Татьяна, смутившись, молча кивнула.
Из больницы все отправились в прокуратуру, где пришлось томиться под кабинетом следователя долгих сорок минут. Их вызвали, когда закончился допрос и из двери вывели в наручниках похитителя Тани – младшего из братьев.
Татьяна ещё у двери спросила следователя, можно ли попросить свидания с девушкой, с которой вместе сидели в камере предварительного заключения:
– Она была арестована за драку, побила свою соседку.
Следователь посмотрел в своих бумагах и ответил, что её выпустили до суда.
– Дайте, пожалуйста, её адрес, – попросила Таня. – Вы ничего плохого не подумайте. Я хочу её отблагодарить за моральную поддержку нас в камере.
Следователь пожал плечами и, заглянув опять в бумаги, назвал адрес. Но Татьяна не собиралась уходить, она попросила ещё минуту внимания и уселась без приглашения на стул напротив мужчины:
– Мы можем уже уехать? С нас сняли подозрения?
– Пока нет. Идёт следствие, ещё не всё ясно. Придётся вам ещё пожить в наших местах. Ничего страшного: купайтесь, загорайте, в общем, отдыхайте.
Таня, опершись о стол локтями, вкрадчиво сказала:
– У меня есть очень важная информация об убийстве Татьяны Жизняевой.
– Да? – удивился следователь. – А позвольте спросить, почему вы не сказали это на допросе?
– Всё просто! Я узнала об этом час назад.
– Слушаю вас, – сдался мужчина.
– Вы приходили в больницу к Петру Жизняеву? – спросила Таня, делая ударение на первом слове.
– Нет, а в чём дело?
– Дело в том, что вы не сложили два плюс два.
– Да? – удивился следователь нахальству сидящей перед ним подозреваемой.
– Да! – настаивала Танечка. – В больнице лежит Пётр Жизняев, а убитая – Татьяна Петровна Жизняева. Вам это ни о чём не говорит?
– Думаете, вы самая умная, а здесь все дураки работают? – рассердился мужчина. – У вас всё?
– Нет, не всё! – вконец обнаглела Таня. – Выслушайте меня, что я сегодня узнала от Петра в больнице. Я теперь знаю, кому была выгодна смерть девушки.
И Танюшка поведала всю историю жизни Петра Жизняева и в заключении рассказала о встрече отца с дочерью и об имущественном интересе отчима Тани.
По мере повествования лицо следователя светлело и в глазах проявлялся интерес. Он записал показания, задал ещё несколько вопросов, и Татьяна гордо покинула кабинет.
– И это дело сделано! Теперь идём к…, – Таня заглянула в бумажку с адресом, – Светлане Пининой. Петровна, знаешь, где улица Степановых сорок три?
– Знаю: за почтой, в переулке, – проскрипела Григорьева.
Приближаясь ко двору Светы, подруги еще издали услышали женские крики, визг и лай собаки. Они поспешили на шум и стали свидетелями безобразной драки между их бывшей сокамерницей и худой высокой женщиной на территории Пининского двора прямо перед калиткой. Женщины таскали друг друга за волосы, причём каждая старались пнуть соперницу ногой. Большая лохматая дворняжка рвалась с цепи к скандалисткам, своим бешеным лаем перекрывая вопли и мат дерущихся. Таня и Петровна бросились растаскивать женщин. Старушка была отброшена взбешённой Светланой, а Таня получила оплеуху от другой драчуньи. Вот это было сделано зря! Разгневанная Татьяна подняла стоящее рядом ведро с водой и окатила обеих товарок с головы до ног. Тут же воцарилась тишина. Враги, разбежавшись в стороны, только отплёвывались и отряхивались.
– Что же ты делаешь? – возмутилась Таня, обращаясь к Свете. – Только что выпустили тебя, суд на носу, а ты опять драться!
– Она сама пришла ко мне!
– Она же провоцирует тебя, а ты будь умнее!
– Зачем пришли? – оглянувшись на Зину и Петровну, спросила Пинина. – И бомжиха с вами?! Да одета как! Фу ты, ну ты! Это что, слёт сокамерниц?
– Зря насмехаешься! Мы долг пришли отдать, – ответила Татьяна.
– Да?! – заинтересовалась Света в то время, как её соседка боком, стараясь не привлекать внимания, выскользнула со двора в приоткрытую калитку.
– Я всегда выполняю свои обещания! – заявила Таня, протягивая три тысячи рублей. – Купи новый мобильник.
– О да! – почти промурлыкала от удовольствия растрёпанная и красная Светлана, любовно складывая купюры вчетверо.
– Прощай! – крикнула Танюшка уже с улицы, догоняя подруг.
Глава 25
Вечером позвонил Валерий узнать, нашлась ли Петровна. Зина передала мужу историю Петра Жизняева, сообщила, что были в прокуратуре. Димыча заинтересовала новость, и он решил позвонить следователю, а жене ещё раз наказал:
– Сидите все в номере и никому не открывайте дверь.
Девушки стали накрывать стол к ужину. Голодной Петровне приказали не суетиться под ногами, а сидеть смирно на диване и ждать еду.
После ужина всё-таки, вопреки запрету Димыча, решили пройтись по набережной.
Стоял чудесный тихий южный вечер. На низком тёмно-синем небе легкомысленно мерцали серебряные звезды, и, склонив голову и чему-то задумчиво улыбаясь, смотрелась в искрящуюся морскую гладь луна.
