— Постой, Касым, — прервал его дух.
— Что? — Касым перестал петь и играть и завертел головой.
— Вот тебе обещанный золотой — заслужил, — из воздуха к ногам Касыма упала крупная золотая монета. Касым тут же сграбастал ее и спрятал за пазуху. — Но нет ли у тебя чего-нибудь повеселее? Итак с души воротит от этой жизни, а тут ты еще со слезными напевами. За веселое плачу по три монеты.
— А по пять можно? — осторожно уточнил Касым.
— А это, мой жадный друг, зависит от того, как споешь.
— Я буду стараться! — воодушевленно выкрикнул Касым.
— Старайся, и тебе воздастся.
Пальцы Касыма после некоторой заминки вновь ударили по струнам.
…Девушку, купающуюся в реке, как-то подловила цыганка и нагадала той, что приедет к ней принц на белом коне, а пока та раскатывала губу, цыганка прибрала в счет платы все ее вещички и была такова. Кишлачной дурочке пришлось бежать домой в чем мать родила, прикрываясь лопухами…
— Смешно, — похвалил дух, и перед Касымом упали сразу пять монет.
Тот спешно собрал их и отправил вслед за первой за пазуху.
— Давай еще что-нибудь! — потребовал дух Сим-сим.
— Как пожелаете, о щедрый дух!
— Не подлизывайся.
— Да что вы, почтеннейший! — округлил глаза Касым. — И в мыслях не было.
— Я тебя, плута, насквозь вижу. Играй уже.
Пальцы Касыма коснулись струн.
…Вернувшись домой, доверчивая кишлачная дурочка так ничему и не научилась, и ждала всю жизнь своего принца на белом коне. И сколько женихов к ней не сваталось, всем она давала от ворот поворот, а потом женихи иссякли, но она продолжала ждать. И вот однажды к ней во двор въехал тот, кого она столько ждала. Дурочка вскрикнула от радости и лишилась чувств, а когда очнулась, ни принца, ни вещей, ни дома не было…
— Постой, постой, — воскликнул дух, — ведь это та же самая песня!
— Та же, да не та, — покрутил головой Касым. — Это другая ее часть. Поется отдельно.
— Ты уверен? — засомневался дух.
— Кто певец: я или вы? — вытянул толстую шею Касым, оскорбленно потрясая щеками.
— Ладно, уговорил, — еще пять монет упали на подушки. — Все, на сегодня достаточно. Приходи в другой раз.
— Но я только распелся, — возмутился Касым, вскакивая на ноги. — Тащиться в такую даль, чтобы заработать каких-то жалких десять монет!
— Одиннадцать, — поправил его дух Сим-сим. — Можно подумать тебе за твое вытье когда-нибудь платили хоть столько!
— Платили!
— Не ври. Терпеть не могу, когда врут.
— А я не вру — я фантазирую.
— Слушай, я устал и хочу отдохнуть. Я очень старый дух.
— А я очень дорогой певец! — никак не унимался Касым, вошедший в раж.
— Я это заметил. А теперь оставь меня, смертный.
— А хотите, я вам колыбельную спою?
— Нет, не хочу!
Но Касым, не слушая его, завел заунывным голосом, тихонько трогая струны пальцами.
…Кошка спит, собачка спит, мышка спит — в общем, все спят (еще десять позиций). Один лишь жадный дух не спит. Денег у него много, но делиться с бедным музыкантом он не хочет, и это очень печалит музыканта, у которого много-много детей и сварливая жена в придачу. А он, дурак, поплелся в такую даль и заработал сущие гроши…
— Хр-р!
Касым прекратил играть и прислушался, затаив дыхание.
— Хр-р-р-р!
— Дух? — тихонько позвал Касым, поднимаясь с подушек, но тот не ответил. — Дух, вы спите?
— Хр-р! Чмок, чмок!
Касым аккуратно, чтобы не звякнули струны, отложил в сторонку дутар и радостно потер ладони. Пройдя на цыпочках к мешкам золота, он опять остановился, затаив дыхание. Ему показалось, что дух перестал храпеть. С перепугу Касым облился холодным потом.
— Хр-р-р!!!
— Фу-у! — еле слышно выдохнул Касым, схватил мешок, с трудом взвалил его себе на спину и, виляя из стороны в сторону, поплелся с ним к выходу из пещеры.
— Ага-а! — радостно взревел дух.
— А-а-а! — испуганно завопил Касым и уронил мешок себе на ногу. — О-у-у!
— Попался, гнусный воришка! Я же говорил, что вижу тебя насквозь.
— Прости, о великий дух, — Касым бухнулся на колени, воздевая ладони к своду пещеры, — джинн попутал! Все он, проклятый!
— Джинн говоришь?!
— Да-да, он самый! Проклятый нечистый, тьфу на тебя, тьфу, тьфу! — поплевал Касым через левое плечо.
— Впечатляет, только, по-моему, ты с твоей черной душонкой дашь фору любому джинну. А за это…
— Пощади, о дух! — распластался Касым на полу. — Мне не нужны эти деньги! Вот, смотри, я плюю на них, тьфу!
— Ах ты, вонючий жирный боров, да как ты посмел плевать на мои деньги! — задохнулся от возмущения дух Сим-сим, грохоча над самым ухом Касыма.
— Ой-ей, простите! Я не думал… не хотел… не знал…
— Ладно, шайтан с ними! — также быстро успокоился дух Сим-сим, как и вышел из себя. — Забирай мешок и проваливай из моей пещеры.
— Что? Что вы сказали? — не поверил своим ушам Касым, поднимая голову.
