадного братца. Ведь если тот увидит мешок, полный золота, то плакала как минимум половина. — Быстро несите пустую мошну!
— Открывайте, где вы там? — дверь уже сотрясалась под ударами кулаков Касыма.
— Быстрее же! — поторопил мать Али-баба. — Дверь долго не выдержит.
— Ох! — старушка подхватилась и унеслась в смежную комнату. Вернулась она спустя всего несколько секунд, протягивая Али-бабе старую пустую мошну мужа. — Вот, держи!
Али-баба распустил кожаную завязку, присел возле мешка и, стараясь несильно звенеть, быстро набросал в мошну золотых монет.
— Помогите! — отложив мошну в сторону, он вновь вцепился в мешок и потащил его в другую комнату. Старушка подхватила мешок с другой стороны, и они быстро унесли его с глаз долой, закинули в пустой угол и завалили потертыми, кое-где прохудившимися курпачами. — А теперь открывайте дверь.
Али-баба, вполне довольный собой, отряхнул руки и вернулся обратно в первую комнату, где уселся на свое ложе, подобрав с пола доверху полную мошну.
— Ты уверен? — спросила его мать. — Может, лучше затаиться?
— Он знает, что мы дома. Открывайте и ничего не бойтесь!
— Ну, хорошо, — сдалась, вздохнув, старушка и, вздрагивая от каждого нового удара в дверь, быстро отодвинула засов. — Ох, Касым, это ты!
— Я, я. Вы что, спите, что ли? — недовольно буркнул Касым, отодвигая мать в сторонку и входя в дом. — Что вы здесь делаете закрывшись? И где дрова? — он подозрительно уставился на Али-бабу, глуповато улыбающегося ему. — О, боль моей печени, ты не принес дров? Целый день пропадал где-то, и ничего не принес?