— Разбежались по милости тех коней, что вы нам всучили.
— Как это? — Мансура опять повело, и он отступил на шаг назад, теперь уже хватаясь за сердце. — Ты опять?.. — задохнулся он, хватая ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег. — Опять, проклятый черный шакал, пытаешься обвинить меня в своих собственных неудачах?
— С вашего позволения, о великий, — влез с подсказкой Ахмед, любивший во всем точность, — его зовут Черный Махсум.
— Да начхать! — яростно взмахнул руками Мансур, наскакивая на Ахмеда. Тот мгновенно спрятался за спину своего предводителя. — Ты, презренный писака, отвечай: зачем писал мне письма ни о чем? Зачем спать не давал? Отвечай!
— Попрошу вас не повышать голоса на моего подчиненного, — Махсум выпятил грудь, заслоняя собой присмиревшего Ахмеда.
— Что? Да как ты?.. — опешил Мансур. — Как ты смеешь, сопляк, указывать мне — великому визирю нашего достославного эмира?! Да я тебя… Я тебя…
— Вы все сказали? — тем же спокойным тоном спросил Махсум, выслушав гневную тираду Мансура.
— Да! Нет! Не все! Я тебя…
— Оставим пустые угрозы, — прервал его Махсум, — и разберемся во всем по порядку.
— Да-да, — вновь оживился, потирая ладони, Мансур, — разберемся. Сейчас мы во всем разберемся! И, клянусь Аллахом, когда я дознаюсь до правды, тебе отрубят голову.
— Не будем спешить, Мансур-ако, сверкая пятками перед паровозом.
— Перед чем? — уставился на него в полной растерянности Мансур.
— Неважно! — не стал ничего объяснять Махсум. — Значит, так: во-первых, голуби. Вы зачем нам их дали?
— Да я это… чтобы… Чтобы вы посылали мне важные сообщения! — нашелся наконец Мансур, потрясая над головой кулаками. — Важные, понимаешь? А ты что мне слал?
— Но разве это не важно, что мы получили коней?
— Ты издеваешься надо мной, да? Какое мне дело, получил ты их или нет!
— Предположим. А то, что мы едва не опоздали из-за этих самых коней к каравану — это вас тоже не касается?
— Нет, почему же! Это касается, — закивал Мансур головой. — А при чем здесь мои кони?
— А это вы у своего белого вояки спросите, который не отдал нам коней, когда мы их потребовали.
— Как не отдал? — Мансур почувствовал, что начинает косеть. — Почему не отдал?
— Знаете, почтеннейший, это вопрос не ко мне, — Махсум сложил руки на груди и выставил вперед правую ногу. — Это вы со своими подчиненными разбирайтесь.
— Я разберусь! Я сейчас во всем разберусь, гнусный плут! — Главный сборщик налогов погрозил Махсуму кулаком и надул покрывшиеся румянцем негодования щеки. — Позвать ко мне этого… как его… Гази!
— Кого? — переспросил слуга, стоявший все это время в углу комнаты в ожидании повелений своего господина.
— Гази, о ослоподобный чурбан! Белый Воин, что вчера являлся ко мне.
— Но меня вчера здесь не было, о мой повелитель! — напомнил ему слуга. — Вы меня вчера посылали в город.
— Если ты скажешь еще хоть слово, то я пошлю тебя к палачу!
— Слушаюсь! — слуга подхватился и выскочил за дверь.
— Подождем, — напыщенно произнес Мансур, поднимая пиалу. Другой слуга тут же схватил чайник и наполнил пиалу чаем.
— Подождем, — в тон ему отозвался Махсум.
Мансур недовольно покосился на него, но ничего не ответил.
Ждать пришлось не очень долго. Не успел Мансур выпить и полпиалы, как створки дверей с треском распахнулись, и на пороге комнаты в сопровождении слуги возник тот самый воин, что перегонял коней.
— Звали? — грозно спросил тот у хозяина комнаты, не растрачивая времени на пустые приличия.
— Я не звал, а приказал тебе явиться, воин!
— Неважно! Говорите быстрее, что вам опять понадобилось от Гази, — воин положил руку на рукоятку сабли.
Мансур некоторое время размышлял, стоит ли ввязываться в пререкания с этим ретивым воякой или лучше не стоит. Он прекрасно знал, что высокомерие у Белых Воинов зашкаливает, но сейчас был не совсем подходящий момент, чтобы ставить этого зарвавшегося Гази на место. Поэтому Мансур, криво улыбнувшись, спросил:
— Скажи, Гази, отвел ли ты вчера табун, как тебе приказывали, и передал ли ты его вот этому… Черному Махсуму? — поморщился он, словно отведал кислятины.
— Я исполнил все в точности, как мне было приказано! — гордо ответил Гази, скосив глаза на Махсума.
— Ну, что ты на это скажешь? — прищурился Мансур, обращаясь к молодому главарю шайки разбойников.
— Я не говорил, будто мы не получили коней. Я сказал: он нам не отдал коней по требованию.
— Гази? — Мансур опять повернулся к воину. — О чем он толкует?
— Этот черный заморыш со своим слугой преградили мне дорогу, когда я спешил доставить коней в ущелье. Он потребовал отдать ему коней сей же час — я ему отказал.
— Ты не отдал коней? — вскинул брови Мансур. — Но ведь тебе было приказано передать коней ему в руки!
— Мне было приказано передать коней ему в руки в ущелье, а я привык исполнять приказы в точности, — сухо произнес Гази.
— Э-э, я… — Мансур почесал затылок. — Я не знаю! Да и какое это имеет значение, где вы забрали коней!
