Она рисует на мокром песке, а я должна угадывать, что именно.
— Мам, — вдруг спрашивает Фой, — а можно сделать так, чтобы и у меня тоже начались менструации?
— К сожалению, это невозможно, — смеется тетушка. — Это случается только тогда, когда решает мать-природа.
— Но я тоже хочу.
— Не хоти, — говорю я. — От этого болит живот.
Тетя Челле прижимает меня к себе.
— Ничего страшного. Живот скоро пройдет, а кровь будет идти еще пару дней, а потом перестанет.
— И это все?
— Нет, в следующем месяце это случится снова. Тебе придется следить.
— Как следить?
— Я дам тебе блокнот с календарем. Тебе придется высчитывать, когда будет следующий раз, и брать с собой немного прокладок.
— Но у меня нет денег на прокладки.
— Отец даст тебе, не волнуйся. Я поговорю с ним.
— У него у самого нет денег.
— На это он найдет деньги, — сердито отвечает она.
Фой рисует на песке кошку.
— Это принцесса Табита, — объявляет она. — Она будет смотреть за нашим замком и следить, чтобы злые крысы не утащили наш сыр. Давай я принесу ракушек, и мы закончим украшать замок?
Я киваю. Когда она убегает, сверкая пятками, я задаю тете Челле вопрос, который с первого дня не дает мне покоя.
— Можно мне остаться с вами, тетушка Челле?
— Ты и так, остаешься у нас, дорогая. На все лето.
— Нет. Можно мы будем жить у вас вместе с папой?
— Твоему папе надо работать.
— Он опять потерял работу.
Она убирает челку у меня со лба. От нее пахнет вербеной, а ее мягкие локоны щекочут мне нос. Ее лицо становится суровым.
— Что случилось на этот раз?
— Не знаю. Однажды вечером он вернулся в отель и сказал, что его начальница — настоящая ведьма, которая пыталась отравить его ядовитыми яблоками.
— Это на него похоже. Постой, — она внезапно поворачивается ко мне, — ты сказала «в отель»? Что еще за отель?
— «Новолуние». Это скорее паб, но не такой уютный, как ваш. По ночам приезжает слишком много мотоциклов.
— Но почему вы в нем остановились? Его что, послали в командировку?
— Нет, мы теперь там живем.
— В пабе? С каких это пор?
— Они сдают комнаты. Еще у них есть тропические рыбки, и хозяин позволяет мне их кормить. А их кот иногда спит на моей кровати. Его зовут Джаспер.
— Как долго вы там живете, Алиса?
— После пожара.
Тетю Челле словно током ударило.
— Какого еще пожара?
Я не отвечаю. Потому что, если она сердится, мои ответы сердят ее еще больше. Она снова прижимает меня к себе:
— Какого пожара, милая?
— Наш дом сгорел, когда я была в школе.
— Твой отец ничего мне не говорил, — она издает нервный смешок. — И… когда вы сможете вернуться в него?
— Папа сказал, что никогда, — пожимаю плечами я.
— Так вы живете в пабе, пока не получите страховку?
— Я не думаю, что у отца была страховка. Я слышала, как он кричал на кого-то по телефону.
— Ничего-то у него нет, — вздыхает она. К берегу подплывает Айзек с поломанными очками для плавания. Она не глядя поправляет их и отдает ему.
— Скажи отцу, что я хочу с ним поговорить, — говорит она Айзеку, и он снова уплывает.
Возвращается Фой с ведерком, полным ракушек, и мы заканчиваем украшать замок. За весь остальной день она спрашивает меня только однажды:
— Ты чувствуешь, как она течет?
Тетя Челле долго и тихо говорит о чем-то с дядей Стью, мальчишки играют в футбол, а мы с Фой снова и снова проигрываем на плеере Айзека новую песню Аланис Мориссетт[9]. Нам надо придумать новый распорядок дня.
Возвращаемся домой. В машине тихо: Пэдди уснул, а Айзек тихонько переругивается с Фой, потому что мы посадили ему батарейки.
Мы перебираемся назад и ложимся голова к голове, чтобы читать мысли друг друга. Фой начинает напевать мне в ухо песню Аланис, нарочно перевирая слова:
— И словно гриб к тебе на свадьбу пришел…
— Заткнись, — говорю я ей.
— И не подумаю.
— Разве это не дебильно, как ты думаешь? — присоединяюсь я.
Она хохочет. Я тоже, хоть я и не знаю, что значит «дебильно», — просто слышала, как Айзек сегодня повторил это слово несколько раз.
— Надеюсь, вы не произносите ничего непристойного, — говорит нам тетя Челле, глядя в зеркальце.
— Нет-нет, — отвечаем мы и продолжаем петь. Все вернулось на круги своя. День был замечательный. Я пока еще не женщина, а вполне себе маленькая девочка, тетя Челле не сердится на отца и весело болтает о чем-то с дядей Стью, а Фой лежит рядом со мной.
— Я так надеюсь, что вы будете жить у нас, — шепчет она мне на ухо. — Ты будешь спать со мной, а твой папа — в задней спальне. Так мама сказала.
— Правда?
— Ага. Ты сможешь ходить в мою школу и будешь моей сестрой.
Она прижимается ко мне и натягивает на нас клетчатое одеяло. Я беру свою Мисс Вискерс, а она своего плюшевого мишку, и мы засыпаем голова к голове, чтобы видеть сны друг друга.
