— Не видишь? Пытаюсь открыть эту проклятую дверь! — вспылил Махсум.
— Вы не знаете, как она открывается? — перепугался Ахмед, не смея верить своим ушам.
— Да откуда же я могу знать, балда ты бестолковая! — потряс руками Махсум. — Я думал, ты мне скажешь.
— О, мы несчастные! Горе нам, великое горе! — Ахмед упал на колени и взялся причитать во всю глотку, оглашая окрестности гор визгливым воем. — О Аллах, за что ты послал нам это испытание?
— Чего орешь, ненормальный? — испуганно сжался в комок Махсум, затравленно озираясь по сторонам. — А если услышит кто?
— Да-да, вы правы, шеф, — Ахмед взял себя в руки и, шмыгнув своим длинным, с горбинкой носом, поднялся с колен. — Но там ведь все наши! Они помрут с голоду, уй-юй…
— Этот ваш Черный Кади всех запер в пещере?
— Конечно! Это ведь самое надежное убежище.
— Ну, разумеется! Никто туда не войдет и никто оттуда не выйдет, — Махсум упер руки в бока и задумался, выдвинув нижнюю челюсть вперед.
— О, мы несчастные! — опять завел свою песню Ахмед, видя, что дело не движется.
— Да погоди ты ныть!
— О, мои дорогие соратники!.. Впрочем, у них есть вино, — опомнился Ахмед. — Много вина! Мы ограбили три, нет, четыре каравана с вином! Так что они продержатся некоторое время без еды, а потом… О, ужас! — он схватился за голову и принялся раскачиваться из стороны в сторону.
— Погоди, ты чего сейчас сказал? — остановил его причитания Махсум, вцепившись в рукав Ахмеда.
— Я сказал: «о, ужас», — мой шеф!
— Да нет, ты что-то говорил про вино.
— Было вино. Много вина, — затряс головой Ахмед.
— Э-эх, вино сейчас не помешало бы. Что же делать… Что же… — Махсум заметался из одного угла входа в пещеру в другой. — Говоришь, они все выпьют?
— Все! Как есть, — подтвердил Ахмед.
— Без нас?
— Без нас.
— У-у-у! — взвыл Махсум, потрясая кулаками. — Так, погоди!.. — вены на его узком лбу вздулись от напряжения.
— Шеф, вы что-то придумали? — с надеждой в серых глазах уставился на своего предводителя Ахмед.
— Не мешай! Я что-то слышал такое в детстве… но вот что?
— Вы вспомните. Вы обязательно все вспомните! — попытался подбодрить его разбойник.
— Если ты будешь бубнить мне под руку, то я окончательно все забуду! Так… Разбойники, разбойники… сколько же их было? А, неважно!
— Тридцать девять! — отчеканил, не задумываясь, Ахмед.
— Ты уверен? — недоверчиво покосился на него Махсум.
— Чтоб мне сдохнуть! Голову даю! Вместе с вами, конечно.
— Я думаю, обойдемся и твоей головой, если что.
— Помилуйте! — тут же бухнулся на колени Ахмед, вцепляясь руками в штанину Махсума. — За что?
— Да отвяжись ты! — отпихнул его ногой Махсум. — Ненормальный какой-то. Дай мне подумать!
— Да-да, шеф! Прошу прощения, шеф! — стучась головой в землю, Ахмед быстро отполз подальше на карачках и затих, прикинувшись крупным валуном, коих здесь валялось в изобилии.
— Так, что же там было… Разбойники, какой-то нищий дровосек… — тихо, себе под нос вслух размышлял Махсум, дергая пальцами нижнюю губу. — Нашел пещеру…
— Кто нашел? — осторожно подал голос Ахмед.
— Никто! Не мешай вспоминать.
— Молчу, молчу! — прихлопнул рот заскорузлой грязной ладонью телохранитель.
— Значит, потом он пришел… с кем-то пришел… С ослом? Верблюдом? А, черт, какая разница, с кем! — Махсум зло пнул камешек, подвернувшийся под ногу, и зашагал в другую сторону. — Он что-то сказал. Но что? Слова, нужны слова… Тум-тум?.. Ням-ням?.. Сим-сим! — радостно подпрыгнул на месте Махсум. — Он сказал: «Сим-сим, откройся!»
Земля дрогнула, со свода посыпались пыль и мелкие камешки. Кашляя и отмахиваясь руками, Махсум отбежал в сторонку и, не веря собственным глазам, уставился на дрогнувшие части стены, которые медленно расходились в стороны, скрываясь в скале. Из образовавшейся щели вырвался столб дыма и огня.
— У вас получилось, получилось, шеф! — к застывшему Махсуму подлетел радостный Ахмед, размахивающий тюбетейкой. — Я знал, что вы просто проверяли меня! Вы — настоящий Черный Махсум! Ура-а!
Из разверстой пасти пещеры, ярко освещенной огненной завесой по обе ее стороны, на волю выбежала разношерстная, радостно гомонящая толпа бородатых мужчин в свободных одеждах. Махсум на всякий случай отступил, спрятавшись за спину своего телохранителя.
Толпа, не обнаружив своего предводителя, замерла в недоумении. Послышались недовольное ворчание и перешептывания.
— Ахмед, что все это значит? — выступил вперед полный бородач, протолкавшись из задних рядов. — Где Черный Кади, и кого это ты припер?
— Это… — начал было Ахмед, расправляя тюбетейку и водружая ее на лысую голову, но Махсум не дал ему договорить.
Он вышел из-за спины Ахмеда, выставил вперед ногу, выпятил колесом грудь, засунул за пояс большие пальцы рук и, обведя всех надменным взглядом, гаркнул что было мочи:
— Здорово, мужики!
