— Бубу!
— Да ну тебя! — махнул рукой Ахмед, прошел к мешку с овсом, отвязал его от спины одного из коней и поискал глазами куда насыпать. Во дворе дома Али-бабы ничего подходящего не было. Тогда, не придумав ничего лучше, он высыпал зерно прямо перед мордами коней в пыль. Благовоспитанные кони с эмирских конюшен понюхали пыльное зерно и поворотили морды. — Ну и… эмир с вами, — обиделся на коней Ахмед. — Значит, и воду сами себе принесете!
В доме между тем уже вовсю кипела работа: мать Али-бабы, притащив из погреба кусок баранины, нарезала ее тонкими ломтиками, Марджина, расположившись рядом с ней, занималась овощами. Али-баба к тому времени на заднем дворе успел развести огонь в двух очагах, на которых стояли казаны — один большой, а другой поменьше. В обоих шкворчало, раскаляясь, масло. У очагов сидел на корточках Али-баба, ворочая кочергой разгорающиеся дрова.
Махсум встал рядом с Али-бабой и стал наблюдать за огнем. Огонь всегда казался Махсуму чем-то волшебным. Им можно обогреться, приготовить на нем еду, осветить дом, если надо, и еще им можно просто любоваться. В танце пляшущих на сухих полешках огоньков было нечто притягательно-таинственное и непередаваемо-прекрасное. Огнем можно любоваться бесконечно, но Махсуму сегодня было не до того. Оторвав взгляд от очага, он посмотрел на Али-бабу, и тот, словно почувствовав его взгляд, обернулся через плечо.
«Интересно, знает ли этот бесхитростный мальчишка, кто он, этот самый Одноглазый Хасан? А вдруг его предупредил кто-нибудь? — подумал Махсум отвернувшись. — Вдруг этот трус Касым все-таки прибежал к нему и обо всем рассказал? С него станется… Да нет, непохоже. К тому же после такого предательства…»
— Вы бы, почтеннейший… простите, как вас зовут?
— Хасан. Меня зовут Хасан. И у меня один глаз, — зачем-то добавил Махсум, поправив повязку на глазу. — «И зачем я, дурак, это сказал?»
Али-баба кивнул выпрямляясь.
— Вы бы, почтеннейший Хасан, пошли бы, отдохнули. Устали, небось, с дальней дороги?
— Устал, — честно признался Махсум. — Давно устал. Может, лучше помочь чего?
— Да вы что? — поразился Али-баба. — Нет-нет! Гость должен ожидать, когда хозяева накормят его и усладят его слух приятной беседой. Вот когда я буду у вас в гостях…
— Маловероятно, — проворчал Махсум и отошел в сторонку. Больше всего на свете ему сейчас хотелось куда-нибудь скрыться, чтобы никто не знал, где он и что он, но разве скроешься от судьбы?
— Шеф! — за спиной Махсума возник вездесущий Ахмед.
— Шеф? — вновь обернулся Али-баба. Он уже где-то однажды слышал это непонятное слово, но вот где и при каких обстоятельствах, никак не мог припомнить.
— То есть, я хотел сказать, мой господин! — поправился Ахмед.
— Этот мой слуга такой бестолковый, — пояснил Али-бабе Махсум, одарив Ахмеда взглядом, не обещающим тому ничего хорошего. — Учу, учу его, а он до сих пор разговаривает, как базарный нищий.
— Базарный? — переспросил Али-баба, вновь о чем-то задумавшись.
— Именно. Так что ты хотел сказать, мой бестолковый слуга? — поддел Ахмеда Махсум.
— Я хотел сказать, — надулся Ахмед от обиды. — Я хотел сказать, что кони накормлены, а кувшины чувствуют себя хорошо!
— Какой заботливый у вас слуга, — невольно восхитился Али-баба. — Даже о кувшинах с маслом говорит, как о живых людях!
— Он такой! — Махсум постучал костяшками пальцев по лбу, пока Али-баба не смотрел на него, и Ахмед еще больше надулся.
— А скажите, почтеннейший Хасан, можно ли взять у вас немного масла? У нас закончилось, а в одном казане его, по-моему, слишком мало.
Наступила гнетущая пауза.
Али-баба, ожидая ответа, смотрел на Махсума; Махсум — растерянно на Ахмеда, а Ахмед — затравленно и туповато то на Али-бабу, то на Махсума.
— Масло? — переспросил Ахмед.
— Да-да, совсем немного, а то, боюсь, мясо пригорит, а лук почернеет и будет невкусным.
— Я сейчас, — Ахмед сорвался с места, пролетел через дом и выскочил с другой его стороны. — Масло ему! Чего это вдруг ему понадобилось наше масло? На что намекает этот оборванец? — ворча, он подбежал к одному из кувшинов, сорвал с него крышку и вытащил из него миску, стоявшую на голове сидящего в кувшине разбойника.
— Уже пора? — прогудело из кувшина.
— Нет! Сиди тихо, пока я не скажу, — Ахмед вновь накрыл кувшин крышкой и понесся обратно, на задний двор. — Вот! — протянул он миску с маслом Али-бабе.
— Огромное спасибо! — поблагодарил Али-баба, долил в казан совсем немного масла и вернул оставшееся Ахмеду. — Этого, я думаю, будет вполне достаточно.
Ахмед понесся обратно, вновь пролетел через дом, выскочил на улицу и подбежал к кувшину. Сняв крышку, он поставил обратно на голову разбойника миску с маслом и опять закрыл крышку.
— Все! — доложился он Махсуму, вернувшись на задний двор.
— Али-баба, — позвала Марджина, выглянув из дома. — У нас в лампе заканчивается масло.
— Так залей!
— Масла больше нету.
