— Хрум-хрум, я сказал! — гаркнул на коней Махсум.
Кони переглянулись, покивали головами и… потопали к Махсуму!
— Во, видел! — указал на них рукой крайне довольный собой Махсум.
— А все-таки «чок-чок» мне нравился больше, — опечалено вздохнул Ахмед.
— Ничего, потом переучишь. Поехали!
Они понеслись вдоль ущелья. Отвесные стены по обе стороны узкого пролома замелькали трещинами и отвесными выступами, стремительно уносясь назад. Позади несся табун счастливых коней, спешащих на долгожданную кормежку. Разумеется, это они так считали. Откуда им было знать, что корм у разбойников еще нужно заработать.
До пещеры добрались уже затемно, когда на небе вовсю светили переливающиеся перламутром звезды. Уставший, измученный донельзя Махсум, сполз со спины своего коня и, разминая затекшую спину, собрался было крикнуть в темноту заклинание, как его потряс за рукав Ахмед.
— Шеф, а можно я попробую открыть пещеру, а?
— Да ради бога! — милостиво дозволил Махсум.
— Спасибо, шеф! — обрадовался Ахмед и, выбежав вперед, набрал полную грудь воздуха и гаркнул так, что с ближайших деревьев поднялись всполошенные птицы, а сонные суслики забились поглубже в свои норы.
— Сим-сим, откройся!
Каменные двери пещеры послушно начали расходиться в стороны.
— Э, Ахмед, зачем так орать? — поморщился от звона в ушах Махсум, вертя в правом ухе мизинцем. — Они бы и так открылись.
— Простите, — смутился разбойник, шаркнув ножкой, — я чуть-чуть разволновался.
— Разволновался он… А почему, собственно, нас никто не встречает? Ахмед, что за дела? — немного обиделся Махсум подобным прохладным приемом. — Я им лошадей притаранил, а они…
Действительно, разбойники, несмотря на открывшуюся дверь пещеры, продолжали заниматься своими делами. Одни вальяжно прогуливались туда-сюда, другие валялись на подушках, задумчиво покуривая кальяны, третьи уплетали за обе щеки только что приготовленный шашлык, а четвертые и вовсе спали, свернувшись калачиками и укрывшись от постороннего шума ворохом одеял с головой. Ахмеда такое безразличие к их персонам, похоже, тоже задело.
— Эй вы, бездельники! — ринулся он в пещеру, потрясая кулаками. — Почему едите и курите, когда ваш шеф приехал? Почему не встречаете и не оказываете почестей?
Разбойники, ворча, оставили свои дела и потянулись к выходу из пещеры. Ахмед, не жалея сил, помогал им оплеухами и пинками. Махсум, хмуро наблюдал за происходящим, стоя у самого входа, широко расставив ноги и засунув большие пальцы рук за широкий пояс.
Длилось все это достаточно долго. Наконец Ахмеду все-таки удалось согнать разбойников в подобие двух шеренг. И, хотя на их лицах свободно читалось крайнее недовольство и неприкрытое презрение к новому главарю, высказаться в открытую не решался никто.
— Что нужно сказать? — спросил у разбойников запыхавшийся Ахмед, вновь занимая почетное место по правую руку от Махсума.
— Здравствуйте, шеф! — заученно, но вразнобой протянули разбойники.
— А еще что? — не унимался Ахмед.
— Как мы рады, что вы вернулись, — зло прогудело разбойничье воинство. Радости на их бородатых лицах не наблюдалось, как, впрочем, и почтения к персоне молодого главаря.
Но это Махсума нисколько не смутило.
— Орлы! — гаркнул он, выступив чуть вперед, и обвел присутствующих высокомерным начальственным взглядом.
— Что он сказал? — спросил один очень старый разбойник, приложив к уху ладонь, у более молодого, стоявшего рядом с ним. — Ослы?
— Нет, Хабиб-ако, — крикнул молодой в самое ухо старому. — Он сказал: орлы!
— А-а-а! — закивал головой тот, опустил голову и закрыл глаза.
— Орлы, — повторил Махсум, дождавшись, когда на него вновь обратят внимание, — я знаю, что вас сильно разочаровало последнее дело — это видно по вашим лицам! Да, мы знатно лопухнулись, но нет причин для уныния! Сегодня мы отыграемся за все. Мы отомстим за нанесенные нам обиды!
Разбойники заинтересовались. По их рядам пронесся шепоток, словно ветерок коснулся молодой листвы деревьев.
— Посмотрите! — Махсум повел рукой. — Я привел вам новых коней!
— Мы привели, — подсказал Ахмед.
— Слушай, какая разница: я, мы или еще кто-то, — бросил ему вполголоса Махсум.
— Никакой, — нехотя согласился с ним уязвленный подобным прохладным отношением Ахмед.
— Тогда можно я продолжу?
— Продолжайте, — кивнул Ахмед.
— Мы привели вам коней!
— Да! — воскликнул Ахмед, крайне довольный тем, что Махсум прислушался к его замечаю.
— Мы потребовали их, и нам их дали! Нас уважают и боятся!
Разбойники переглянулись меж собой и, несколько воспрянув духом, загомонили. Слабые улыбки проклюнулись на их суровых бородатых и обгорелых лицах.
— Берите же коней, братья мои! — продолжал вещать Махсум. — И мы с вами прямо сейчас помчимся и отомстим за свои обиды!
Из толпы разбойников вышел вперед несколько сутулый, с повязкой через левый глаз крепыш лет сорока. Его щеку и губы наискось рассекал шрам. Разбойник поднял руку.
— Я не понял, Черный Махсум, — произнес он, поводя плечами.
— Что тебе непонятно, э-э?.. — Махсум обернулся к стоявшему рядом Ахмеду.
