— Вам выдадут справку для работы! — прорычал полковник, выходя из кабинета.
— Да причем тут справка? — попытался было возмутиться свидетель, но его уже никто не слушал.
Женщины в красных пальто разом загалдели, кроя Плешака на чем свет стоит.
Бортко быстро подхватил под руку Веденееву и вывел из кабинета.
— Это не она, — вздохнув, сказал Николай Трофимович. — Ведь отпечатки пальцев на бокале тоже не ее. Да и вряд ли она оставила бы свой бокал на столе. У меня создается впечатление, что преступник, в отличие от Веденеевой, очень неуравновешенный человек. Возможно, он действовал в состоянии аффекта.
— Я тоже об этом думал, — кивнул Мелешко. — Редкий случай — преступник оставляет явные улики. Так поступают люди, либо ничего не соображающие, либо уверенные, что их никогда не найдут. Но подобную уверенность может питать только человек, который раньше не был знаком с Ириной.
— Итак, у нас два варианта, — резюмировал полковник. — Либо это знакомый Ирины, действующий в состоянии аффекта. Либо вообще человек посторонний. Но откуда он мог взяться?
Вместо ответа Андрей только пожал плечами.
Когда Сева распахнул перед Веденеевой дверь кабинета, полковник Барсуков поднялся со стула.
— Виктория Львовна, — начал он, — благодарю вас за помощь, оказанную следствию, и приношу извинения за причиненные вам неудобства.
За годы работы в управлении Николаю Трофимовичу приходилось приносить извинения людям самого разного толка: бедным и богатым, симпатичным и не очень, порядочным и мерзавцам. Можно сказать даже, что это было частью его работы, и, выполняя ее, полковник никогда не испытывал неловкости или, тем более, унижения. Ведь извиняться можно по-разному. Перед людьми, попавшим в мясорубку следствия случайно, он извинялся сердечно, и слова его были искренними. Извиняясь перед мерзавцами, полковник чеканил каждое слово, использовал стандартные фразы, и взгляд его был холодным и неподвижным. Преступников он ненавидел и никогда этого не скрывал.
Виктория Веденеева не была Барсукову симпатична, но он понимал, что подозрения по ее поводу беспочвенны. За долгие годы работы в управлении он научился прекрасно разбираться в человеческой психологии. Да, такие, как Веденеева могут ненавидеть, но их стихия — эмоция, а не преступный замысел и воплощение. Отравители — люди совсем другого типа.
— Вы — умная женщина, — продолжал Николай Трофимович, — и должны понять, что участие в процедуре опознания было для вас в некотором роде необходимо и спасительно.
— Спасительно? — переспросила она. — В каком же это роде?
— Я не знаю, как сложатся ваши отношения с Султановым в дальнейшем, — сказал полковник, — но предупреждаю: он всерьез подозревал вас в покушении на его дочь и настаивал на том, чтобы из аэропорта вас привезли прямо к нему… Теперь мы предоставим Султанову отчет о процедуре опознания, так что, я полагаю, ваша беседа пройдет в более спокойной атмосфере.
Она молча опустила глаза.
— Вы свободны, Виктория Львовна, — проговорил полковник. — Но поскольку вы здесь, я хотел бы воспользоваться случаем и задать вам пару вопросов. Вернее, всего один вопрос… — Он внимательно посмотрел на Веденееву, и она в знак согласия кивнула. — Может быть, у вас есть какие-то собственные мысли по поводу покушения на Ирину?
— Но я же ничего не знаю! — воскликнула Веденеева. — Что с ней случилось?
Барсуков вздохнул и в двух словах описал то, что увидели оперативники в квартире Красновых.
Выслушав его, Виктория сказала:
— Мне кажется, это сделала женщина. Ваши сотрудники проверяли ее подруг?
— Видите ли, и отец, и муж Ирины в один голос утверждают, что у нее не было подруг, — нахмурился полковник.
— Я не была знакома с Ириной, — задумчиво сказала Веденеева, — но одну даму, которая называла себя ее подругой, я видела. Это было на свадьбе…
— Вы помните имя этой дамы? — насторожился Барсуков.
— Ее зовут Калерией. Достаточно вульгарная особа… Кажется, она училась в школе вместе с Ириной. Да-да, я вспомнила, ведь рядом с нами сидели школьные учителя Ирины. Эта Калерия подошла к ним поздороваться…
— Вы можете сказать про нее что-нибудь еще?
— Она называла себя подругой Ирины, хотя откровенно завидовала ей.
— Завидовала? — с надеждой переспросил Барсуков. — О-очень интересно… Что ж, Виктория Львовна, еще раз благодарю вас за помощь, оказанную следствию. Майор Мелешко проводит вас…
Глава 21ЧТО ЭТО У ТЕБЯ, КИСОНЬКА?
Сергеев опять был недоволен ею. И было отчего — она перевирала текст и двигалась так, что оператор никак не мог удержать ее в кадре. Ассистент оператора мелом начертил на полу павильона траекторию ее движений, но стало только хуже: теперь Калерия не могла оторвать глаз от белой линии, а ведь ей нужно было смотреть на героя! Лаптев уже не скрывал своей злости…
В конце дня измученная и настрадавшаяся Калерия подошла к Сергееву и сказала, что она не актриса.
