там проводятся игры и испытания силы — наги, скажем, без руки или жизненно важного органа вряд ли сможет принять в них участие. Мы повидали немало похожих тел на полях сражений.
— А что насчет глаз? — спросил я. — Тоже что-нибудь похожее?
— Глаза как раз относятся к иной сфере. Видите ли, путь наги в страну духов проходит через весьма опасное испытание: дух должен пересечь огромную мифическую реку по очень узкому бревну. Если наги испугается или же не сможет этого сделать, он должен будет вернуться в мир смертных и вечно скитаться в нем забытым и одиноким призраком. И в этом свете, разумеется, дух, не способный видеть, не имеет шанса на удачное путешествие, и судьба его предрешена. Для сиу это отнюдь не шутка. Немногого они боятся больше, нежели заблудиться призраком на этом свете.
Крайцлер записывал его слова в блокнотике и сейчас кивнул:
— А что с отличиями ран, наносившимися сиу, и нашими?
— Ну… — Висслер пыхнул трубкой и задумался. — Здесь есть ряд значительных расхождений вкупе с некоторыми мелкими деталями, которые не дают с полным правом отнести этот случай к традиции сиу. Главным образом — раны на ягодицах и заявление о каннибализме. У сиу, как и у большинство индейских племен, каннибализм — табу. Это, кстати, одна из тех вещей, за которые они более всего презирают белых.
— Белых? — спросил я. — Но позвольте… Мы же не каннибалы.
— Большей частью, — ответил Висслер. — Но есть ряд существенных исключений, о которых индейцы наслышаны. Помните группу переселенцев Доннера в 1847 году? Они застряли на горном перевале, их завалило снегом, и они провели там несколько месяцев без пищи. Кое-кто из них пересмотрел свои взгляды на каннибализм. Западные племена до сих пор любят об этом рассказывать.
— Но… — Мне по-прежнему хотелось что-нибудь возразить. — Ч-черт, нельзя же судить о целой культуре по делам нескольких человек.
— Разумеется, можно, Мур, — сказал Крайцлер. — Вспомните принцип, который мы установили для нашего убийцы: исходя из жизненного опыта, из детских встреч с небольшим количеством людей, он вырос, видя мир на особый манер. Манер этот можно считать ошибочным, но с учетом его прошлого иначе он не мог. Тот же самый принцип и здесь.
— Западные племена не имели возможности контактировать с лучшими представителями общества белых, мистер Мур, — согласился с ним Висслер. — Да и первые впечатления вели к неверным представлениям. Когда несколько лет назад вождь сиу Сидящий Бык обедал с белыми, им подали свинину, которую он немедленно принял за плоть белого человека, ибо никогда не ел подобного мяса, но был наслышан о переселенцах Доннера. Увы, такова реальная основа, на коей строится взаимопонимание культур.
— А что насчет иных отличий? — спросил Крайцлер.
— Что ж… Засовывание отрезанных гениталий в рот с точки зрения сиу — поступок совершенно бессмысленный. Вы ведь уже кастрировали дух врага. Засовывание гениталий в рот само по себе ни к чему не ведет. Но самое главное, разумеется, — то, что жертвы — дети, понимаете? Маленькие.
— Так, минуточку, — вмешался я. — Индейцы часто убивали детей, мы прекрасно это знаем.
— Верно, — согласился Висслер, — но с ними никогда не проводили подобных ритуалов. Но крайней мере, уважающие себя сиу. Подобные раны наносились только на тела врагов, чтобы те либо не отыскали страну духов, либо не смогли насладиться загробной жизнью. Сделать такое с ребенком — все равно что считать ребенка угрозой себе. Ровней. Это трусость, а сиу не терпят трусости.
— Я вот что еще хотел бы уточнить, доктор Висслер, — обратился к нему Крайцлер, проглядывая записи. — Может ли поведение, которое мы вам описали, последовательно исходить из того, что некто наблюдал за аналогичными ритуалами у индейцев, но не придавал значения их культурному смыслу и толковал их исключительно как проявление варварства? И, имитируя эти действия, мог бы считать, что чем больше заложено в них варварства, тем больше это будет напоминать действия индейца?
Висслер обдумал эту версию и кивнул, вытряхивая пепел из трубки.
— Да. Я бы тоже так это понял, доктор Крайцлер.
Тут у Крайцлера в глазах зажегся характерный огонек, в котором читалось, что нам пора выметаться отсюда, срочно ловить кэб и мчаться в штаб-квартиру. Он сослался на неотложные дела, хотя Висслер был не прочь продолжить беседу, и пообещал, что вскорости нанесет еще один визит. После чего рванулся к дверям, оставив меня развернуто извиняться за нашу поспешную ретираду, хотя Висслер, судя по всему, совершенно не обиделся. Умы ученых могут скакать, подобно влюбленным жабам, подруг другу простить эти скачки они способны.
Крайцлера я смог догнать только на улице, и он уже успел остановить экипаж и устраивался внутри. Чувствуя, что еще немного — и он оставит меня на тротуаре, я рванулся что есть мочи и прыгнул в салон, когда дверца уже закрывалась.
— Извозчик, № 808 по Бродвею! — выкрикнул Ласло и потряс кулаком. — Нет, вы видите, Мур? Вы это видите? Он был там, наш убийца, он присутствовал при этом! Он назвал это поведение ужасным и грязным — «грязным, как красномазые», — а кроме того, он сам себя считает вместилищем этой грязи. Он сражается с этим чувством гневом и насилием — но когда убивает очередную жертву, он падает еще ниже, еще глубже, до уровня, который противен ему больше всего, он опускается до животного поведения, которое за собой даже и не подозревал. Он лепит себя по модели индейца, но при этом в душе чувствует себя даже больше индейцем, чем сами индейцы!
