— Нет, — отозвался я. — Благодарю. Слушай, я могу предположить сейчас только одно. Вы с Крайцлером заключили какую-то сделку.
— Сделку? — протянул Келли, и я понял, что его напускное неведение начинает меня раздражать. Он зачерпнул еще немного кокаина, а затем посторонился, уступая дорогу вывалившемуся из дверей крупному и хорошо одетому господину, за которым влеклись две невзрачные, но крикливо одетые особы. Келли дружески пожелал человеку доброй ночи и повернулся ко мне. — С какой это стати мне заключать какие-то сделки с добрым доктором?
— Мне бы тоже хотелось это знать, — не выдержал я. — Единственное объяснение, которое пока пришло мне в голову: ты сам как-то вскользь упомянул, как глубоко, дескать, ты его уважаешь. Помнишь, тогда, в коляске, — ты еще сказал, что читал его монографию.
Келли снова хмыкнул:
— Не в моих правилах, Мур, идти поперек собственных интересов. В конце концов, я практичный человек. Как и ваш друг мистер Морган. — Я растерянно посмотрел на него, а Келли ухмыльнулся еще шире. — Ну еще бы. Мне все известно о вашей встрече с Носатым.
Я уже хотел было спросить, откуда ему это известно, но вовремя сообразил, что это бессмысленно — он явно не собирался со мной любезничать и сейчас просто забавлялся за мой счет.
— Хорошо, — согласился я, отступая на пару шагов назад. — Мне и вправду сегодня уже хватило, Келли, поэтому играть здесь с тобой в угадайку — это несколько чересчур. Просто передай Джеку, что с меня причитается.
На этом я развернулся и решительно зашагал прочь — по крайней мере, попытался, но не успел отойти от крыльца, как вслед мне послышался оклик:
— Послушай, Мур… — Я обернулся и увидел, что ухмылка Келли никуда не девалась. — Похоже, вы просто дьявольски там повеселились. — Спрятав табакерку в жилетный карман, он игриво склонил голову набок. — Я не говорю, что мне, конечно, известно что-то о вашем деле. Но когда тебе выпадет свободная минутка, подумай: из всех людей, кто был наверху сегодня ночью, — кто опаснее всего для пареньков?
Я остановился, глупо моргая и пялясь в мостовую под ногами, пытаясь вывести какой-то смысл из сказанного им. У меня ушло примерно полминуты, чтобы в утомленном мозгу сложился ответ, и челюсть моя от него слегка отпала. Я поднял было голову, чтобы ответить Келли, но его и след простыл. Можно было пойти за ним внутрь, но смысла в этом я не увидел. Я понял, что он имел в виду и что, в результате, сделал. Пол Келли, вожак банды, заядлый игрок, философ-любитель и критик нравов, сыграл наверняка; и хотя никому из нас, видимо, не придется дожить и увидеть, чем обернется в самом конце его игра, я подозревал, что интуиция его не подвела.
Необъяснимо воспрянув духом, я развернулся, прыгнул в экипаж, стоявший под стенами заведения Келли, и едва ли не заорал сонному извозчику, чтобы вез меня на Восточный Бродвей, да побыстрее. Пока мой возница охаживал лошадей кнутом по Лафайет-плейс, а затем на восток по Уорт-стрит, я хмыкал себе под нос и едва не напевал.
— Последняя загадка, — мурлыкал я слова Маркуса, сказанные им при расставании. Я хотел оказаться рядом, когда они ее решат.
Мой кэб остановился у Института Крайцлера, рядом с коляской Ласло сразу после половины пятого утра. На улице было тихо, если не считать детского плача, доносившегося из многоквартирного здания напротив. Расплатившись, я ступил на тротуар и сразу увидел Маркуса, сидевшего на чугунных ступеньках лестницы Института с сигаретой руке. Он неуверенно махнул, заметив меня и приглаживая волосы. Я подошел ближе и заглянул в коляску Крайцлера: на сиденье возлежал довольный Стиви, и в зубах его тоже была зажата дымящаяся сигарета.
— Мистер Мур, — благожелательно сказал, салютуя мне ею. — Неплохой табачок у детектив-сержанта. Вам стоит попробовать.
— Благодарю, — отозвался я. — Надо будет. Где Сайрус?
— Внутри, — ответил мальчишка, снова укладываясь. — Кофе им варит. Они тут уже несколько часов возятся. — И он затянулся поглубже, а потом воздел сигарету к небу. — Знаете, мистер Мур, вот вы, наверное, ни за что бы не подумали, что над такой вонючей дырой, как этот городишко, столько звезд. А казалось бы, от одной вони б разбежались.
Я улыбнулся и отошел от коляски.
— Верно подмечено, Стиви. — Я бросил взгляд на окна Института над головой Айзексона: они ярко горели. — А что вы не внутри? — спросил я, присаживаясь рядом.
Он быстро покачал головой, выдыхая дым из точеных ноздрей:
— Я там уже был. Думал, что выдержу, но… — Он протянул мне сигарету.
— Можете не рассказывать, — ответил я, прикуривая. — Лично я внутрь не собираюсь.
Дверь за нашими спинами приоткрылась, и высунулась голова Сайруса.
— Мистер Мур, сэр? — спросил он. — Чашечку кофе?
— Если это твой кофе, Сайрус, — отозвался я, — то с удовольствием.
Он слегка повел плечами:
— Я ничего не гарантирую. Это мой первый кофе после того, как мне заехали по голове.
