Акрам-бей всхлипнул, утирая похожими на сардельки пальцами слезы.
Марджина с Али-бабой молчали, ожидая продолжения печальной истории. Шумно высморкавшись в платок, Акрам-бей продолжил.
— Утром слуг обнаружили обескровленными и растерзанными. Вы не представляете, как я перепугался. Слуг, конечно, мы похоронили тайно, но в дом больше никто не хотел идти. Да и кто захочет идти на верную смерть? Не иначе как в этом проклятом доме поселилась нечисть, и я даже догадываюсь какая. И когда в нашем городе пропадает человек, я каждый раз не могу сомкнуть глаз, представляя себе, где его могут обнаружить.
Акрам-бей замолк, повесив голову.
Марджина с Али-бабой переглянулись.
— А самое противное, этот дом вот уже десять лет вытягивает из меня деньги. Я должен платить налоги, хоть и не живу там.
— Мы купим его, — вдруг сказала Марджина.
— Ты с ума сошла! — воскликнул Али-баба, отшатнувшись от девушки. — В тебя, верно, вселился сам шайтан.
— Правда? — с надеждой во взгляде уставился на нее Акрам-бей.
— Шайтан в меня не вселился, но мы его покупаем.
— Нет! — замахал руками Али-баба.
— Да! — настойчиво повторила Марджина. — Сколько вы за него просите?
— Я отдам его вам бесплатно! — тут же приободрился Акрам-бей. — Всего за каких-то пятьсот монет!
— Вы не в своем уме, почтеннейший. Дом с нечистью за пятьсот золотых?
— Да-да, что это я. Триста. Забирайте за триста!
— Пошли, Али-баба.
— Нет, стойте! Двести… Сто пятьдесят!.. Сто!.. Даром, даром отдам, клянусь Аллахом! Только умоляю, избавьте меня от этой напасти, — стоная, уткнулся головой в пол Акрам-бей, что при его огромном животе было не так-то просто сделать.
— Договорились, — остановилась в дверях Марджина. — Зовите кади. Новым наследником муллы будет Али-баба!
Спешно посланный за судьей слуга, чтобы Марджина ненароком не передумала, вернулся в сопровождении хмурого кади. Тому этот дом тоже стоял уже поперек горла — вдруг да и всплывут его черные делишки. С какой огромной радостью кади быстро, но аккуратно затер имя Акрам-бея и вписал на его место имя Али-бабы, который сам не умел толком писать. Кади настолько воодушевился, что решил потребовать с Али-бабы положенные за оформление бумаг деньги, но присмирел под суровым взглядом Марджины и Акрам-бея. В конце концов, махнув рукой на деньги — ведь все так удачно разрешилось, — кади пожал руку бледному Али-бабе, поздравил его с приобретением, сухо распрощался с Акрам-беем и спешно покинул дом старьевщика, сославшись на неотложные дела. Наконец-то у него свалился камень с души, и если новый «наследник» отдаст концы в этом проклятом доме, то какое кади до этого дело.
Али-баба, вертя в руках бумагу, свернутую в трубочку, которая буквально жгла ему пальцы, понуро плелся за Марджиной. Не было ему радости и покоя. И зачем он только послушал эту противную и явно безумную девчонку? Что ему теперь делать с этим домом? Жить там невозможно, продать его тоже не продашь, а случись там что, так еще и обвинят именно его, Али-бабу.
— Чего нос повесил? — спросила Марджина, обернувшись назад. — Ты радоваться должен: купил такой дом задешево.
— Вот именно, что «такой», — проворчал Али-баба. — Не надо было мне тебя слушать.
— Слушай, ты вроде бы мужик, дровосек, а нюни распустил.
— А ты бы не распустила? — набросился на нее оскорбленный Али-баба. — Не распустила, а? Подсунула мне этот рассадник нечистой силы, чтоб он провалился вместе с тобой!
— Ты, главное, громче кричи, а то тебя еще на том конце города не слышали, — Марджина уперла руки в бока и склонила голову к плечу.
Али-баба замолк, пугливо озираясь по сторонам, но прохожие не обращали на них никакого внимания, занятые своими разговорами и мыслями.
— У меня есть одна задумка, — сказала Марджина, поправляя платок.
— Какая?
— Позже расскажу. А сейчас нам просто необходимо зайти на базар и кое-что прикупить.
— Ты права, уже нужно начинать готовиться к поминкам.
— Какой ты… — Марджина недоговорила, поджав губки.
— Какой? — с вызовом спросил Али-баба.
— А такой! Никакой! Распустил тоже нюни.
— Ничего я не распускал!
— Тогда пошли, у нас куча дел до ночи.
— А что будет ночью? — боязливо уточнил Али-баба, ощутив озноб во всем теле, несмотря на нестерпимую жару.
— Ночью будет изгнание шайтана, но с таким помощником, как ты, это вряд ли удастся сделать, — сказала Марджина, придирчиво приглядевшись к Али-бабе.
— Изгнание? Ты собираешься изгнать из этого дома нечисть?
— А почему бы и нет? — засмеялась Марджина, но потом вновь сделала серьезное лицо и кивнула.
— Нет, ты точно сошла с ума! — взмахнул руками Али-баба, словно отгонял от себя комаров. — Но мне эта затея нравится, какой бы она ни была безумной и что бы из нее ни вышло.
— И?
— И я иду с тобой…
— Шеф! — Ахмед, держа в пальцах какую-то бумажку, подбежал к сидящему у затухающего костра, разведенного прямо посреди пещеры, Махсуму. Махсум не откликнулся, ковыряя длинной, обугленной на самом кончике палкой в углях. — Пришло послание от фраера.
