— Шеф, караван! — подлетел к нему Ахмед.
— Какой еще караван? — возмутился Махсум поморщившись. — И не ори, как понтовая сирена — без тебя башка болит.
— Но… караван, — осторожно заметил Ахмед, понизив голос. — Он ведь уйдет.
— Да и пусть катится на все четыре стороны! Сейчас от силы часа четыре утра.
— Но Мансур-ако!.. — ужаснулся Ахмед, вытаращив глаза на нового главаря.
— Плевать! Тьфу! Блин, даже плюнуть нечем!
— Как вы… — Ахмед весь затравленно сжался, отступив на шаг. — Как вы можете так говорить, шеф? Да ведь он… он…
— Что ты там бормочешь? О, моя башка!
— Так нельзя говорить, совсем нельзя, — проблеял побледневший Ахмед. — Никак! Если он узнает, тогда… О, спаси нас Аллах!
— Ну ладно, ладно, — недовольно проворчал Махсум. До него наконец дошло, что с подобными высокопоставленными особами лучше не связываться, и даже не поминать их имена — тот же Ахмед, не задумываясь, заложит при случае, чтобы выслужиться. — Ну, погорячился немного — с кем не бывает? Просто ужасно хочется спать. Вот черт, дайте кто-нибудь воды! Нет, вина!
— Как?!. — Ахмед начал окончательно косеть. — Опять вина? Да вы что?!
— Да ты посмотри на них? — Махсум повел дрожащей с похмелья рукой. — Какие из них вояки? Сейчас опохмелимся по-быстрому и враз разберемся с твоим караваном.
— Нет!!! Никакого вина! — Ахмед бросился к Махсуму, вцепился в его рубаху костлявыми пальцами и повис на нем.
— Э-э, отстань от меня, — Махсум с трудом сбросил с себя навязчивого телохранителя. Пройдя в угол пещеры, где в изобилии были свалены кувшины с вином, он выбрал совсем небольшой, откупорил и припал к его горлышку.
Разбойники, затаив дыхание, следили за своим новым главарем. Ужас сковал их закаленные сердца. Они ожидали, что Махсум вот-вот покачнется и падет замертво — ведь если им так плохо, то какого должно стать человеку, если он еще добавит. И даже не просто добавит, а, так сказать, с горкой. Некоторых особо мнительных замутило, и они гуськом бросились к выходу. Другие, морща бородатые, обветренные, обожженные солнцем лица, отворачивались не в силах смотреть на это самоистязание, но вдруг наступила неожиданная развязка.
Махсум сделал последний глоток, потряс пустой кувшинчик, из которого в его рот упало несколько капель, отбросил в сторону сосуд — тот ударился в стену и разлетелся на крупные глиняные осколки — и утер губы тыльной стороной ладони.
— Хорошо! — причмокнул Махсум губами и обвел взглядом притихших разбойников.
— С вами все в порядке, мой шеф? — Ахмед осторожно приблизился к Махсуму и для проверки аккуратно потыкал его пальцем в плечо.
— Я здоров и полон сил, как лев!
Разбойники удивленно загомонили.
— Ну, чего ждете? Вперед, время не ждет! — призывно вскинул руку Махсум.
— А-а-а! — разбойники, которым поскорее хотелось избавиться от навалившегося на них недуга, сорвались со своих мест и накинулись на кувшины с вином, словно изголодавшийся барс на стадо серн.
— Не надо! — опять принялся причитать Ахмед, пытаясь загородить собой склад вина. — Что вы делаете, несчастные? Опомнитесь!
Но его никто не слушал. Ахмеда смели, опрокинули на пол и едва не затоптали ногами. Гремели кувшины, голосили те, кто никак не мог пробраться вперед, а те, кому повезло, хватали сразу по два-три и, пригибаясь, отбегали в сторонку, где трясущимися руками срывали пломбы и опрокидывали в себя «лекарство».
Успокоилось все только через минут двадцать, когда икающее разбойное воинство, несколько приободрившись, но изрядно кося глазами, направилось к своим лошадям. Лошади, чуя незнакомый отвратительный запах перегара, шарахались от своих хозяев, фыркали и хрипели. Разбойники, ругаясь на чем свет стоит, пытались взобраться на них, падали, поднимались и вновь заносили ноги в стремена.
Несчастный подавленный всем происходящим и мучимый головными болями Ахмед, отъехав чуть от пещеры, хмуро наблюдал за происходящим. Его конь, застоявшийся за ночь, нетерпеливо переступал с ноги на ногу и недовольно фыркал, призывая своих собратьев последовать за собой, но тем было не до того.
Свалка, казалось, никогда не закончится. Но вот все разбойники взгромоздились в седла и, пришпорив коней, устремились вон из пещеры, радостно подвывая и опасно покачиваясь в седлах из стороны в сторону. Последним из пещеры вынесся удалой Махсум.
— Ну, куда? — натянул он поводья, подскакав к ожидавшему его Ахмеду.
— Вы ничего не забыли, шеф? — поинтересовался тот, пристально вглядываясь в опухшее красное лицо предводителя.
— Да вроде нет, — попытался задуматься Махсум, но голова все еще плохо соображала. — А что такое?
— О Аллах! — воздел руки к небу Ахмед. — Пещера! Вы забыли ее закрыть!
— Ах да! — хлопнул себя кулаком по лбу Махсум, отчего едва не свалился с коня, но Ахмед услужливо поддержал его под руку.
— Сим-сим, закройся! — гаркнул во всю глотку Махсум.