— А все же я рискну. Как они там?
— Дело к концу, я надеюсь, — ответил Сайрус. — Дело к концу…
Однако лишь через три четверти часа стало ясно, что дела в операционном театре Крайцлера действительно близки к завершению. Мы с Маркусом все это время курили, пили кофе и окольными путями старались свыкнуться с мыслью, что поиск наш действительно завершен, а отряд будет расформирован. Какие бы ответы ни отыскали Крайцлер с Люциусом в операционной, ничто не могло отменить того факта, что Бичем мертв. Уже светало, когда я понял, насколько это одно обстоятельство обусловливало все наши жизни.
Наконец около половины шестого открылась дверь в цоколе и появился Люциус. На нем был кожаный фартук, измазанный во множестве благоухающих жидкостей, телесных и прочих, и выглядел детектив-сержант крайне изможденным.
— Что ж, — сказал он, вытирая руки окровавленным полотенцем, — вот, наверное, и все.
Он примостился на ступеньке рядом с нами, извлек платок и промокнул вспотевший лоб. За ним в дверном проеме вновь показался Сайрус.
— Что все? — недовольно переспросил его Маркус. — Ты это о чем — «все»? Что — «все», что вы обнаружили?
— Ничего, — просто ответил Люциус, покачав головой и устало закрывая глаза. — По всей видимости, все у него в полной норме. Доктор уточняет последние детали, но…
Я поднялся, отшвырнув окурок на мостовую.
— Значит, он был прав, — тихо сказал я, и по спине у меня пробежал холодок.
Люциус нахохлился:
— Он прав настолько, насколько медицина способна подтвердить его правоту.
Маркус по-прежнему не сводил глаз с брата:
— Ты что — специально стараешься все испортить? Если он прав, значит, он прав, а медицину сюда приплетать ни к чему.
Судя по всему, Люциус собрался было указать брату на недостаточность подобного аргумента в ученом споре, но вместо этого предпочел ограничиться вздохом и кивком:
— Да, — выдохнул он. — Он был прав. — Он встал, стянул с себя фартук и передал его Сайрусу. — А я, — продолжил он, — пошел домой. Сегодня вечером он хочет видеть нас у Дельмонико. В половине двенадцатого. Может, к тому времени аппетит ко мне вернется. — И он неуверенно двинулся прочь.
— Подожди минуту, — окликнул его Маркус. — Ты же не можешь бросить меня здесь — револьвер-то у тебя, не забыл? Всего доброго, Джон. Увидимся вечером.
— Вечером, — кивнул я. — Хорошая работа, Люциус. — Айзексон пониже обернулся и механически отсалютовал:
— О. Ну да. Спасибо, Джон. Вам тоже. И Саре, и… ну, увидимся.
Через несколько минут они, оживленно споря, скрылись за углом. Снова открылась дверь в цоколе Института, и вышел Крайцлер, натягивая на ходу сюртук. Выглядел он еще хуже Люциуса: бледное лицо, круги под глазами. Похоже, меня он признал с некоторым усилием.
— А, Мур, — вымолвил он наконец. — Я вас не ожидал. Хотя мне, разумеется, приятно. — Он обернулся к Сайрусу: — Мы закончили. Ты помнишь, что нужно делать?
— Да, сэр. Извозчик с фургоном будут здесь через несколько минут.
— Надеюсь, он постарается, чтобы его не заметили.
— Он очень надежный человек, доктор, — отозвался Сайрус.
— Прекрасно. Тогда можешь проехаться с ним до 17-й улицы. Я высажу Мура на Вашингтон-сквер.
Мы с Крайцлером забрались в его коляску, разбудили Стиви, тот развернул Фредерика и мягко подхлестнул его. Я не стал давить на Ласло, выпытывая подробности: я понимал, что он и сам мне все расскажет, как только приведет мысли в порядок.
— Люциус сообщил вам, что мы ничего не нашли? — наконец спросил он, когда мы легкой рысью двигались вверх по Бродвею.
— Да.
— Никаких свидетельств врожденной аномалии или физической травмы, — тихо продолжил Ласло. — Никаких физических особенностей, способных указать на умственное заболевание или дефект. Во всех отношениях — совершенно нормальный здоровый мозг. — Крайцлер откинулся на спинку, уронив голову на свернутую крышу экипажа.
— Но вы ведь не разочарованы, верно? — спросил я, несколько смущенный его тоном. — В конце концов, это доказывает вашу правоту — он не был сумасшедшим.
— Это указывает на мою правоту, — поправил меня Крайцлер. — Мы так мало знаем о мозге, Мур… — вздохнул он и попытался взбодриться. — Тем не менее, да — с точки зрения современной психологической и медицинской науки, Джона Бичема признать душевнобольным нельзя.
— В любом случае — начал я, неохотно признавая, что Крайцлеру будет непросто удовлетвориться этим достижением, — больной он или здоровый, опасности он больше не представляет. И это самое главное.
Ласло повернулся ко мне, когда Стиви свернул влево на Принс-стрит, стараясь избежать перекрестка Хьюстон и Бродвея.
— Вы действительно не ощущали к нему под конец жалости, Мур, правда? — спросил он.
— Э-э, — смущенно протянул я. — По правде говоря, чувств во мне было больше, чем хотелось. А вот вас, похоже, его смерть потрясла.
— Не столько смерть, — задумчиво произнес Крайцлер, доставая серебряный портсигар, — сколько жизнь. Та злобная глупость, что его