— Кто? — повернул к ней голову Олим-Кирдык.
— Не знаю.
— Не знаешь, так помалкивай! Какой дурак сюда полезет?
— Это верно.
Они немного помолчали, наблюдая за огоньками.
— Что будем делать? — спросил Олим-кирдык.
— Может, лучше уйдем сегодня отсюда?
— А как же еда?
— Да, есть хочется, — погладила живот Юмюм-хана, и тот, как бы подтверждая ее слова, призывно заурчал. — Не нравится мне это.
— Думаешь, мне нравится, да?
Внезапно один огонек метнулся к ноге Олим-кирдыка и начал шустро взбираться по ней.
— Ай! — в страхе отпрыгнул гуль, скидывая с себя нахальный огонек. — Они, кажется, хотят нами закусить.
Ну, разумеется, о чем еще могли думать гули, как не о том, чтобы кем-нибудь закусить. Ведь знаете поговорку, о том, как думает и судит каждый.
— А может, они просто так бегают? — предположила более рассудительная Юмюм-хана, но в ее голосе проклюнулась дрожь сомнения. — Давай лучше пойдем в дом, а?
— Давай, — согласился с женой Олим-кирдык и на цыпочках направился к дому, замирая на месте каждый раз, как только очередной огонек приближался к нему. Жена-гуль последовала за ним. — Уф-ф, кажется, пронесло, — отер со лба выступивший пот Олим-кирдык, ступив наконец на порог. — Жена, давай открывай дверь!
— Сам открывай! — спряталась за его спину Юмюм-хана.
— Да чего ты боишься?
— А ты?
— Я ничего не боюсь! — выпятил грудь колесом Олим-кирдык.
— Вот и открывай тогда, а я уж за тобой…
Олим-кирдык, долго мялся перед дверью, никак не решаясь взяться за ручку, несколько раз прикасался к ней пальцами, но вновь отдергивал их. Время шло, однако ничего не происходило. Наконец, собравшись с духом, Олим-кирдык взялся за ручку и осторожно потянул за нее. Просто кошмарный скрежет заставил встать дымом волосы у обоих гулей.
— Ты чего творишь, дуралей? — Юмюм-хана ткнула кулаком в ребро своего мужа.
— Так это… я… — растерялся тот, перестав тянуть за ручку.
— Чего ты там бормочешь?
— Я тут ни при чем. Она сама, — пролепетал Олим-Кирдыр, порядком струхнувший.
— Как сама? Она ведь никогда не скрипела!
— А теперь скрипит!
Оба примолкли, глядя на полуоткрытую дверь.
— Что будем делать? — тихо спросил Олим-кирдык.
— Что, что? Не знаю что! Открывай дальше, только осторожно.
Олим-кирдык, закрыв глаза, вновь потянул за ручку. Дверь скрипнула и вдруг перестала открываться. Олим-кирдык сильнее потянул за ручку, но дверь будто застопорило.
— Чего ты там копаешься? — нетерпеливо окликнула его Юмюм-хана.
— Дверь — она не открывается.
— Так тяни сильнее!
Тогда гуль что было сил рванул на себя дверь, чтобы разом покончить с этим. Тяжелая высокая дверь поддалась, но не открылась, а начала крениться на него. К противному скрипу прибавился еще и треск. Гуль, выпучив глаза и все еще держась за ручку, смотрел, как дверь все больше и больше клонится в его сторону, а когда сообразил, чем это может закончиться, было уже слишком поздно.
— Ай вай! — вскрикнул он, но отскочить не успел — помешала жена, прятавшаяся за его спиной. Дверь со всего размаха припечатала гуля в лоб и, рухнув, придавила всем своим немалым весом обоих.
Чихая и кашляя от поднявшейся пыли, гули с трудом выбрались из-под неимоверно тяжелой двери. Суеверный страх уже подбирался к их горлам. Но гулям было стыдно в этом сознаться, даже самим себе.
— Ты зачем дверь выломал, дубина! — набросилась Юмюм-хана на мужа, пытаясь выдать дрожь в коленках за гневный запал.
— Я не ломал, — замотал головой Олим-кирдык, отползая к деревянным перилам подальше от жены и двери. — Она сама упала! Я только потянул легонько.
— Вот я тебе потяну, — пригрозила мужу Юмюм-хана, отряхивая подол платья. — Вставай и пошли в дом!
— Не пойду, — вжался спиной в перила гуль. — Мне и здесь хорошо.
— Пошли, говорю!
— Тогда иди первой.
— Тоже мне, гуль называется! — презрительно сплюнула Юмюм-хана. — Смотри, как это делается, — она сделала шаг в дверной проем.
Доска под ее ногой скрипнула и вдруг ушла куда-то вниз, а из темноты прямо в лицо гуль-жене по дуге взлетел другой ее конец.
Бац!
Юмюм-хана от неожиданного и подлого удара подалась назад и взвыла от боли, схватившись руками за лицо. Вертикально стоящая доска медленно наклонилась вбок и с глухим «бум» опустилась на голову так и не успевшему понять, что, собственно, произошло Олим-кирдыку.
— Уй-юй! — взвыл тот, хватаясь за голову руками. На затылке гуля тут же начала вздуваться огромная шишка, но его жене пришлось гораздо хуже. Лицо ее было красно, нос скошен набок, а несколько зубов шатались. — Пойдем отсюда, жена!
— Нет! — кипя от злости, воскликнула та. — Это чьи-то дурацкие шутки! Вставай и идем внутрь.
— Не встану! — воспротивился Олим-кирдык, еще сильнее вжимаясь спиной в перила.
— Вставай, сказала, а иначе… — она выпустила длинные когти.