— Значит, он был на фронтире, — вот и все, что значила для меня его речь.
— Он должен был там быть, — ответил Ласло. — Ребенком ли, солдатом — будем надеяться, что это мы выясним в Вашингтоне. Попомните мои слова, Джон, — пускай ночью мы допустили грубый промах, но сегодня мы ближе к разгадке!
Глава 29
Да, может, мы были близки, но, к сожалению, не настолько, как надеялся Ласло. По нашему возвращению в штаб-квартиру выяснилось, что Сара и Люциус не смогли ничего добиться от Военного ведомства даже со всеми знакомствами Теодора. Все сведения касаемо госпитализированных и комиссованных по состоянию психики солдат были конфиденциальны и по телефону нам их раскрывать отказались. Необходимость поездки в Вашингтон приобретала все более угрожающие размеры; да и вообще новые улики норовили нас увести все дальше от Нью-Йорка. Если наш убийца действительно вырос на фронтире или же проходил службу в одном из тамошних патрулей, кому-то из нас так или иначе придется выбираться в те места для сбора косвенных улик.
Остаток утра мы провели у карты Соединенных Штатов, прикидывая возможные точки, как географические, так и временные, с которых мог начинаться этот след. В итоге мы выделили два основных района поисков: либо убийца ребенком стал свидетелем жестокой кампании против сиу — ее возглавлял генерал Кастор и она же привела его к гибели у реки Литтл-Биг-Хорн в 1876-м; либо он уже солдатом участвовал в не менее жестоких репрессиях против недовольных сиу, завершившихся бойней на ручье Вундед-Ни в 1890 году. Как бы то ни было, Крайцлер хотел отправить кого-нибудь из нас на Запад немедленно: ибо теперь, по его словам, он подозревал, что убийство детей Цвейгов было далеко не первым для нашего человека — кровь он мог попробовать гораздо раньше. И если он действительно совершил убийство на Западе, до службы или во время ее, об этом преступлении должны сохраниться записи. Это правда — такое преступление должно по сей день оставаться нераскрытым; вероятнее всего, его приписали индейским мародерам. Но в любом случае должны сохраниться какие-то документы — если не в Вашингтоне, то в каком-нибудь государственном учреждении на Западе. Даже если подобных громких убийств не зарегистрировано, у нас там должен быть свой человек, готовый идти по любым следам, которые могут вести из столицы. Только через личное знакомство с местами, важными для нашего героя, мы могли установить, что с ним происходило, и с маломальской точностью предсказывать его дальнейшие ходы.
Крайцлер собирался ехать в Вашингтон один, но когда я сказал, что у меня там осталось немало хороших знакомых среди журналистов и правительственных служащих, включая одного особенно полезного в Бюро по делам индейцев Министерства внутренних дел, Ласло согласился, что взять меня с собой разумно. Сара и Айзексоны рвались на Запад как один. Кому-то все же было необходимо остаться в Нью-Йорке — с тем, чтобы координировать наши совместные действия. После долгих дебатов было решено, что, кроме Сары, поручить это решительно некому; к тому же она время от времени еще появлялась — и должна была появляться — в Управлении. Жестоко разочарованная, она все же нашла в себе силы беспристрастно оценить ситуацию и со всей мыслимой любезностью согласилась.
Человеком же, способным свести Айзексонов с проводниками по Западным штатам, был, разумеется, не кто иной, как Рузвельт, и когда мы протелефонировали ему о своих планах, он пришел в восторг и даже пригрозил лично составить компанию двум детективам. На что мы возразили, что не следует забывать о прессе, всюду следующей за ним по пятам, а особенно — в его западных вылазках. Любое издание вывернется наизнанку, лишь бы заполучить рассказы о его охотничьих приключениях и полевые фотографии Теодора в его знаменитом костюме из оленьей кожи с бахромой. Разумеется, тут же всплывет вопрос, с кем это он путешествует и зачем. О секретности придется забыть. Кроме того, борьба за власть на Малберри-стрит должна была вступить в новую, быть может, решающую фазу, и главный проводник реформ Полицейского управления просто не мог исчезнуть где-то в глухомани.
Так что Айзексонам придется ехать одним, и мы рассудили, что отправляться лучше немедленно, чтобы как раз успеть на место к тому времени, когда нам с Крайцлером удастся выкопать что-нибудь интересное в Вашингтоне, о чем мы сможем незамедлительно им телеграфировать. Хотя для Маркуса это стало изрядным откровением — вернуться с проявки пластин с глазным яблоком (катастрофическая, надо сказать, неудача, что бы там ни утверждал мсье Жюль Верн) и вдруг узнать, что утром надо отправляться куда-то в Дедвуд, Южная Дакота. Оттуда они с братом двинутся на юг, в резервацию сиу Пайн-Ридж, где и начнут изучать все нераскрытые дела о расчлененке, скопившиеся за последние десять-пятнадцать лет. Тем временем в мои обязанности вменялось установить контакты в Бюро по делам индейцев, чтобы мы занялись теми же изысканиями в Вашингтоне. Крайцлер же возьмет на себя нелегкий труд — выжать из Военного ведомства и госпиталя Сент-Элизабет любые сведения о солдатах с Запада, комиссованных по умственному расстройству, а также узнать как можно больше о том человеке, про которого нам уже сообщили.