— Тюки вроде бы на месте — непохоже, чтобы кто-то опередил нас, — продолжал размышлять вслух Ахмед.
— Да кто нас может опередить, Ахмед? Здесь только мы на всех нападаем.
— Это верно. Но где тогда все люди?
— Может, услышали, как мы скачем, и в панике разбежались? — предположил Азиз, остановивший своего коня неподалеку от Ахмеда.
— Возможно, — ответил ему Махсум. — А возможно, и нет.
— Так что будем делать, шеф? — Ахмед нетерпеливо поерзал в седле.
— Вот привязался! Не знаю я, понимаешь? Не знаю!
— Может, тогда спустимся и проверим? — предложил Ахмед. Ему уже порядком надоело без толку торчать на горбу бархана.
— Хорошо, проверьте! Поедешь ты и… — Махсум повертел головой.
— Я, я! — Азиз как на уроке вытянул руку, тряся ей. — Можно я, шеф?
— Ты уже отличился сегодня, — отчитал его по ходу дела Махсум, и Азиз печально повесил нос. — С тебя хватит. Поедет Стальной Палец!
— Коготь, шеф, — Саид покачал головой, досадуя на слабую память предводителя. — Я Коготь.
— Тем более. Вот и поедешь вниз и все там разузнаешь.
— Есть, шеф!
— И еще… Хабиб-ако! Как самый умный и опытный.
Старый разбойник только плечами повел. Ему в силу возраста давно уже было на все наплевать: скажут стоять — будет стоять, а ехать — так поедет.
Ахмед с Саидом и стариком пришпорили коней и начали спуск вниз. Махсум напряженно следил за ними. Вот всадники спустились с бархана, вот неторопливо и опасливо приближаются к каравану, остановились, о чем-то разговаривают. Ахмед кажется напуганным… Махсум подумал, что подзорная труба пришлась бы сейчас очень кстати, но, к сожалению, ни одной подзорной трубы он здесь еще не встречал. Так, Ахмед двинулся вперед, за ним следует Саид, вертя головой. Хабиб-ако стоит — заснул, что ли, этот старый хрыч? Ага, нет, тоже двинулся. Объезжают караван. Опять остановились, к чему-то присматриваются или прислушиваются.
И вдруг конь Ахмеда встал на дыбы, заржав так, что было слышно даже с бархана. Ахмед, едва не сверзившись с коня, лихо развернул его и понесся обратно. Саид, пригнувшись к самой шее коня, не отставал от своего товарища. Старик несся позади всех, его мотало в седле так, что, казалось, он вот-вот вывалится из него. И в этот момент из-за верблюдов выскочил какой-то человек и побежал за удаляющимися разбойниками. Странное дело: либо кони скакали медленно, увязая копытами в песке, либо человек бежал слишком быстро — но неизвестный без особого труда нагонял улепетывающих разбойников. Те, постоянно оглядываясь на своего преследователя, неистово хлестали плетками коней, поддавая им жару.
— Чего это они? — спросил любопытный Азиз, пристально наблюдая с высоты бархана за необычной погоней. — Трое с каким-то хлюпиком справиться не могли? Вот я бы…
— Азиз, я тебя умоляю, помолчи, — попросил его Махсум, напряженно вглядываясь в сцену погони. — Ахмед не стал бы убегать от хлюпика, даже один.
— Тогда что же они делают? — не унимался Азиз.
— Бегут.
— Я об этом и говорю.
— Может, тогда сам спустишься и разберешься с этим хлюпиком?
— Нет, я лучше здесь подожду. Они все равно скоро здесь будут, — пошел на попятную Азиз.
— Тогда сиди и помалкивай! — грубо бросил ему Махсум.
Между тем дело принимало крайне неприятный оборот. Кони хрипя, работали ногами, но никак не могли подняться по отлогому склону бархана. Из-под их копыт летели тучи песка, с головой накрывая «хлюпика», который, рыча, отмахивался от сыпавшегося ему на голову песка руками, но при этом уверенно продвигался вверх по склону. Разбойники, затаив дыхание, наблюдали сверху — что-то сейчас будет! Неизвестный рванулся вперед, его длинные руки вцепились в трепетавший на ветру халат старика. Хабиб-ако от неожиданности выпустил поводья и повалился на спину, угодив прямо в лапы своего преследователя.
И тут кони Ахмеда и Саида, словно избавившись от лишнего груза или отыскав приличную опору, внезапно рванулись вперед и начали быстро взбираться вверх, но «хлюпик» уже утерял всякий интерес к преследованию, и был занят захваченным разбойником. Он повалил его на песок, сорвал с несчастного халат, потом в сторону отлетел пояс, за поясом сапоги и красные штаны. Хабиб-ако отчаянно сопротивлялся, но силы явно были не равны.
— Чего это он собирается с ним делать, а? — тихо спросил Азиз, но никто ему не ответил.
Разбойники, потрясенные происходящим до глубины души, продолжали молча наблюдать. Неизвестный уже перевернул старика на живот, придавил к песку, но тот продолжал визжать и молотить руками.
— О, бедный Хабиб-ако. Да чего вы стоите? — Азиз выхватил саблю. — Нужно спасать нашего аксакала! Он же его сейчас того…
— Хабиб-ако старой закалки, все выдержит, — вздохнул один из разбойников.
— Ай! — крикнул Хабиб-ако и разом обмяк, распластавшись на песке. Меж тем насильник не унимался, возясь и пыхтя.