Земля дрогнула, пыль поднялась облаком, и каменные челюсти горы с гулким клацаньем сомкнулись.
— Так просто? — поразился Ахмед.
— А чего мудрить-то? — хмыкнул Махсум, довольный произведенным эффектом. — В путь! Веди нас, Ахмед!
Ахмед нахмурил свои тонкие брови, ничего не ответил и вынесся вперед, указывая дорогу. За ним, гогоча, икая и вразнобой распевая песни, понеслись разбойники, неловко размахивая на скаку саблями.
Странный шум, перекрывший даже журчание горного ручья, доносившийся с южной стороны, где заканчивалось ущелье и горы плотнее примыкали друг к другу, упираясь заснеженными пиками в самое небо, привлек внимание Али-бабы в тот момент, когда он безуспешно пытался перерубить туповатым топором основание сухого карагача. Топор звенел, щепки летели во все стороны, но дело продвигалось плохо. Решив немного передохнуть, Али-баба отошел в сторонку, стянул с головы платок и утер им покрытое потом лицо. И вдруг он услышал нечто странное, чего обычно в горах не услышишь: много людей — очень много, — то ли спорили о чем-то, то ли просто пытались друг друга перекричать. И это несколько удивило Али-бабу. Решив немного отвлечься, любопытный молодой человек отложил топор в сторону, пристроив своего вислоухого спутника рядом с ним для охраны орудия труда, спешно направился на шум.
Удобнее всего оказалось идти вдоль самого берега реки — там дорога была ровнее и глаже, почти не попадалось острых камней, впивающихся в ступни ног сквозь тонкие подошвы изношенных чувяков, да и от воды тянуло прохладой.
Дорога заняла немного времени. Поплутав по извивам реки, Али-баба внезапно вышел на ровную каменную площадку, на которой без труда могла разместиться вся базарная площадь города. Дальше путь преграждала высокая скальная стена, тянущаяся с юга на север. Стена горного кряжа кое-где поросла кривыми деревцами и была почти сплошь облеплена гнездами ласточек. А вот что заслуживало особого внимания, так это черная дыра в скале под широким навесом, из которой доносились голоса людей. Али-баба сначала замер в недоумении и растерянности, глядя на зев пещеры, но потом вдруг метнулся в сторону и укрылся за огромным валуном, опасливо выглядывая из-за него.
«Ну, дела-а! Неужели мне посчастливилось наткнуться на разбойничье логово?» — подумал Али-баба, попутно соображая, как ему следует поступить дальше. Впрочем, сначала нужно было удостовериться, что это действительно разбойники, а не какие-нибудь нищие, нашедшие себе прибежище в горах, подальше от городской суеты и нещадных поборов властей предержащих.
Али-баба затаился за камнем, решив дождаться появления обитателей пещеры, а уж потом решать, что со всем этим делать. Ждать пришлось довольно долго. Шум в пещере то усиливался, то сходил на нет, но при ярком солнечном свете разглядеть что-либо в темном нутре пещеры не представлялось возможным. По звукам, доносившимся из скалы, тоже не получалось разобрать, что, собственно, там происходит: люди кричали, подвывали, смеялись, то и дело билась посуда, ржали кони, кто-то безостановочно причитал, но его голос тонул в хаосе других голосов.
Наконец из пещеры показались люди. Все в черных одеяниях, лица красны, глаза мутные, как у снулой рыбы, и при этом они были необычайно веселы, громко разговаривали и делали попытки взобраться на коней, но это им никак не удавалось, что Али-бабе показалось очень странным. Откуда ему было знать, что эти люди пьяны, когда сам он ни разу в жизни не пробовал вина. Однако теперь стало ясно, что это действительно разбойники, именующие себя «Коршуны пустыни», а пещера — их логово.
— Иа! — раздалось за спиной Али-бабы.
Тот с перепугу едва не выпрыгнул из-за камня, но вовремя сообразил, кто к нему пожаловал.
— Эй, кто тебя сюда звал, глупое животное? — набросился он на счастливого осла, нашедшего своего хозяина.
— Иа! — возмутился лопоухий.
— Да тихо ты! — испугался Али-баба, кидаясь к ослу и зажимая ему пасть обеими руками. — Или ты хочешь, чтобы нам обоим отрубили головы?
Осел вырвался из рук хозяина и попятился задом, испуганно мотая головой.
— Тогда молчи! — зашипел на него Али-баба, приложив палец к губам.
— Иа! Иа! — понятливо закивал осел.
— О, наитупейший из самых тупых ослов, — не на шутку рассердился Али-баба. — Если ты сейчас же не замолчишь, то, клянусь небом, я тебя… тебе… в общем, ты понял!
— Иа! — ослик отступил еще дальше и спрятался за другим валуном, прикрыв глаза ушами.
Но Али-баба зря переживал, что кто-нибудь из разбойников обратит на них внимание. Разбойникам было не до того, а один осел не мог перекричать целое стадо без устали ржавших лошадей. Так что его пятикратное «иа» кануло в производимый разбойниками шум, словно песчинка затерялась среди подобных себе на морском дне.
Двое разбойников, находившихся ближе всех к пещере, о чем-то возбужденно разговаривали. Али-баба догадался, что один из них является главарем шайки, но кто конкретно, он никак не мог определить. Али-баба напряг слух, однако разобрать слов говоривших с такого расстояния было невозможно. И тут самый молодой вдруг гаркнул: «Сим-сим, закройся!»