— Да, сэр, — невозмутимо ответил Сайрус. — Между нами, с той ночи, когда он увидел тело на мосту, заснуть ему не удавалось. Так что он бродил по кварталу и тут увидал вас, сэр, на Бродвее. Говорил, вы… в общем, нетвердо держались на ногах, так что он решил последовать за вами. На всякий случай, сэр. А когда обнаружил, куда вы направляетесь, счел разумным подождать снаружи. Но тут его заметил полисмен и не замедлил обвинить в том, что там обычно происходит. Стиви, разумеется, все отрицал и даже сказал полицейскому, что ждет вас, но фараон ему не поверил. Так что мальчишка рванул прямиком в «Холл». Он вовсе не собирался вас спасать, он сам убегал, но тут одно зацепилось за другое, и в результате все вышло удачно. Полисмен так никого и не задержал, зато помог вам выбраться оттуда невредимым.
— Понятно… Хорошо, а как же я тогда попал… Сайрус, да где же мы находимся, черт побери?
— Номер 808 по Бродвею, мистер Мур. Последний этаж, то есть шестой. Доктор снял его под нашу штаб-квартиру. Конечно, далековато от Малберри, но кэбом добраться можно за пару минут. А коли движение плотное, то и трамваем.
— А вся эта… обстановка — откуда она?
— Это все доктор и мисс Говард — они вчера в Бруклин за ней ездили. Сначала решили закупать конторскую, но потом доктор сказал, что и дня в такой обстановке не проживет, а долго — и подавно. Так что ограничились столами, а потом направились на аукцион на Пятой авеню. Там распродавали мебель итальянского маркиза Луиджи Каркано. Вот они и разжились.
— Да уж… — задумчиво произнес я, наблюдая за очередным явлением двух грузчиков, тащивших огромные часы, две китайские вазы и какие-то зеленые занавеси.
— Когда мы почти все тут обставили, доктор распорядился перевезти вас из своего дома сюда.
— Так вот что было землетрясением, — произнес я.
— Сэр?
— Мне снился сон. А почему сюда?
— Он сказал, что у нас нет больше времени с вами нянчиться, и дал вам еще немного хлорали, чтобы вы очнулись легко. Хотел, чтоб вы сразу были готовы к работе.
Снаружи послышались возня и шум. Я услыхал голос Крайцлера, произнесшего что-то вроде: «Ага, он уже. Замечательно!» Двери распахнулись, и Ласло буквально ворвался в комнату, за ним — Стиви Таггерт и Люциус Айзексон.
— Мур! — вскричал он. — Вы ведь уже проснулись, да? Наконец-то. — И он схватил меня за руку, проверяя пульс. — Как вы себя чувствуете?
— Не так скверно, как ожидал.
Стиви устроился на подоконнике, поигрывая приличных размеров складным ножом.
— Я так понимаю, именно тебя мне следует благодарить, Стиви, — обратился я к нему. Мальчишка в ответ улыбнулся и уставился в окно. Волосы падали ему на лицо. — Я этого не забуду, Стиви.
Он хмыкнул. Похоже, малец просто не знал, как ему принимать похвалы.
— Вообще это чудо, что он пошел за вами, Мур, — сказал Крайцлер, оттягивая мне веки и вглядываясь в белки. — По всем законам вы уже должны быть мертвы.
— Спасибо, Крайцлер, — сказал я. — В таком случае, думаю, вам совсем неинтересно, что я выяснил.
— И что же вы могли выяснить? — спросил он, залезая мне в рот каким-то хитрым инструментом. — Что Санторелли не покидал «Парез-Холла»? И считается, что он до сих пор в своей комнате, из которой нет второго выхода?
Мысль о том, что все ужасы, перенесенные мной, оказались совершенно напрасными, вгоняла в уныние.
— Откуда вы узнали?
— Сначала мы решили, что вы бредите, — сказал Люциус Айзексон, подходя к одному из столов и вываливая на него содержимое какого-то бумажного мешка. — Но вы продолжали бормотать одно и то же, поэтому мы с Маркусом решили немного прогуляться и проверить эту версию у вашей подружки Салли. Оказалось весьма любопытно: Маркус сейчас работает над возможным решением.
Сайрус поднялся, пересек комнату и вручил Люциусу конверт:
— Уполномоченный Рузвельт передал это сегодня с нарочным, детектив-сержант.
Люциус немедленно распечатал его и внимательно изучил содержимое.
— Ну что ж, похоже, все официально, — неуверенно произнес он. — Мы с братом «временно выходим из подчинения Отдела расследований по причинам личного характера». Надеюсь, моя мама об этом не узнает.
— Замечательно, — сказал Крайцлер. — У вас останется доступ ко всем ресурсам Управления, но вам теперь ни к чему регулярно там появляться — похвальное решение. Может, в таком случае вы потратите немного времени на обучение Джона более искусным методам ведения следствия? — Ласло хохотнул, после чего добавил уже тише, слушая биение моего сердца: — Я ни в коем случае не умаляю ваших заслуг, Мур. Это была важная работа. Но прошу вас — не считайте все это дело шуткой, поскольку для всех, кого мы будем опрашивать, это не шутка. В таких случаях благоразумнее действовать парами.
— Вы пытаетесь обратить обращенного, доктор, — ответил я. Крайцлер еще немного помял меня и встал.
— Как ваша челюсть?