— Милочка моя, — устало произнес он. — Меня это совершенно не волнует. Я сказал, что сделаю из вас звезду, значит, я сделаю. Но эмоции нужно оставлять дома. Ваша героиня холодна и бесстрастна. Понятно?
— Да, — прошептала Калерия, глотая слезы.
Когда она вышла на улицу, Лаптев заводил свою «семерку». Посмотрев на расстроенное лицо «актрисы», он молча распахнул перед ней дверцу.
— Сашенька, у меня проблемы, — сказала она, когда они подъехали к ее дому. — Ты не мог бы мне помочь?
— Что нужно сделать? — насторожился он.
— Нужно выгнать из моей квартиры одного человека.
— Какого еще человека? — Лаптев нахмурился.
— Моего бывшего мужа. Мы развелись с ним давным-давно. Но сейчас он явился ко мне и не хочет уходить. А у меня не хватает сил, чтобы выставить его за дверь.
— Лерочка… — простонал Лаптев. — Я ненавижу конфликтные ситуации. И не могу ударить человека.
— Это и не понадобится, — сказала Калерия, глядя на него умоляющим взглядом. — Просто мы сейчас вместе войдем, и ты скажешь, что ты мой… возлюбленный… А ему здесь не место.
Лаптев немного подумал, а потом замотал головой.
— Пусть это сделает кто-нибудь другой… Попроси ребят из театра. Равиля, например… Он выглядит очень внушительно. А я не могу. Вдруг твой бывший муж испортит мне лицо? Как я тогда буду сниматься? Пожалуйста, пойми меня…
— Я все понимаю, — тихо пробормотала она и с обреченным видом вышла из машины.
«…Никаких чудес на свете не бывает, — думала она, привычно заворачиваясь в одеяло, чтобы не слышать храпа из кухни. — Да, я получила роль. Но я ведь добивалась не этого. Я хотела быть с Лаптевым. Господи, почему все так нелепо? Ну почему, почему мне так не везет? Я ничем не хуже Ирины, но она нашла свое счастье, а я…»
Утром она проснулась оттого, что Михаил попытался залезть к ней под одеяло. Калерия изо всех сил оттолкнула его и закричала, что сейчас вызовет милицию.
— Ну зачем же сразу милицию? — пробормотал он, но из комнаты убрался.
Она села на кровати.
Что же ей теперь делать? Как избавиться от бывшего мужа? Она поднялась и некоторое время бесцельно ходила по комнате…
Потом она подошла к подоконнику, взяла свою сумочку и открыла ее. Вынув камень из застегнутого на «молнию» внутреннего кармашка, она зажмурилась и крепко сжала его в руке, надеясь вновь почувствовать исходящее от него волшебное тепло…
— Что это у тебя, кисонька? — раздалось вдруг из-за ее спины.
Калерия вздрогнула и быстро опустила камень обратно. Почему она не слышала, как Михаил вошел? Он прокрался в комнату, как настоящий вор!..
— Дай-ка посмотреть! — грубо потребовал он и потянулся к сумочке.
— Не смей! — закричала она. — Нельзя!
— Почему это — нельзя? — удивился он и попытался выхватить сумочку из рук Калерии.
Но Калерия отчаянно вцепилась в нее, и тогда Михаил сильно толкнул бывшую жену. Она отлетела в сторону и упала, ударившись плечом. Но тут же вскочила на ноги и опять подбежала к нему.
— Да уймись ты! — рявкнул он и, снова оттолкнув ее, полез в сумочку.
Калерия сидела на полу и плакала от боли и унижения.
— Ух ты… — восхищенно протянул Михаил, взвешивая рубин на ладони. — Где ты это взяла?
— Какое твое дело, подонок! — прорыдала она.
— Я, конечно, не большой спец в таких стеклышках, — сказал он, вертя камень и рассматривая его со всех сторон. — Но за такую штуку в ломбарде несколько кусков дадут. Лерка! — Он повернулся к ней, по-прежнему сидевшей на полу возле кровати. — На твой товар у меня найдется хороший покупатель. Я отдам долг, а остальные бабки — твои. Согласна?
— Это не мой камень! — закричала она. — Я должна его отдать, сегодня же…
— Да брось ты! — засмеялся он и, опустив рубин в карман своих замызганных брюк, собрался выйти из комнаты.
Но допустить это Калерия уже никак не могла! Быстро вскочив, она рванулась к бывшему мужу и изо всех сил ударила его ногой под колено. Михаил охнул, согнулся, но тут же выпрямился и прямым ударом в лицо свалил ее с ног. Она отчаянно закричала…
— Ну и лестница! — возмущенно бормотал капитан Душин, поднимаясь на пятый этаж. — Мало того, что воняет, как в зоопарке, так еще и честные граждане с утра пораньше резать друг друга начинают.
— Может, это крик страсти, — усмехнулся капитан Логачев. — Лелик, только давай договоримся: семейные скандалы — не по нашей части. Это — дело участковых.
— Разве я когда-нибудь участковым дорогу перебегал? — возмутился его коллега.
Крик повторился, затем послышалась грубая мужская брань.
— Послушай, — Логачев остановился и задумчиво посмотрел вверх. — А это не может быть у нашей дамы?
— Наша дама — одинокая, — возразил Душин, но тоже остановился. — С кем это ей так страсти-то предаваться?
— Да мало ли, — пожал плечами Михаил. — Я вот тоже одинокий. А и у меня иногда такие дамочки бывают… крикливые…