Подруги спустились вниз, к воде, и, вдыхая запах йода, свежести и водорослей, медленно пошли по песку. К ногам подкрадывались ласковые волны, нашёптывая о чём-то сокровенном, и устало возвращались к томно вздыхающему морю. На пути оказалась знакомая коряга, на которой удобно разместились втроём. Не хотелось ни о чём говорить: было жаль нарушить фантастическое очарование этой ночи, прервать чудесную симфонию хрустального оркестра морских волн. Время шло, и надо было возвращаться в гостиницу. Наверху звучала популярная музыка, прохаживались нарядные отдыхающие, продавцы убирали товар и складывали палатки.
В холле гостиницы, впервые за всё время проживания здесь Тани и Зины, не замечая вошедших людей, пять женщин с вытянутыми и озабоченными лицами, стоя в тесном кругу, обсуждали вполголоса некую новость. Танюшка, не терпящая никаких тайн, подошла к Жене, которая вытирала платочком глаза, узнать, что случилось. Женщина, обрадованная новым ушам, с готовностью, округлив от страха глаза, выдохнула:
– Андрея Палыча арестовали!
– Когда? – тоже расширив глаза, заинтересовалась Таня.
– С полчаса назад увели! Прямо не знаю, что теперь с нами будет. Гостиницу закрывать? – беспомощно развела руками Женя.
– Работайте, как работали! Всё образуется! – посоветовала Татьяна.
Женя послушно кивнула.
– Что у них случилось? – спросила Зина у подруги, когда та вернулась.
– Умрихина арестовали, представляешь?
– Вот это да! Значит, мы правильно его подозревали!
В эту ночь возбуждённые обитательницы гостиничного номера на третьем этаже с видом на море уснуть не могли. Петровна не захотела уходить в свой номер и осталась ночевать в проходной комнате на слишком просторном для её размеров диване. Она всё ворочалась на кожаных подушках, охала и вздыхала то ли от переполнявшего её чувства благодарности к Тане, то ли от переедания. В смежной комнате ворочались с боку на бок подруги. В конце концов Зина нарушила тишину:
– Танюш, ты тоже уснуть не можешь? О чём думаешь?
– Наверное, о том же, что и ты: о нас, о бедной убитой девочке, о Петровне…
– Интересно, как оказалась наша старушка на улице? Вроде разумный человек, а стала бомжихой? Тань, почему такое с людьми происходит?
– А давай у неё спросим. Может, расскажет?
– А это удобно? – засомневалась Зина.
Вместо ответа, Татьяна позвала:
– Петровна? Ты не спишь?
– Нет! Что-то мысли мучают, – донеслось из темноты.
– Ты не расскажешь нам, как оказалась на улице? У тебя родственники есть? – громко спросила Таня, глядя в тёмный дверной проём.
– Есть у меня родственники: брат с невесткой, двое племянников. Но я их давно не видела – больше года.
– Как же так?! Вон сколько родственников, а ты спишь на улице, питаешься на помойках? – вскочив с кровати, устремилась в другую комнату Татьяна.
За ней, шлёпая босыми ногами по полу, перебралась на огромный диван и Зина. Подобрав под себя ноги, разместившись по обе стороны от старушки, в полной темноте девушки приготовились слушать историю жизни Петровны. И Григорьева Мария Петровна начала долгий рассказ о своей жизни.
Глава 26
Машенька родилась в семье инженера научно-исследовательского института и домашней хозяйки тогда, когда супруги уже отчаялись иметь ребёнка. Матери уже было тридцать шесть лет, когда она наконец произвела на свет семимесячную крошечную дочь.
Родители не чаяли души в своей девочке, баловали её, только что на неё не молились. Мама посвящала Машеньке всё своё время: водила с пяти лет в балетную студию; когда исполнилось дочери шесть лет, отец купил в комиссионном магазине пианино, и мама отдала Машу в музыкальную школу. В семь лет Машенька, естественно, пошла в школу, и мама приводила её за руку в класс, а потом забирала из школы, чтобы успеть отвести на музыку или балет. И за суетой заботливая мама не сразу заметила, что Бог подарил ей ещё одну возможность стать матерью. Так в семье появился брат Вовочка, когда Маше пошёл десятый год.
После рождения сына мама стала часто хворать. Машеньке уже было не до гамм и этюдов, также она забросила и балет. На маленькую тоненькую девочку легла большая часть домашних забот. Она научилась готовить простые блюда, мыть посуду, убирать в доме, даже мыть младшего брата и кормить его кашами, которые сама нередко и варила. Мама просто таяла на глазах. Врачи назначали различные обследования, а потом разводили руками, не находя никаких причин для такого самочувствия. Мать уже чаще лежала в больницах, чем бывала дома. Отец разрывался на двух работах, чтобы прокормить семью: днём колдовал у кульмана в конструкторском отделе своего родного НИИ, ночью нередко сторожил кооперативные гаражи.
Мать умерла в больнице, когда сыну пошёл пятый год, а дочери – четырнадцатый. От Вовочки скрыли трагическое событие, чтобы не травмировать хрупкую психику ребёнка. Так и жил Владимир до одиннадцати лет, думая, что мама кочует из больницы в больницу, находясь на постоянном лечении. Он давно уже не задавал вопрос, где мама, и не просил увидеться с ней, привыкнув к сестре, заменившей ему мать. Как когда-то её баловали родители: не отказывали ей ни в одной просьбе, водили её в балетную студию и музыкальную школу, так и она, хрупкая и маленькая, похожая на Дюймовочку, почти забросив свою учёбу, определила брата в музыкальную школу и художественную студию, так как заметила некоторые успехи маленького Вовочки в рисовании. Отец почти не бывал дома, пропадая на работе, тем самым взвалив все тяготы домашних забот и воспитание сына