— Для вас, возможно, — не согласился с ним Махсум, — а мы тащились по жаре три часа, и когда наконец пришли в ущелье, то чуть не опоздали к прибытию каравана.
— Но ведь не опоздали же! — нашелся Мансур.
— Почти опоздали, и не успели занять выгодную позицию, — выкрутился Махсум.
— Я больше не нужен? — осведомился Гази. — А то у меня завтрак стынет.
— Нет, ты можешь идти, — раздраженно дозволил Мансур — завтрак, видишь ли, у него! Он потом поговорит с их начальником, а может, и не поговорит… К чему создавать себе лишние проблемы.
Белый Воин, в очередной раз без положенного поклона, развернулся на месте и вышел вон, распихивая встречных широкими плечами.
— Хорошо, предположим этот высокомерный ишак-альбинос… — начал Мансур, но тут же осекся.
Стук каблуков в коридоре стих, затем возобновился, и в распахнутых дверях возникла статная фигура Гази. Тот смерил притихшего, сжавшегося в комок Мансура грозным взглядом и поджал нижнюю челюсть.
— Ой-ей, — только и сказал Главный сборщик налогов. — Разве я сказал ишак? Я случайно оговорился. Я хотел сказать Белый Воин. Да-да, именно доблестный Белый Воин!
Гази поиграл желваками и, не говоря ни слова, удалился доедать свой завтрак.
— Так вот, — вновь приободрился Мансур, как только гроза миновала. — Предположим, этот доблестный Белый Воин, — он вытянул шею, выглядывая в коридор — Гази видно не было, — этот несносный ишак, — Мансур вновь замер, прислушиваясь, но все было тихо, — не передал тебе коней сразу, но ты ведь успел перехватить караван! Где рабы?
— Разумеется, разбежались, — ответил Махсум, нисколько не смущаясь.
— То есть как это: разумеется? Что ты несешь, болван? — взорвался Мансур, расплескивая остатки чая на подушки.
— Я бы попросил вас, уважаемый, без оскорблений. Взять рабов помешали ваши ненормальные кони!
— Ты издеваешься надо мной? — Мансур хватил пиалой об пол, и осколки, звеня, заскакали по полу. — Это отличные кони. Самые лучшие, сильные.
— И самые избалованные, — добавил Махсум. — Они только и могут, что жрать. Вместо того чтобы дожидаться своих хозяев, они налетели всем табуном на мешки с зерном, будто их не кормили лет пять, и едва не затоптали моих людей!
— Так нужно было их сначала покормить! — топнул ногой Мансур. Ему уже порядком надоело пререкаться с этим сопляком.
— А разве у нас было время это сделать, когда мы только и успели, благодаря вашему ишаку-альбиносу, что доскакать до пещеры и взять остальных людей? И вообще, заберите своих избалованных в доску коней и дайте нам нормальных, которые не кидаются жрать, сметая все на своем пути, как только заметят еду!
— Ты врешь, наглец! — вскочил на ноги Мансур. — Врешь, собака безродная! Вот ты, старик, — кинулся он к согбенному старику, закованному в цепи, которого под руку поддерживал мальчик, — скажи, как все было на самом деле и, клянусь Аллахом, я дарую тебе и твоему отпрыску свободу!
— Я никогда в жизни ни разу не соврал, — еле слышно произнес старик, — и сейчас не совру: все было именно так, как сказал этот юноша в черном. Кони бросились к просыпавшемуся из мешков зерну и едва не затоптали его людей. Меня самого мой внук едва успел вытащить из-под их копыт.
— У-у, гнусный старик! Признавайся, ты сговорился с ним, да? Мне назло сговорился!
— Увы, это чистейшая правда: все именно так и было, — вздохнул старик.
— Старый пускатель ветров! Не видать тебе никакой свободы — дуракам свобода не нужна! А ты… — Мансур порывисто обернулся к Махсуму. — Ты…
— Что? — спросил Махсум, разглядывая ногти на собственных пальцах и никак не реагируя на брызжущего слюной Главного сборщика налогов.
— Ты! Продашь этих рабов на рынке, сегодня же! И принесешь мне деньги, понял?
— Чего ж тут не понять? — пожал плечами Махсум. — И совсем необязательно так кричать, я не глухой.
— Пошел вон, черный щенок! Вон!!! — неистово затопал ногами Мансур. — Вскоре получишь новое задание и только попробуй и на этот раз оплошать.
— Посмотрим, — неопределенно отозвался Махсум.
— Что ты сказал?!
— Я сказал, всего вам доброго, сиятельный Мансур-ако!
— Во-он! С глаз моих долой! — Мансур в полном бессилии свалился на подушки, держась одной рукой за сердце, а другой за правый бок. — Все вон! Ох, табиба[8] ко мне… кто-нибудь… Быстрее!
Двери за спиной спешно покинувших комнату разбойников закрылись, и вопли Главного сборщика налогов стихли.
Махсум подмигнул бледному Ахмеду, все еще толком не пришедшему в себя.
— А ты говорил.
Мимо них промчался словно угорелый, придерживая рукой тюбетейку и трепеща синими атласными шароварами, слуга.
— Но я до сих пор не возьму в толк, как вам это удалось, шеф? — озадаченно спросил Ахмед, следуя к выходу за своим предводителем.
— Очень просто: всегда нужно говорить правду, только правду и ничего кроме правды. А теперь показывай, где у вас тут продают рабов. А заодно не мешало бы где-нибудь основательно подкрепиться, ты как считаешь?