Я помедлил, взвешивая это.
— А ведь так и было, — изрек я спустя несколько секунд. — Мы больше не видели ни одного человека Бёрнса.
— Зато я видел, — ответил Крайцлер. — И по сей день их наблюдаю. Я с немалым наслаждением гонял их по всему городу. Вообще-то глупость, конечно, но я не прекращал, веря, что вы, объединив свои способности с тем, что узнали, пока я был с вами, отыщете улики, по которым сможете предсказать следующий ход Бичема. — Мы начали переходить дорогу, и Крайцлер принялся загибать пальцы на правой руке, перечисляя доводы: — Я сделал те же выводы, что и вы — 21 июня, день Иоанна Крестителя. На вашу долю осталось вычислить жертву и место преступления. Я возлагал большие надежды на вашего юного друга Джозефа и рассчитывал, что он поможет нам с первым вопросом…
— И он почти оправдал их, — угрюмо отозвался я, ощущая, как сердце сжимается от привычных боли и раскаяния. — Это он подал нам идею, кем следующая жертва не может являться. Мы знали, что это будет кто-то из мальчиков, работающих на улице, а не в домах терпимости.
— Правильно, — ответил «Пасло, когда мы достигли восточной стороны авеню. — Мальчик сослужил нам неоценимую службу, и его смерть — это просто трагедия. — Он виновато втянул воздух. — Случаются такие минуты, когда все в этом деле, всё и вся, что соприкасается с жизнью Джона Бичема, кажется, обречено на трагический конец… — Но его решимость вдруг вернулась к нему стократно. — В любом случае, — продолжал Ласло, — то, что Джозеф сообщил вам насчет «замка», из которого будущая жертва сможет видеть весь город, стало бесценной информацией — в сочетании с тем, что вы обнаружили в квартире Бичема. Кстати, вы безукоризненно проделали эту работу, Джон. Когда нашли его дом, то есть.
В ответ я лишь кивнул, невольно улыбнувшись, и решил, что больше не стану и пытаться выяснять планы Крайцлера на сегодняшнюю ночь. Если такая поспешная уступка с моей стороны может показаться странной, следует учесть, сколько недель я провел, не полагаясь на поддержку и дружбу Ласло, когда они мне были так нужны. Потому снова шагать с ним бок о бок, слышать, как он точно и уверенно препарирует дело, но превыше прочего — знать, что Сара, братья Айзексоны и я, равно как и все наше следствие не выходили у него из головы все время, проведенное нами порознь, — все это наполняло меня радостью и облегчением. Я знал, что сейчас он работает несколько наперекор всему нашему отряду, и дикий энтузиазм, пылавший в его глазах, возможно, содержал в себе что-то непредсказуемое и неподконтрольное; но все эти опасения мало что значили для меня, пока мы шагали по 39-й улице. Мы были на верном пути, уж в этом-то я был уверен, и мое собственное возбуждение вскоре преткнулось о настойчивый голосок благоразумия, зазвучавший в голове: нас всего двое, но мы собираемся выполнить задачу, предназначенную для десятков. Я заговорщически посмотрел на Крайцлера.
— Когда Рузвельт обнаружит, что мы ушли из оперы, — сказал я, — он перевернет город вверх дном, пытаясь разыскать нас.
Ласло пожал плечами:
— Будет куда лучше, если он применит мозги. У него на руках все ключи, указывающие на наше местонахождение.
— Ключи? Вы имеете в виду улики из квартиры Бичема? — Я снова оказался в тупике. — Но ведь именно эти находки и привели нас к башне Хай-Бридж. И замок Джозефа на это указывал…
— Нет, Джон, — ответил Крайцлер, вновь замахав руками. — Лишь часть того, что вы нашли на Бакстер-стрит, привела вас к такому выводу. Подумайте еще. Что еще он оставил?
Я задумался.
— Коллекцию глаз… схему… и шкатулку с дагерротипом.
— Верно. Теперь подумайте о сознательных или бессознательных мотивах, вынудивших его оставить именно эти вещи. Глаза безошибочно показывают на то, что перед вами нужный человек. Схема дает общее представление о месте, где будет нанесен следующий удар. И шкатулка…
— Шкатулка говорит нам то же самое, — поспешно воскликнул я. — Дагерротип дает нам понять, что мы нашли Яфета Дьюри.
— Правильно, — выразительно сказал Крайцлер. — Но что вы скажете о ее содержимом?
Я не понял.
— Сердце? — пробормотал я в замешательстве. — Старое и высохшее. Вы считаете, оно принадлежало его матери.
— Да. Теперь объедините карту и содержимое шкатулки.
— Система водоснабжения города… и сердце…
— Теперь добавьте сказанное Джозефом.
— Замок или крепость, — отозвался я, все еще не понимая, к чему он клонит. — Место, откуда можно увидеть весь город.
— И?.. — нетерпеливо подтолкнул меня Крайцлер.
Когда мы повернули на Пятую авеню, ответ обрушился на меня подобно тысяче громов. Растянувшись на два квартала к северу и один квартал к западу, стены его соперничали высотой с окружающими зданиями и выглядели так же величественно, как в незапамятные времена могла выглядеть легендарная Троя. Перед нами возвышалась громадина резервуара Кротон. Выстроенный по образу и подобию египетских мавзолеев, резервуар представлял собой чудовищных размеров крепость, по бастионам которой любили прогуливаться ньюйоркцы, наслаждаясь великолепной панорамой города (равно как и рукотворным озером в стенах резервуара). К тому же Кротон служил основным водохранилищем всего Нью-Йорка. Иными словами, это было самое сердце городской системы водоснабжения, центр, к которому сходились все акведуки и которым питались все артерии водопровода. Пораженный, я обернулся к Крайцлеру.