— Ты что, глухой?
— Нет.
— Тогда в чем дело?
— Ни в чем, о добрый и щедрый дух! — Касым схватил мешок за углы и потащил его к выходу из пещеры.
Тр-р-ах!
Дверь с грохотом закрылась перед самым носом Касыма. Тот выпустил из рук мешок и шлепнулся на зад.
— Ха, ха-ха! — залился смехом дух. Смех его отразился от стен пещеры и тысячами «ха» заметался меж столбов, отчего казалось, будто над несчастным Касымом хохочет сама пещера. — Ой, не могу! У тебя такая умильная физиономия была. Я сейчас лопну от смеха, ха-ха!
— Но это нечестно! — разозлился Касым, пнув тяжеленный мешок ногой. Ему было невыносимо обидно, что его так незатейливо провели. — Вы ведь обещали!
— А ты честно поступил, когда сначала усыпил меня своей нудной песней, а потом решил украсть у спящего духа мешок?
— Я знал, что вы не спите, — буркнул Касым.
— А я знал, что ты собираешься украсть у меня мешок. Так что мы в расчете.
— Тогда откройте дверь, а? — просительно заскулил Касым. — И я уйду с миром.
— Сам открой. Я тебе не слуга!
— Ну ладно, сейчас… — Касым воздел себя на ноги и вплотную приблизился к дверям. — Пшено, откройся!
Дверь никак не отреагировала.
— Овес, откройся! Ячмень, кому говорю!
Ноль реакции.
— Хорошая попытка, попробуй еще, — подбодрил его развеселившийся дух Сим-сим.
— Просо, откройся! Рожь! Гречка! Маш! Чечевица! Откройтесь, умоляю вас! — не на шутку струхнул Касым.
— Бу-га-га! — надрывался дух. — Ой, не могу! Вот умора!
— Изюм! Орех! Грецкий орех, откройся! Нет, лесной! Ну что же ты?! — Касым кинулся к неприступной каменной стене и заколотил в нее кулаками.
И в этот самый момент стена вдруг сама собой начала раздвигаться. Обрадованный Касым решил, что ему все-таки удалось справиться с ней, но в образовавшихся трещинах послышались лошадиное ржание и топот множества копыт.
— Чего стоишь, дурень, — окликнул его дух. — Делай ноги, да побыстрее.
Касым взвизгнул, заметался по пещере в поисках схрона, а потом вдруг белкой взлетел вверх по столбу, проявив невиданную доселе прыть, и на руках повис на небольшом выступе под самым потолком…
Глава 13. Марджина
Всю обратную дорогу в пещеру Махсум размышлял о том, как несправедливо обошлась с ним судьба. Сначала стал никем, потом никаким вором, после совершенно никудышным главарем банды — сборища туповатых бездельников, считающих, что весь мир существует только для удовлетворения их потребностей. А теперь судьба, видно, собралась и вовсе избавить белый свет от никому не нужной персоны Махсума.
В далеком детдомовском детстве Махсум читал (или ему читали — он уже не помнил) про Али-бабу и сорока разбойников, но сюжета книги, как он ни старался, ни напрягал память, вспомнить никак не мог. А тут вдруг услышал имя Марджина, и в голове будто что-то щелкнуло, встало на место. Он вспомнил все: и про пещеру, и про безжалостных разбойников, и про Али-бабу с хитрой Марджиной, а самое страшное — он словно наяву видел, как в самом конце сказки от руки девушки погибает атаман. И пусть там его звали вовсе не Черный Кади и, тем более, не Черный Махсум, а Одноглазый Хасан, и разбойников было не сорок, а тридцать девять, — что это по большому счету меняло? Ведь есть пещера Сим-сим, есть Ахмед — правая рука Махсума, есть рабыня Марджина, освобожденная Али-бабой за приличный выкуп (а что юношу звали Али-бабой, Махсум в этом ни секунды не сомневался). Мало кто, услышав давным-давно про разбойников, рассказал еще кому-то, кто слушал вполуха и пропустил некоторые подробности, впоследствии додумав их, дав разбойникам новые имена взамен позабытых, приукрасив события и выкинув из своей повести неудобных персонажей вроде Главного сборщика налогов Мансура — и вот она, сказка! Был обычный атаман — «выбил» ему глаз, и получился грозный Одноглазый Хасан. Был туповатый, пугливый Ахмед — прикрутил к его имени прозвище Сорви Голова, и готов безжалостный неустрашимый разбойник. Сказка!
Для Махсума эта сказка оборачивалась страшной былью с печальным концом. К тому же сильно действовал на нервы тот факт, что Махсум и Хасан были созвучны для его не восточного слуха. И если выяснится еще, что кто-то забрался в пещеру, пока их не было…
— О мой шеф! — подскакал к Махсуму Ахмед, указывая на что-то впереди. — Там, у пещеры чьи-то мулы! Не иначе как кто-то опять решил прокатить нас, как последних лохов, пока мы канали на дело.
Махсум так резко натянул поводья, что бедный конь встал на дыбы.
— Что с вами? — не понял Ахмед, почему главарь вдруг остановился.
— Ничего, Ахмед. Совсем ничего, — хриплым от волнения голосом пробормотал Махсум. — Едем! — он вновь пришпорил коня и быстро приблизился к каменной двери пещеры.
Мулы не обратили на посторонних людей совершенно никакого внимания, продолжая лениво общипывать пробившуюся меж камней травку.
— Ну, сейчас мы с ним разберемся! — радостно воскликнул Ахмед, вынимая саблю.
— Погоди! — остановил его Махсум. — Нужно сначала разобраться.