— Какой позор на нашу голову! — покраснел Азиз, снимая чалму. — Какой позор…
— Спасайся кто может! Быстро! — прокричал Ахмед, первым взобравшийся на горб бархана. — Это пустынные гули!
— Кто? — уставился на него Махсум, до этого самого момента ничего не слыхавший о страшных созданиях. — Гули? Какие еще гули?
— Ах, гули! — почему-то обрадовался Азиз, вновь напяливая чалму. — А я-то думал… Ну, значит, Хабиб-ако не пострадал, — и все разбойники сразу повеселели, радуясь всей душой за аксакала.
— Да о чем вы вообще толкуете? — выкрикнул Махсум, вертя головой.
— Гули — это ужасные исчадия ада, пьющие кровь и поедающие людей, — затараторил Ахмед, осаживая коня. — И нет на них управы, шеф. Они быстры и ловки, у них острые зубы и они сильны, как десять человек! Уедем, прошу вас!
— А как же караван? А Хабиб-ако — этот глухой аксакал? Вы что, спустите этому гули-гули нанесенные оскорбления и отдадите ему наш караван?
— Шеф, им не нужен караван. Они там повязали всех людей, а троих порвали на клочки. Ужасное зрелище, скажу я вам! Уедемте, прошу вас!
— Нет! — вспыхнул Махсум, горя праведной местью. — Вы кто, домашние трусливые болонки или храбрые львы?
— Мы, шеф, коршуны. Коршуны пустыни, — поправил его Ахмед. — Мо подбираем то, что неправильно лежит. Иногда клюем, но мы не сражаемся с нечистью.
— Ах, так! Испугались каких сраных каннибалов? Да я их сейчас лично в окрошку изрублю! — Махсум выхватил саблю и бросил своего коня вниз.
— Ой дура-ак! — схватился за голову Ахмед, но делать было нечего, нужно было спасать своего предводителя. Ведь как-никак, Ахмед числился его телохранителем.
Выхватив саблю, он тоже устремился вниз. За ним припустил на коне Азиз, за Азизом — Саид, и тут все разбойники, не сговариваясь, поспешили на выручку своему отважному предводителю.
Олим-Кирдыка отвлек от крайне приятного, с его точки зрения, занятия какой-то странный шум наверху. Утерев окровавленные губы, гуль задрал голову и на мгновение застыл, с поднесенной к лицу ладонью. То, что открылось его глазам, мало того, казалось совершенно невероятным, но и настораживало: около сорока всадников с крайне злобными лицами и круглыми глазами, неслись прямо на него, вращая над головами сабли. Что-то в этом было совершенно неправильное. Гулей надлежало бояться, убегать от них, теряя тапки, а не нестись сломя голову навстречу собственной смерти.
Гули, вопреки мнениям некоторых знатоков, не были бессмертны, но, не привыкшие к дружному отпору, считали себя непобедимыми. Человек десять они, разумеется, одолели бы, но вот сорок, да еще с колюще-режущими предметами… Олим-кирдык хотя и был изрядно самоуверен, но не страдал излишним самомнением, и потому решил по-тихому слинять. Махнув рукой на неоконченный завтрак, он развернулся и что было сил припустил к верблюдам — нужно было предупредить жену.
Бегал он быстро, быстрее коней, по крайней мере, в пустыне, но сегодня, видно, был не гулев (или гулий — не знаю уж, как правильнее) день. Нет, с караваном им, конечно, повезло — сразу столько еды привалило, что и насытиться и про запас отложить можно. Но вот неприятность с домом, откуда насилу ноги унесли, да еще эти разбойники, неизвестно откуда свалившиеся на их головы…
До верблюдов Олим-кирдык успел добежать, но животные, почуяв запах крови, принялись реветь и шарахаться от гуля, грозя затоптать того на месте. Ополоумевшие животные носились кругами, спасаясь от преследования гуля, и откуда им было знать, что гули не едят верблюдов! А гуль бегал от них, выворачиваясь из-под верблюжьих ног и ища лазейку меж мечущихся в панике животных. К тому же он никак не мог отыскать жену, но, возможно, она уже увела куда-нибудь подальше отсюда схваченных людей. И тут один верблюд все-таки умудрился подставить подножку гулю. Олим-кирдык растянулся на песке, а другой верблюд, пробегая мимо, наступил ему на голову, втоптав ее глубоко в песок. Еще один вдохновенно потоптался на его спине. Так что невезучего гуля, когда подоспели разбойники, пришлось откапывать.
Но Олим-кирдык не собирался сдаваться живьем. Он рычал, огрызался и щелкал зубами. Один раз ему даже удалось укусить одного из разбойников за лодыжку, но, получив по голове рукояткой сабли, он присмирел. Держали его сразу восемь разбойников. Еще двое вязали веревками по рукам и ногам.
Однако пока разбойники были заняты борьбой с гулем, разбежались верблюды. Судя по их следам, изрядно напуганные и оставшись без погонщиков животные, спешно направились домой, в город, и догонять их было уже поздно. Это был полный провал, крах, окончательное и бесповоротное фиаско. Это понимали не только разбойники, но и их главарь. Хотя по большому счету разбойникам было глубоко наплевать — не этот караван, так будет другой. А вот каково было Махсуму — это ведь ему в очередной раз придется отдуваться перед Мансуром, и удастся ли еще выкрутиться, вот в чем вопрос. Третий раз подряд неудача, и бесполезно объяснять, что все было бы в ажуре, не объявись невесть откуда этот проклятый гуль, решивший вдруг на досуге закусить караванщиками.