— Вот как? — ответил на это Маркус Айзексон, и его темные глаза, разделенные выдающимся носом, наполнились опасением. — Это ведь… я надеюсь, это не какая-то проверка? Я знаю, никому в Управлении ее не миновать, но… в конце концов, делу уже три года, и судить о нас по нему не очень справедливо.
— Не то чтобы мы не отдавали себе отчета, что дело по-прежнему открыто, — быстро добавил Люциус, утирая со лба капли пота. Официанты тем временем спешили к нам с блюдами устриц, а также бокалами хереса и темного пива.
— Успокойтесь, детектив-сержанты, — сказал Крайцлер. — Это не проверка. Вы здесь именно потому, что не имеете ничего общего с теми субъектами в полиции, кои вызвали к жизни нынешние контроверзы. — При этих словах оба Айзексона шумно вздохнули и решительно атаковали херес. — Вы ведь, — продолжил Крайцлер, — насколько я понимаю, не входили в число любимчиков инспектора Бёрнса?
Братья переглянулись, и Люциус кивнул Маркусу, который ответил:
— Нет, сэр. Бёрнс исповедует методы, которые мы считаем… скажем так, устаревшими. Мой брат… детектив-сержант Айзексон и я — мы оба получили образование за границей, что вызывало крайнее подозрение инспектора. Как, впрочем, и… наше происхождение.
Крайцлер кивнул: ни для кого не было секретом, как старая гвардия Управления относилась к евреям.
— Ну, в таком случае, джентльмены, — произнес Ласло, — предлагаю поведать, что именно вам сегодня открылось.
После небольшого спора относительно того, кому первым надлежит докладывать, Айзексоны сошлись на том, что слово будет предоставлено Люциусу.
— Как вам известно, доктор, мало что можно сказать после исследования тел в последней стадии разложения. Тем не менее я склонен полагать, что нам удалось обнаружить пару фактов, ускользнувших от внимания коронера и детективов. Начнем с причины смерти… прошу прощения, мисс Говард, вы разве не намеревались все записывать?
— Мысленно, — улыбнулась она. — Позже я перенесу все на бумагу.
Ответ не удовлетворил Люциуса, и он, прежде чем продолжить, нервно посмотрел в ее сторону:
— Да. Так вот, насчет обстоятельств смерти… — В этот момент появился официант, убравший поднос с устрицами и заменивший его на зеленый черепаховый суп au clair. Люциус снова утер пот и отведал поданное блюдо, пока официант откупоривал бутылку амонтильядо. — М-м, бесподобно! — объявил он; еда его явно успокоила. — Так вот, как я уже говорил, отчеты полиции и коронера свидетельствуют, что смерть наступила в результате травмы гортани. Разрезы сонных артерий и так далее.
Таков обычный вывод, если вам достается тело с перерезанным горлом. Но я практически сразу обратил внимание на обширные повреждения в области гортани — особенно что касается подъязычной кости, которая в обоих случаях была сломана. Что, в свою очередь, указывает на удушение.
— Что-то я не понял, — сказал я, — зачем убийце перерезать горло жертвам, если он уже задушил их?
— Жажда крови, — просто ответил Маркус, хлебая суп.
— Да-да, жажда крови, — согласился Люциус. — Не исключено, что он заботился о том, чтобы на его одежде не осталось следов преступления, поскольку ему еще предстояло сбежать, не привлекая к себе излишнего внимания. Но этому человеку необходимо было увидеть кровь, или, как вариант — ощутить ее запах. Некоторые убийцы признавались, что запах крови действует на них сильнее, чем ее вид.
К счастью, я уже закончил суп, так что последнее замечание не слишком сказалось на состоянии моего желудка. Я посмотрел на Сару, но та проглотила последнюю реплику братьев с невозмутимостью, достойной уважения. Тем временем Крайцлер продолжал изучать Люциуса, и лицо его выражало искреннее любопытство.
— Таким образом, — сказал Ласло, — вы предполагаете удушение. Замечательно. Что еще?
— Еще кое-что насчет глаз, — сказал Люциус, откидываясь назад, чтобы официант смог забрать его пустую тарелку. — Эту часть в отчетах я не очень понял.
В этот момент нам подали весьма аппетитные aiguilettes из окуня в соусе «морнэй». Амонтильядо сменил «хоххаймер».
— Прощу простить меня, доктор, — тихо вмешался Маркус, — но я не могу промолчать: еда просто восхитительна. Я никогда не пробовал ничего подобного.
— Польщен, детектив-сержант, — ответил Крайцлер. — Но это лишь начало. Вернемся же к нашим глазам.
— Верно, — сказал Люциус. — В полицейских отчетах сказано что-то насчет птиц или крыс, уничтоживших глаза жертв. И коронер предпочел вынести именно такое заключение, что в данных обстоятельствах весьма необычно. Даже если бы тела находились на открытом пространстве, а не в запертой водонапорной башне, разве пожиратели падали удовольствовались бы одними глазами? Но еще больше озадачили меня явные метки, оставленные ножом.
Крайцлер, Сара и я перестали жевать и переглянулись.
— Следы ножа? — тихо переспросил Крайцлер. — В отчетах не было ни слова о следах от ножа.