— Ладно, ладно, уже встаю, — обреченно вздохнул Олим-кирдык и поднялся на ноги, щупая пальцем здоровенную шишку.
— А теперь иди первым, — приказала его жена.
— Чего это я первым пойду? Иди сама.
— Поговори у меня еще! — взмахнула гуль-жена острыми когтями.
Повесив плечи, Олим-кирдык сделал пару шагов вперед и застыл у перекошенного дверного проема с покореженными петлями. Он долго вглядывался в темноту дома, принюхивался к чему-то и неуверенно топтался на месте, потом сделал осторожный шаг внутрь, щупая доски ногой — все, вроде бы, держались крепко. Вошел, опять остановился, сделал еще один шаг и еще. Дошел до двери в комнату и толкнул ее.
Зрелище, представшее перед его глазами, не то что напугало гуля, но сильно озадачило. Прямо напротив дверей стоял низкий длинный стол, который раньше располагался у окна. На столе лежал человек, вытянувшись во весь рост. Руки его были сложены на груди, глаза закрыты. В ногах лежащего горела зыбким пламенем масляная лампа, разбрасывая по стенам кривляющиеся тени.
— Ну, чего ты опять встал? — нетерпеливо ткнула мужа в спину Юмюм-хана.
— Здесь кто-то лежит, — вполголоса отозвался Олим-кирдык, не сводя глаз с тела на столе.
— Кто лежит?
— Почем я знаю! Посмотри сама, — Олим-кирдык не решился войти в комнату. Впервые в жизни ему стало страшно от вида покойника.
— Вот же трус, — Юмюм-хана насилу протиснулась мимо мужа и тоже застыла на пороге. — Чего он тут делает?
— Знаешь, лучше спроси у него самого, — поежился гуль.
— У него? — переспросила Юмюм-хана у мужа. В ее каменное сердце вновь закралась тревога.
В этот самый момент в углу комнаты шевельнулась какая-то тень, сами собой вспыхнули еще две масляные лампы, стоявшие в изголовье покойника, и на середину комнаты вышел человек. Лицо и руки его были черны, и сам он был облачен во все черное.
Гули притихли, напряженно вглядываясь в суровое лицо незнакомца. Неизвестно еще, кто он такой и чего можно ожидать от него. Между тем человек приблизился к столу, погладил по головке лежащего и уставился на гулей пронзительным взглядом.
— Ко… — Юмюм-хана прочистила пересохшее горло. — Кто ты и что тебе здесь надо?
— Кто я? — спросил человек. — Вы меня не узнали, адские отродья?
Гули, сжавшись, покачали головами.
— Я Мункар! — рявкнул человек, гордо вскидывая подбородок. Что-то звонко хлопнуло, и за его плечами распустились два огромных черных крыла.
Гули вздрогнули и непроизвольно попятились в коридор, но тут на плечо Олим-кирдыка легла чья-то ладонь. Тот застыл на месте и медленно повернул голову. На его плече лежала белая кисть с длинными тонкими пальцами, заканчивающимися внушительными кривыми когтями, похожими на куриные. Проследив глазами вверх по руке, Олим-кирдык наткнулся на лицо ее обладателя и вздрогнул во второй раз. На него смотрела страшная белая образина с черными кругами вокруг глаз, белыми волосами, стоящими дыбом, и перемазанными кровью губами. Из-под верхней губы торчали длинные и острые клыки. В другой руке страшилище держало остро отточенную косу. Из ушей кошмарного создания вился сизый дымок.
— Ай, Шайтан-опа! — воскликнул Олим-кирдык, падая на колени. Ноги от страху совсем отказывались повиноваться ему.
— Ох! — его жена, обернувшись, разом побледнела сильнее, чем белая образина, и припала спиной к стене коридора, распластавшись по ней.
— Куда это вы собрались? — спросила неизвестная.
— Кто… ты? — сглотнув, выдавила из себя Юмюм-хана.
— Я Смерть! Столько лет работаете бок о бок со мной и до сих пор не узнаете меня в лицо?
— У… узнаем, по… почтеннейшая. Теперь узнаем, — пролепетала Юмюм-хана. — Но чем мы провинились перед тобой, скажи?
— Вы забрали жизнь человека, не испросив моего разрешения, — сурово ответила Смерть, указывая в сторону комнаты пальцем. — Узнаете его?
— К-кого? — Олим-кирдык с женой обернулись к столу.
— Подойдите к столу! — рявкнула смерть.
Гули вскочили с пола и, оглядываясь на острую косу, гуськом подобрались вплотную к столу.
— Теперь узнаете? — спросил Мункар, складывая руки на груди.
— Н-нет, — втянули головы в плечи гули, честно силясь припомнить покойника. Мало ли их было на длинном веку гулей.
— Это мулла! — грохнул кулаком по столу Мункар.
Гули в третий раз вздрогнули, сбиваясь в кучку и косясь на лежащего на столе. Пламя масляных ламп дрогнуло. Тень пробежала по лицу покойного. Что-то зажурчало, и по столу из-под тела начала растекаться казавшаяся черной в темноте жидкость. Добравшись до края стола, она устремилась на пол, собираясь в лужицу у самых ног гулей. Гули попятились, но позади стояла Смерть с косой наперевес, и дальше отступать было просто некуда.
— Это кровь! — жестко, громовым голосом произнес Мункар, указывая пальцем на лужу возле стола. — Кровь, которую вы, презренные выпили из этого несчастного слуги Аллаха! Аллах послал меня допросить вас и покарать! — под потолком что-то заскрипело, защелкало, зашуршало, и Мункар начал подниматься над полом. — Кайтесь перед смертью, презренные гули! — воздел руки Мункар. Гули взвыли, падая ниц и закрывая головы руками. — Пришел ваш после…