— От кого? — переспросил Махсум, не отрывая взгляда от маленьких робких огоньков, скачущих по раскаленными углям.
— Да от Мансур-ако!
— А, — безразлично отозвался Махсум, даже не обернувшись. — И что он пишет?
— Он пишет, что рано утром из города выходит богатый караван и требует, чтобы мы его перехватили.
— Требует?! — тут же вскочил на ноги Махсум. — Да как он посмел требовать у нас, у таких крутых разбойников? Нас можно просить, умолять, но требовать!..
— Что с вами, шеф? — Ахмед, никак не ожидавший подобной бурной реакции на совершенно обычное послание, был изрядно удивлен.
— Тоже мне, пахан выискался, распушил пальцы веером! Мы ему не холуи какие!
— Да, — осторожно поддакнул Ахмед.
— Козырной фраер нашелся! — разошелся не на шутку Махсум. — Сявка базарная! Раззявил хайло, как болтун вокзальный.
— Да! — повторил Ахмед, восхищенно поедая глазами своего главаря. — Вы, как всегда, правы, шеф!
— Да ну тебя, Ахмед, — Махсум внезапно повесил плечи и вернулся к костру. — Все у тебя «да».
— А разве «нет»?
— Уйди, Ахмед, я в печали, — отмахнулся от него дымящейся палкой Махсум. Палка шурхнула, прочертив в воздухе огненную дугу.
— Хорошо, шеф, но что передать фраеру?
— Передай… А-а, что хочешь, то и передай.
Ахмед отошел от Махсума и тихонько спросил у Шавката, копавшегося в дорогих тряпках:
— Чего это с ним?
— Не знаю. Он весь день уже сидит какой-то опущенный. Никого видеть не хочет и слышать тоже, — на мгновение оторвался Шавкат от устроенной им внеочередной ревизии и сразу же продолжил прерванное любимое занятие.
Ахмед только плечами пожал. Дотопав до ожидавшего у входа в пещеру гонца, Ахмед поднял голову и неуверенно повертел в пальцах записку.
— Так что передать Великому? — спросил гонец, которому никак не терпелось как можно скорее покинуть разбойничье логово. Слишком неуютно здесь было, да и обратный путь неблизкий.
— Передай… Передай ему… — Ахмед наморщил лоб, силясь построить фразу в духе Махсума. — Передай ему, что пахан не так крут, как кумекает, и пусть шлет ксивы без наездов — мы ему не эти… не холуи. А дело будет на мази.
Гонец повращал глазами, не поняв ни слова из сказанного. Повторить, а, тем более, запомнить такое, ему было просто не под силу.
— Знаешь, ты лучше записку напиши, — попросил он, — а то я еще чего-нибудь позабуду или напутаю случайно.
— Эх ты! И чему тебя только в медресе учили, — вздохнул Ахмед, присел на камешек и принялся выводить грифелем на обороте записки. Гонец терпеливо ждал. — На! — Ахмед наконец поднялся с камня и протянул гонцу сложенную вдвое записку. — Передашь лично в руки. Если что — съешь!
— Все как обычно, — гонец повернул коня и пришпорил его. — Делать мне больше нечего, как жрать твою писанину, разбойная морда, — проворчал он, отъехав на приличное расстояние.
Ахмед тем временем вернулся в пещеру и подсел к Махсуму. Тот все еще ковырялся палкой в углях.
— Что вы делаете? — полюбопытствовал он.
— Картошку пеку.
— Зачем?
— Чтобы есть, зачем же еще!
Ахмед только теперь заметил торчавшие средь углей опаленные почерневшие бока картофелин средней величины.
— Есть? Такое черное? — усомнился он, поглядывая то на картошку, то на своего патрона.
— Ты что, печеной картошки никогда не ел?
— Нет, — повертел головой Ахмед. — И знаете, что-то не особенно и хочется.
— Дурак ты — это же вкуснятина!
Ахмед ничего не ответил. На его взгляд, мясо, зажаренное на углях, было гораздо аппетитнее, нежели обугленная картошка.
— Ахмед! Ахмед, где ты? — донесся встревоженный голос одного из разбойников, которого звали Азиз.
— Я здесь! — тут же вскочил Ахмед, хватаясь за саблю.
— Ахмед, новенький… Касым… он сбежал!
— Как сбежал? — растерялся Ахмед.
— Вот так, — показал разбойник, двигая двумя пальцами.
— Я тебя не об этом спрашиваю, болван!
— А о чем же? — разбойник выглядел крайне озадаченным.
— Я спрашиваю: почему ты не задержал его?
— Он сказал, что ему нужно… кхе, кхе, — откашлялся в кулак разбойник, — ну вы понимаете.
— Догнать! Вернуть! — взмахнул Ахмед саблей, сверкнувшей в пламени костра кровавым отблеском.
Разбойник едва успел втянуть голову в плечи, как сабля, описав полукруг, прошлась у него точно над головой.
— Слушаюсь, Ахмед! — разбойник подхватился и бросился к стоявшим у выхода коням. — За мно-ой! — крикнул он товарищам на бегу.
— Эх, шеф, говорил я вам: нужно отрубить ему башку! Просто нужно и все тут, а вы… Э, да что теперь говорить, — Ахмед опустил саблю, обернувшись к Махсуму, спокойно чистившему дымящуюся картофелину.
— Делай что хочешь, — ответил тот, отколупывая с картофелины угольки и дуя на пальцы. Ему уже было решительно на все наплевать.