— Да, я знаю! — радостно воскликнул Люциус. Несмотря на мрачность темы, беседа, похоже, расслабила его; вино тоже сделало свое дело. — И это самое странное. Но следы там есть — длинные узкие борозды на скуловой кости и надглазничном гребне, а также следы на клиновидной кости.
Практически те же самые слова произнес Крайцлер, описывая состояние тела Джорджио Санторелли.
— На первый взгляд, — продолжил Люциус, — можно решить, что все это ни о чем не говорит — просто кто-то поработал ножом и все. Но эти отметины показались мне весьма характерными, так что я решил немного поэкспериментировать. По соседству с вашим Институтом, доктор, оказалась весьма неплохая лавочка ножовщика, и в числе прочих там имелась неплохая подборка ножей охотничьих Я прогулялся туда и приобрел один экземпляр, который, как мне показалось, мог быть использован в данном случае. Точнее, три — различных размеров: девяти-, десяти- и одиннадцатидюймовый. — Он порылся во внутреннем кармане. — Самый большой пришелся впору.
С этими словами он выложил на стол сверкающий клинок, показавшийся мне просто гигантским. Рукоять его была сделана из оленьего рога, гарда отлита из бронзы, а на стальном жале клинка был выгравирован олень в каких-то кустах.
— «Арканзасская зубочистка», — торжественно объявил Маркус. — Неизвестно, кто именно придумал его в начале тридцатых годов, Джим Буи или его брат, однако мы знаем, что нынче их производит единственная фирма в Шеффилде, Англия, на экспорт в наши западные штаты. Его можно использовать на охоте, но фактически это боевая модель. Для рукопашных поединков.
— А может он использоваться, — спросил я, припоминая Джорджио Санторелли, — как инструмент для резьбы по кости и разделке мяса? То есть, он же достаточно тяжел и остр?
— Абсолютно верно, — ответил Маркус. — Заточка зависит от качества стали, а у ножей такого размера, особенно если они произведены в Шеффилде, сталь вне конкуренции. — Тут он осекся и озадаченно посмотрел на меня, как уже делал это сегодня днем. — Простите, а почему вы спросили?
— Выглядит дорого, — сказала Сара, меняя тему разговора, — это так?
— Конечно, — ответил Маркус. — Но цена достойна качества. Такой прослужит вам годами.
Крайцлер уставился на нож — его взгляд, казалось, говорил: так вот чем он пользуется…
— Следы на клиновидной кости, — продолжал Люциус, — появились одновременно с бороздами на скуловой и надглазничном гребне. Это совершенно естественно, если учитывать, что он орудовал столь большим инструментом в столь ограниченном пространстве — глазнице ребенка. Но перед нами образец умелой работы. В противном случае повреждения были бы куда более значительными. Теперь… — он отхлебнул из бокала, — если вы хотите знать, что он сделал и зачем, здесь мы можем только предполагать. Возможно, он продавал части тела анатомам и в медицинские колледжи. Хотя в этом случае он бы забрал не только глаза. Это, конечно, несколько смущает.
В ответ никто из нас не смог проронить ни слова. Мы продолжали пялиться на нож, а лично я просто боялся к нему притронуться. Снова появились официанты — на сей раз они внесли тарелки с седлом барашка a la Coulbert и бутылки «Шато Лагранж».
— Достойно восхищения, — произнес Крайцлер. Наконец он бросил взгляд на Люциуса, чье упитанное лицо неудержимо приобретало оттенок вина. — Действительно прекрасно выполненная работа, детектив-сержант.
— И это еще не все, — ответил Люциус, зарываясь в баранину.
— Ешь помедленнее, — прошипел Маркус, — помни о своем желудке.
Люциус не внял.
— Это еще не все, — повторил он. — Обнаружилась и пара любопытных повреждений лобной и теменной костей черепа. Но если вы не против, дальше я позволю брату… детектив-сержанту Айзексону продолжить рассказ. — Ухмыльнувшись, Люциус оторвался от тарелки. — Еда настолько превосходна, что мне трудно говорить.
Маркус посмотрел на него и покачал головой.
— Тебе завтра будет плохо, — прошептал он. — И виноват у тебя окажусь я — но я тебя предупреждал.
— Детектив-сержант? — сказал Крайцлер, откидываясь на спинку с бокалом «Лагранжа». — Ваши данные должны быть поистине замечательны, чтобы вы могли превзойти своего… коллегу.
— Что ж, это действительно интересно, — ответил Маркус, — и может подсказать нам кое-что существенное. Линии расколов кости, обнаруженные моим братом, указывают на то, что удары были нанесены сверху — непосредственно сверху. В случае нападения, а таковое, безусловно, имело место, по ним можно сделать определенные выводы касательно угла удара и высоты, с которой он был нанесен. Повреждения указывают на то, что нападавший не только превосходил своих жертв физически и те находились полностью в его власти, но еще и был достаточно высок, чтобы нанести удар прямо сверху неким тупым предметом, возможно, даже кулаком, хотя в последнем мы пока сомневаемся.
Мы позволили Маркусу спокойно прожевать, но когда на смену барашку, от которого Люциуса пришлось оттаскивать насильно, пришло сочное мясо мэрилендских водяных черепах, мы стали умолять его продолжить рассказ.