Признаться, о ней я пока даже не вспоминал, а теперь поднес руку ко рту и ощутил боль.
— Ну, карлик… Без бритвы он никуда.
— Вот и молодчина! — рассмеялся Крайцлер и похлопал меня по спине. — Ну, допивайте бульон и одеваться. У нас еще сегодня комиссия в Беллвью, кроме того, я хочу, чтобы люди мистера Джонаса здесь все закончили. Первое совещание у нас сегодня — в пять часов.
— Комиссия? — спросил я, поднимаясь на ноги и рассчитывая, что тут же снова свалюсь без чувств. Но куриный бульон сделал свое дело. — Кого смотрим? — Тут я заметил, что на мне — ночная сорочка.
— Гаррис Марковиц из дома № 75 по Форсайт-стрит, — ответил Люциус, подходя (или, точнее, подвигаясь, как жирная утка, но признавать этого не хотелось) ко мне с несколькими машинописными листами. — Галантерейщик. Пару дней назад его жена заявила в Десятый участок, что муж отравил их внучат — Сэмюэла и Софию Ритер, соответственно двенадцати и шестнадцати лет. Сказала, что он подсыпал им в молоко некую «пудру».
— Яд? — удивился я. — Но наш герой не отравитель.
— Пока мы этого не знаем, — ответил Крайцлер. — Однако его деятельность может быть куда разнообразнее, чем нам представляется. Хотя мне все же думается, что этот Марковиц имеет к нашему делу такое же отношение, как и Генри Вульфф.
— Но дети, вместе с тем, прекрасно вписываются в общую картину, — тактично подчеркнул Люциус. — Ритеры — свежие иммигранты, отец и мать отправили их в Америку из Богемии к родителям миссис Ритер, чтобы те отдали их в домашнее услужение.
— Да, это так. Иммигранты, — сказал Крайцлер. — И если бы это случилось три года назад, я бы, наверное, проникся. Но пристрастие нашего друга к проституткам, как и любовь к членовредительству представляются настолько значительными, что нельзя разрабатывать только иммигрантскую линию. Хотя даже если Марковиц и не связан с нашим делом, есть иные причины к таким делам присматриваться. Отсекая их, мы сможем получить четкий образ человека, которого искать не следует, — своего рода негатив, с которого мы сможем в дальнейшем напечатать прекрасный снимок.
Сайрус принес мне одежду.
— Но разве не вызовет подозрений столь пристальное внимание ко всем детоубийцам?
— Здесь следует полагаться на полное отсутствие воображения у служащих Полицейского управления, — ответил Ласло. — Да и для меня это рутина. А ваше присутствие, Мур, объясняется просто — вы репортер. К тому времени, когда кто-нибудь в Управлении вздумает связать все происходящее с убийствами, наша работа будет, я надеюсь, закончена. — Он повернулся к Люциусу. — А теперь, детектив-сержант, я попросил бы вас посвятить нашего авантюрного друга в курс дела во всех деталях.
— Значит, так… Марковиц был довольно умным парнем, — начал Люциус, причем в голосе его послышались нотки уважения. — Он взял много опия, все следы которого, как вы знаете, исчезают из организма через считаные часы после смерти. Добавил его в чашки с молоком, которое дети пили перед сном. Когда они впали в кому, Марковиц включил в их комнате газовую горелку. На следующее утро явилась полиция, а весь дом провонял этим газом, так что старший детектив сделал очевидный вывод. Более того, его гипотезу почти подтвердил коронер — действовавший, между прочим, весьма квалифицированно: он проверил содержимое их желудков и, естественно, ничего подозрительного не обнаружил. Но жена подозреваемого настаивала, что отравление имело место, и тут мне в голову пришла одна мысль. Я сходил к ним домой и осмотрел белье, на котором спали дети. Кого-то из них могло стошнить в коме или при агонии. Если простыни и одеяла еще не стирали, на них обязательно должны оставаться пятна. И я их нашел. Мы воспользовались обычным тестом с реактивами и сразу обнаружили следы опия. В рвоте. Против этой рвоты у Марковица уже ничего не нашлось, и он сознался.
— И он не пьет, не так ли? — спросил Крайцлер. — И не принимает наркотики?
— Похоже, что нет, сэр, — ответил Люциус, пожав плечами.
— И он не мог извлечь материальной выгоды из убийства детей?
— Ни в коем случае.
— Замечательно! Стало быть, у нас есть несколько необходимых элементов: предварительное намерение, отсутствие интоксикации и никаких четких мотивов. Все прекрасно подходит к нашему убийце. Но если мы обнаружим, что Марковиц — не наш клиент, а я полагаю, так оно и будет, — нам уже придется определять, почему он не наш клиент. — Ласло взял мелок и решительно заскрипел им по грифельной доске, как будто выдавливая из нее информацию. — Что отличает его от убийцы Санторелли? Почему он не расчленял тела? Когда мы это узнаем, картина преступления станет немного четче. А по ходу составления списка особенностей нашего убийцы мы сможем с первого взгляда отсеивать все больше кандидатов. Хотя пока что у нас еще достаточно широкое поле деятельности. — Крайцлер натянул перчатки. — Стиви, ты сегодня за извозчика. Я хочу, чтобы Сайрус лично проследил за установкой пианино. Чтобы они его на дрова не искрошили, Сайрус. Детектив-сержант, полагаю, вас следует ожидать в Институте?