— Саид, — подсказал тот, быстро сообразив о причине заминки. — Его зовут Саид Стальной Коготь.
— Что тебе непонятно, Саид?
— Разве тот караван уже возвращается?
— Нет, это другой караван!
— Тогда у меня нет вопросов, — с заметным облегчением выдохнул разбойник, утирая невольно выступивший на покатом лбу пот рукавом. Он быстро вернулся на место и затих, пристально глядя на своего предводителя.
— У кого еще вопросы? — оглядел присутствующий Махсум, важно вскинув подбородок.
— У меня! — теперь вперед выступил толстяк небольшого роста с жидкой шевелюрой, крючковатым носом и бледно-зелеными глазами.
— Это Шавкат, — подсказал Ахмед, склонившись к плечу Махсума. — Он у нас заведует провизией и… вообще всем.
— Что ты хотел узнать, Шавкат?
— Я хотел не узнать, а доложить, — высоким, почти женским голосом отозвался толстяк, смущенно приглаживая жирные волосы на лбу. — Мне кажется, не хватает одного мешка с золотом.
— Ты уверен? Может, он куда-нибудь закатился? В пещере столько золота.
— Закатился? — недоуменно выпучил свои бледные глаза Шавкат. — Как это?
— Ну как?.. Очень просто: пнул кто-нибудь, уронил там. Или, может, у тебя с глазами проблема. Ну, сам подумай, кому и на кой он сдался?
У толстяка почему-то вдруг опустились уголки губ, а сами губы задрожали, будто он готов был разреветься на месте. Больше не сказав ни слова, он отвернулся и побрел на свое место.
— Зря вы так с ним, шеф, — грустно покачал головой Ахмед.
— А что я такого сказал? У вас что, критики не любят?
— Не знаю, что такое критика, но если вы заметили, у него зрение немного не того.
— Все равно не понял, — пробормотал Махсум, подозрительно косясь на всхлипывающего толстяка Шавката, которого его товарищ успокаивающе похлопывал по плечу.
— Как бы это помягче сказать, — покрутил пальцами Ахмед, подбирая нужные слова. — Видите ли, у него глаза, ну… немножко того, не туда смотрят.
— В каком смысле? — опять не понял Махсум.
— В прямом. Раскосый он у нас.
— Упс! Что же ты сразу не сказал? А я подумал, что он… Неважно, в общем. Извини, друг Шавкат! — крикнул Махсум. — Я, честное слово, не нарочно!
— Ничего, я привык уже, — плаксиво отозвался толстяк, глядя на своего предводителя то одним, то другим глазом.
— И вовсе они у тебя не того… в смысле, глаза как глаза. И совсем, то есть, почти совсем даже незаметно. Нет, серьезно!
— Спасибо, шеф, — опять всхлипнул толстяк, утираясь пухлой розовой ладонью. — Вы такой добрый!
— Не за что, — стараясь не смотреть в лицо Шавкату, ответил ему Махсум. — Итак, мы едем грабить караван!
— Ура-а-а! — разнесся над горами клич.
— По коня-ам! — скомандовал Махсум и начал взбираться в седло. — Да, Ахмед.
— Что, мой шеф?
— Отправь Мансуру еще одного голубя. Напиши: мы выезжаем на дело.
— Но зачем?
— Так надо! Отправь и догоняй нас.
— Будет сделано, шеф, — склонил голову Ахмед.
Разбойники тем временем уже разобрали коней и с гиканьем и удалыми посвистами понеслись к пролому в скале, не дожидаясь своего главаря. Махсум проводил их озадаченным взглядом, потом посмотрел на присевшего на камешек Ахмеда с угольным карандашиком в пальцах и клочком бумаги и важно произнес, будто делал одолжение:
— Ладно, Ахмед, не торопись, я тебя подожду. А эти пусть скачут вперед.
Ахмед не торопился. Ахмеду нравилось выводить закорючки, из которых волшебным образом слагались слова, но при этом он не понимал, зачем Главного сборщика налогов ставить в известность о каждом их шаге. Впрочем, это было не его дело, а в чужие дела Ахмед предпочитал нос не совать. И если Махсуму приспичило непрестанно отправлять послания Мансур-ако, то пусть делает это на здоровье.
Откуда ему было знать, что молодому человеку просто нравилось цеплять к ножкам голубей записки и смотреть, как выпущенные на свободу птицы, выделывая в воздухе кульбиты, улетают в направлении города. Махсум никак не мог взять в толк, откуда голуби знают, куда лететь. Голуби, впрочем, тоже не знали и даже не задумывались на сей счет — они просто спешили туда, где их сытно кормили и поили, и было так спокойно. А что еще нужно несчастным, изнывающим от сосущего крохотные желудки голода, дикой жажды и непрестанной тряски птицам?..
Глава 8. Мешок золотых и еще чуть-чуть
Али-баба как ни старался, но в эту ночь ему так и не удалось заснуть во второй раз. На улице вскоре все стихло. Соседи, утомленные бессонной ночью и тушением пожара, разбрелись по своим домам, тихонько проклиная устроившего нежданный переполох Касыма. Потревоженные собаки перестали брехать и попрятались в свои будки с чувством исполненного долга. Али-баба же еще долго вертелся с боку на бок, вздыхал, вглядывался через окно в бархатно-черное, усыпанное россыпью звезд и подернутое невесомыми шалями облаков небо, и никак не мог понять, что его изводит больше: бессильная злоба на потерявшего стыд и всякую меру в своей жадности брата, данное тому в горячности обещание отправиться в горы за золотом или неожиданно вновь навалившаяся нищета после денежного неуемного разгулья, еще так недавно казавшегося нескончаемым. А возможно, Али-бабе не давало заснуть все это вместе взятое — слишком уж много впечатлений выпало на его долю за один короткий день.