Глава девятая
Мобильник Скантса не отвечает, и я звоню ему на работу. После третьего гудка включается автоответчик. Не успевает он пробубнить свое сообщение, как кто-то поднимает трубку, но это не Скантс — в трубке женский голос.
— Алло, Джоан? Это Джина Хьюер, коллега Нила. Он все еще в длительном отпуске.
— В отпуске?
— Отсутствует уже четыре месяца. Разве он вам не говорил? Я могу вам чем-нибудь помочь?
— Не важно.
Вешаю трубку и прислоняюсь к двери. Все мое лицо ноет от удара, нанесенного матерью Альфи. Только сейчас до меня доходит, как сильно она меня ударила. Выхожу из телефонной будки. Куда прикажете идти? Скантс игнорирует меня. Мой «будущий муж» Кейден завел себе другую. А за мной по пятам следуют то ли один, то ли трое мужчин, которые собираются убить меня.
Так куда, к чертям собачьим, я должна идти? Обычно в такие времена (ну, все-таки не совсем в такие) я бегу домой, сажусь на кровать и обнимаю Эмили, чтобы успокоить нервы. Но теперь от нее больше не пахнет жизнью, и я засунула ее в гардероб.
Мне надо поговорить со Скантсом. И вдруг, как по мановению волшебной палочки, в моем кармане раздается звонок. Это он.
— Скантс? Господи, какхорошо, что ты позвонил!
— Почему ты звонила ко мне на работу?
— Мне очень-очень надо с тобой поговорить.
— Тебе всегда очень-очень надо со мной поговорить. Не звони мне на работу. Звони на мобильный.
— Твой мобильный не отвечал.
— Чего ты хочешь, Джоан?
— Я не знаю, с чего начать. На меня напали на улице. Женщина. Мать разносчика газет.
— Почему? Что случилось?
— Ее сын приносит мне газеты, а ей не нравится, что я оставляю ему сладости. А еще я купила ему настольную игру.
— Блин, — слышу я. — Я же говорил тебе, что это выглядит так, будто ты его приманиваешь.
— Не приманивала я его! Просто пыталась с ним дружить.
— Так же, как ты «пыталась» быть известной писательницей, матерью пятерых детей, школьной подругой Меган Маркл…
— Та девушка только выглядела как Меган Маркл.
— …и матерью пятинедельной дочери, которая не кричала, не ела и никогда бы не выросла. Ты хочешь, чтобы я добавил к этому списку что-нибудь еще?
— Перестань, Скантс.
— Ага! Правда глаза колет? Ты даже умудрилась засветиться в манчестерских газетах, заявив, что попала в железнодорожную катастрофу.
— Я почти попала в нее.
— Вот то-то и оно, что почти. Ты находилась в семнадцати кварталах от места происшествия, но разве фактами тебе можно что-нибудь доказать?
— Скантс, ну пожалуйста…
— Ты заводишь дружбу с чужими детьми, ходишь на похороны людей, которых даже не знала, примеряешь свадебные платья, не имея намерения выйти замуж, и везде таскаешь с собой куклу, делая вид, что это новорожденный ребенок. Я сто раз просил тебя остановиться, но ты меня не слушаешь. Я больше не могу с тобой возиться.
— Но ты же должен.
— Ничего подобного. Я тебе ничего не должен. От тебя только головная боль и куча возни с бумагами. Гораздо больше, чем от кого-либо другого, с кем мне приходится иметь дело. Я собираюсь официально передать твое дело коллеге. С сегодняшнего дня ты должна будешь обращаться к Джине.
— Нет! Я не хочу никого другого. Ты заботишься обо мне с десяти лет. Ты мне стал как отец.
— То-то и оно. Но я ведь не твой отец. Не усложняй все, ладно? Мне сейчас и так непросто.
— Но почему? Что с тобой происходит?
Скантс смеется, но я чувствую, что ему совсем не смешно.
— Моя жена умерла. Примерно год назад. Спасибо, что наконец спросила.
— Но ты же говорил, что ей лучше.
— Было. Потом стало хуже. Потом ее положили в больницу, где она и умерла.
— Ты никогда об этом не говорил.
— А ты никогда не спрашивала. Ты так зациклена на своем маленьком мирке, что не замечаешь ничего, что происходит вокруг тебя. В тебе не осталось ничего, кроме лжи.
Я больше не в силах сдерживать слезы.
— Ты не можешь просто так взять и оставить меня.
— Так значит, с сочувствием покончено? Возвращаемся к нашим баранам?
— Скантс, я так сожалею о том, что случилось с твоей женой…
— Неправда. Может, ты и сожалеешь о том, что довела меня до ручки, но если я снова послушаю тебя, через пару недель ты опять позвонишь и скажешь, что порезалась, или что собираешься прыгнуть с причала, и мне придется снова гонять по М5 и М6[10], а потом ты спросишь как ни в чем не бывало: «А что это вы все так беспокоились?»
— Скантс…
— Знаешь, сколько дел мне приходится откладывать, чтобы возиться с твоим дерьмом? На прошлой неделе я купил тебе продукты, чтобы проверить, как у тебя идут дела. И ты знаешь, мне кажется, что, помимо твоей постоянной лжи и паранойи, все обстоит более или менее нормально. С меня хватит. Со следующей недели твоим делом будет заниматься Джина — она всегда находила его очень интересным, так пусть теперь сама и расхлебывает.