— О Аллах! — Али-баба вновь посмотрел на Махсума, тот — на запыхавшегося Ахмеда; Ахмед — печально на своего предводителя и очень зло на Али-бабу.
— Ахмед? — произнес Махсум, и тот вновь понесся через дом в передний двор, подскочил к кувшину, открыл крышку и схватил с головы разбойника миску.
— Уже пора? — вновь донеслось из кувшина.
— Нет! — грохнул крышкой Ахмед и побежал обратно, но во дворе было темно, хоть глаз выколи, и он внезапно на что-то налетел.
Тр-рах!
Миска разлетелась на куски.
— Иа-а! — обиженно взревел осел, обильно политый маслом. Откуда ему было знать, что разбойник несет противное масло, а не вкусного овса несчастному ослу, посаженному бессердечным Али-бабой на жесткую диету.
— Ох-х, проклятое животное! — Ахмед поднялся с земли, тряся головой. — Развели тут ослов! — потирая старые раны на левом боку и ругаясь себе под нос, Ахмед побрел обратно к кувшинам.
Нащупав крышку, он снял ее и повел рукой в поисках миски, но вместо миски рука его нащупала вихрастую голову.
— Так, здесь я уже брал, — сказал сам себе Ахмед.
Он закрыл крышку и перешел к следующему кувшину.
— Ахмед, ну долго еще? — всхлипнул сидящий в кувшине.
— Как получится! — ответил ему Ахмед.
— А что ты делаешь?
— Этим оборванцам понадобилось масло!
— Ахмед, — донеслось из кувшина после паузы. — Лучше не надо.
— Почему?
— Потому, — ответил ему кувшин.
— Э-э, без тебя знаю! — Ахмед взял миску и захлопнул крышку кувшина. — Учить еще меня будет.
Он пошел назад, щупая перед собой рукой — с этим ослом ни мисок ни масла не опасешься! Войдя в дом, он стремительно пересек его и выбежал на задний двор.
— Вот! — вручил он миску Марджине, помешивающей жарящееся в одном из казанов мясо.
— Вот спасибо! — обрадовалась девушка, принимая миску. Но вдруг к чему-то принюхалась, наморщив носик. — Знаете, мне кажется, оно немного прогоркло.
— Не может этого быть! — Ахмед сунул палец в миску и облизнув, поморщился. — Масло действительно было какого-то странного, несколько противного вкуса.
— Это, наверное, тот обирала в воротах свой грязный палец засунул, — подсказал Махсум.
Ахмед поморщился и грохнул миской об землю.
— Я сейчас другое принесу! — он опять пробежал сквозь дом и подлетел к горшку, из которого взял миску. Сорвав с него крышку, Ахмед засунул в него нос и зашипел на разбойника, сидящего в кувшине: — Ты что сделал с маслом, гад?
— Я же говорил: не надо! Мы так долго ехали, а мне хотелось пи-пи…
Ахмед в сердцах грохнул крышкой.
— Идиот! Какой идиот! Дебил! — оттирал Ахмед язык рубахой, плюясь и ругаясь, потом подбежал к другому кувшину. — У тебя нормальное масло?
— А что? — спросил кувшин.
— Отвечай, ты ничего с ним не делал?
— Да вроде нет, — подумав, подтвердил кувшин. — Ахмед, ну долго еще?
— Скоро! — Ахмед схватил следующую миску и побежал к дому, через дом и на задний двор. — Вот хорошее масло! — вручил он миску Марджине.
— Спасибо, — поблагодарила та, понюхав масло. — Я сейчас отолью немного.
— Нет! — запротестовал Ахмед, порядком уставший носиться туда-суда. — Оставьте все себе. Вместе с миской. Это подарок.
— Вы что, и мисками торгуете? — спросил Али-баба. — А то бы мы взяли у вас парочку.
— Э-э… нет! Миски у нас подарочные. Купил целый кувшин — получи миску.
— Интересный способ завлекать покупателей, — согласился с ним Али-баба, засыпая в жарящееся мясо лук. Во втором казане уже бурлил зербак — аппетитный золотистый лучок, нарезанная крупными ломтиками морковь и сочные кусочки мяса.
— Да-да, это я сам придумал! — гордо заметил Ахмед.
— Али-баба! Али-баба, где ты? — донесся с переднего двора возбужденный, до боли знакомый Ахмеду голос. Он тут же втянул голову в плечи и попятился в тень хотя узнать его перемазанную ваксой физиономию да еще в темноте было просто невозможно. — Вот ты где! — выбежал из дома Касым и бухнулся перед Али-бабой на колени.
— А, Касым! Здравствуй, — обрадовался Али-баба. — Хорошо, что ты зашел в гости. Скоро будет готов ужин, заодно отпразднуем новоселье. Я надеюсь, ты взял свой дутар?
— Взял. Я купил новый, — не упустил случая похвастаться Касым, доставая из-за спины новенький дутар. — Но мне нужно с тобой срочно поговорить.
— Говори, я слушаю.
— Не здесь, прошу тебя, — покосился Касым на бородатого незнакомого мужчину и черного, словно ночь, мавра с белыми, будто лик прекрасной девушки, глазами, которыми тот почему-то слишком часто моргал.
— Хорошо, пошли в дом, — сказал Али-баба. — Прошу прощения, почтеннейшие.
— Ничего, — кивнул Махсум. — Мы здесь постоим, присмотрим за едой.
Касым поднялся с колен и поплелся в дом за Али-бабой. Али-баба, проведя брата в разгромленную комнату, притворил дверь и повернулся к брату. Вид у Касыма был убитый, он даже в глаза Али-бабе не мог смотреть.
— Ничего не говори, все знаю, — хмуро произнес Али-баба.