— Да, Джон, — улыбнулся он, когда мы приблизились к гигантской конструкции. — Здесь. — И он потянул меня за рукав, вынуждая прижаться к стене, пустынной в этот поздний час. — Вы, без сомнения, обсуждали, — понизив голос, продолжал он, — что Бичему может быть известно про то, что в первую голову мы станем наблюдать за береговой линией. Однако подходящей альтернативы у вас не было, и вы побережьями и ограничились. — Ласло поднял голову и впервые за эту ночь я заметил на его лице признаки волнения. — Если моя догадка верна, то он сейчас наверху.
— Так рано? — удивился я. — Но вы же сами говорил, что…
— Сегодняшняя ночь — особенная, — оборвал меня Крайцлер. — Сегодня ночью он накрывает стол заранее, чтобы лучше подготовиться к приему дорогих гостей. — Из складок накидки Ласло извлек «кольт» и протянул мне. — Возьмите, Мур. Но ни в коем случае не используйте, если этого можно избежать. У меня накопилось немало вопросов к этому человеку.
Крайцлер двинулся к тяжелым главным воротам, за которыми крылась лестница на вершину резервуара: они весьма напоминали вход в египетский храм мертвых. Учитывая наши цели этой ночью, я от столь зловещего совпадения содрогнулся. Под самым порталом я остановил Ласло.
— Только одно, — прошептал я. — Вы говорили, что люди Бёрнса все время следили за вами. Откуда вы знаете, что они не следят за нами сейчас?
Мне очень не понравилось лицо моего друга, когда он обернулся ко мне, — пустое лицо человека, полностью покорившегося некогда предначертанной судьбе и даже не помышляющего ее изменить.
— Признаться, я понятия не имею, следят они за нами или нет, — ответил он тихо. — Лично я рассчитываю, что все же следят.
На этом Крайцлер скрылся в воротах и стал подниматься по широкой и темной лестнице, пронизавшей массивную стену насквозь до самого верха. Пару мгновений я силился разгадать смысл его загадочных слов, после чего уже почти двинулся следом, когда мои глаза на секунду поймали слабый отблеск латуни где-то на другой стороне Пятой авеню. Я замер, пытаясь точно определить источник.
На 41-й улице, прямо под кроной разлапистого дерева, чья листва служила надежным укрытием от сияния дуговых ламп, стоял элегантный черный брогам, латунный отблеск фонариков которого я и заметил. И лошадь, и возница, казалось, были погружены в сон. Следующую минуту я пытался подавить в себе ужас, нахлынувший при мысли о восхождении на стены резервуара, но я быстро справился с дрожью в коленях и кинулся догонять Крайцлера, успокаивая себя, что в Нью-Йорке, должно быть, полно людей, разделяющих привязанность Пола Келли к элегантным черным экипажам.
Глава 44
Поднявшись на стену резервуара, я окончательно осознал всю пагубность ошибки, совершенной мною, когда я позволил Крайцлеру уговорить меня сопровождать его в этом путешествии. От парапета, окольцовывавшего кромку озера, до земли было примерно шесть этажей. Сам променад имел в ширину порядка восьми футов, с обеих сторон его ограждали четрехфутовые железные перила. Глянув вниз, я увидел улицы под таким углом, который сразу оживил в памяти все наши походы по крышам в последние месяцы. Уже одного этого было бы достаточно. Но обводя взглядом панораму прямо перед собой, я видел все те же знакомые просмоленные поверхности крыш и бесчисленные дымоходы зданий, окружавших резервуар, и все это напоминало о том, что даже если ноги наши и не стоят сейчас на крыше, вне всякого сомнения, мы уже вступили в то вышнее царство, где правит Джон Бичем. Мы вновь находились в его мире, только на сей раз прибыли по его извращенному приглашению. Безмолвно ступая к той части стены, что была обращена к 40-й улице, — по правую руку блистала вода, отражая свет всходившей в прозрачно-черном небе луны, — я не переставал сомневаться в нашем охотничьем мастерстве. Похоже, мы были готовы сами стать дичью.
Перед моим внутренним взором замелькали знакомые и страшные образы, подобно живым картинам, которые мы видели с Мэри Палмер в театре «Костера и Биала». Мертвые мальчики, спутанные и выпотрошенные; длинный, смертельно опасный нож, которым были нанесены все эти ужасные увечья; останки растерзанного кота миссис Пидмонт; безжизненная обитель Бичема в Пяти Углах и печь, и которой, по его словам, он готовил «смачную попку» Джорджио Санторелли; серое тело Джозефа; и, наконец, передо мной предстал сам убийца, восставший из всех улик и теорий, собранных нами в ходе следствия, но по-прежнему — всего лишь зыбкий силуэт. Бескрайнее черное небо и россыпи звезд над водной гладью бесстрастно взирали на мои тщетные попытки избавиться от жутких видений, а цивилизация, насколько я понимал, глянув еще раз на улицы города, находилась сейчас в недосягаемой дали. Каждый наш осторожный шаг гулким эхом разносился над стенами Кротона, возвещая о том, что мы ступили в бесправное царство смерти, место, где наивное изобретение трусливого человека, которое я сжимал в кулаке, — не более чем жалкая игрушка, и где нас ждут долгожданные ответы, но не на те суетные вопросы, над разрешением которых мы бились столько месяцев кряду, нет — разгадки величайших тайн этого мира явятся нам в своей жестокой и кровавой окончательности. Несмотря на всю свою тревогу, я ни разу не помыслил о том, чтобы повернуть назад. Быть может, меня заразила уверенность Ласло, что сегодня на этих стенах нам предстоит закончить начатое; так или иначе, я старался держаться с ним рядом, в то же время отчетливо осознавая, что шанс благополучно вернуться на улицы под нами у нас невелик.