Мужики застыли, не понимая, как реагировать на подобное приветствие, потом все разом со звоном и скрежетом выхватили сабли и оскалили рты, полные давно нечищеных зубов.
— Но-но! Вы чего? — Махсум опять поспешно спрятался за спину Ахмеда. — Ахмед, чего они?
— Сабли в ножны! — приказал тот неожиданно мощным командным голосом. — В ножны, я сказал!
Остро отточенные клинки разочарованно опустились один за другим, но в ножны не легли, а неуверенно подрагивали в руках разбойников.
— Слушай, а ведь нас и вправду тридцать девять! — обрадованно воскликнул Махсум.
— А я что вам говорил! — отозвался Ахмед, не сводя грозного взгляда с толпы притихших разбойников.
— Я знал, что книги — это чистое вранье.
На этот раз Ахмед ему не ответил: книг он не читал (их у него просто не было, да и со временем было туго), зато неплохо мог считать, особенно отнимать и делить.
— Ахмед, кто у тебя прячется за спиной? — спросил, не дождавшись ответа на поставленный вопрос полный мужчина, убирая длинный острый нож за пояс, но саблю на всякий случай он продолжал держать наготове.
— Это наш новый предводитель, Сабир! Склоните же головы!
По рядам разбойников пронесся шум недоверия и возмущения.
— Что ты сказал? Повтори! — грозно повел саблей упитанный Сабир.
— Он сказал, что я ваш новый предводитель! — опять выступил из-за спины своего телохранителя Махсум.
— Кто этот щенок, позволяющий себе неслыханную дерзость? — проигнорировав Махсума, Сабир вновь обратился к Ахмеду.
— Дурак, это Черный Махсум! Простите его дерзость, мой шеф! — Ахмед поклонился Махсуму, на что тот только величественно кивнул. — Черный Кади мертв.
— Мертв? Кто посмел? — разъярился Сабир, взмахивая саблей и наступая на Махсума. — Это он? Этот заморыш?
— Не вздумай тронуть его, иначе будешь иметь дело со мной! — Ахмед тоже выхватил саблю и загородил рукой Махсума. — Он доказал, что имеет право быть нашим главарем: он знает тайну горы и назначен лично Мансур-ако!
— Тогда другое дело, — проворчал Сабир и разочарованно засунул саблю в ножны. — Только он какой-то… малахольный.
— Знаю, выглядит он не очень, — согласился с ним Ахмед, — но зато умен, хитер и быстр.
— Не верю, — отмахнулся Сабир и побрел к пещере.
— Погоди, — Махсум опять отстранил Ахмеда и вышел вперед. — Всем вина! Сегодня праздник!
— Что? — ошарашено охнул Ахмед.
— Что? Что такое? — загорелись глаза у остальных, а Сабир даже облизнулся.
— Одумайтесь, шеф! — быстро зашептал ему на ухо Ахмед. — Черный Кади запрещал нам пить, ибо вино — зло! Иногда, очень редко он позволял нам выпить по пиале, но не больше!
— Брехня! — скривил лицо Махсум. — Всем вина! По кувшину!
— Но…
— Я сказал: по кувшину! Нет, по два!
— А-а-а! — победно взревела толпа, с наскоку подхватила на руки перепуганного Махсума и потащила в пещеру.
— Стойте!.. Что вы делаете?.. Не надо!.. Одумайтесь!.. Лю-уди-и!.. — бежал следом за ними Ахмед, пытаясь отговорить своих соратников от ужасной глупости, но никто его не слушал. — А, пропади оно все пропадом! — сдался в конце концов Ахмед, выбившись из сил от бесполезной беготни по пещере, нашел в одном из углов запечатанный кувшинчик с вином и удалился с ним в сторонку. — Хоть дверь бы закрыл, шайтан тебя раздери! — недовольно пробухтел он, глядя на до сих пор настежь раскрытый вход в пещеру. — Тоже мне, шеф называется!
Глава 3. Али-баба
Горячий жирный плов с айвой и нутом был уложен горкой на лаган[3], увенчан крупным сочным куском баранины и выставлен в центр дастархана. Рядом с пловом расположились две косы[4]: одна с нарезанными крупными кусочками сочными помидорами, а другая — с чалопом[5]. Али-баба, захлебываясь слюной, потер ладони и протянул правую руку к плову. От аппетитных запахов сводило челюсти и кружилась голова, но вдруг кто-то больно пихнул его в бок. Али-баба живо одернул руку и огляделся — никого.
— Вставай! — раздался очень знакомый голос, казалось, из ниоткуда.
— Не встану! — огрызнулся Али-баба и вновь протянул руку к лагану.
— Что-о?! — возмущенно грянул в ушах голос. — Ах ты, бездельник! Вставай, я сказал! Дров нет, печь холодная, лепешек нет, а он валяется.
Али-баба обреченно вздохнул, но отказаться от еды было выше его сил. Он вновь потянулся к плову, но новый тычок в ребра заставил его отшатнуться от блюда. И тут аппетитные кушанья подернулись какой-то дымкой, заколыхались, словно мираж над раскаленными песками, и начали медленно таять.
— Стой! Куда? — Али-баба попытался ухватить исчезающий из-под его носа лаган с пловом, но с таким же успехом можно было пытаться поймать ветер.
— Вставай, бездельник! — опять повторил сердитый голос.
— Да встаю я, встаю, — проворчал Али-баба и медленно открыл глаза. — Даже во сне поесть не даешь, — сказал он своему брату Касыму, грозно возвышавшемуся над ним с упертыми в тучные бока руками.