Воля
Fons et origo[25] всей действительности, с абсолютной или же практической точки зрения, субъективен, заложен в нас самих. Как беспристрастные, не подверженные эмоциям мыслители, мы придаем реальность всем объектам, занимающим наше сознание, ибо все они — как минимум феномены, объекты нашей мимолетной мысли. Но как мыслители с эмоциональными реакциями, мы наделяем избранные нами объекты тем, что представляется нам более высокой степенью реалистичности, тем самым выделяя их на фоне прочих и побуждая их к жизни силой собственной ВОЛИ.
Дон Жуан, ты звал меня на ужин.
Я пришел.
Глава 30
Я с трепетом сделал пару шагов к двум роскошным мягким креслам напротив камина у стола Моргана. Крайцлер же остался недвижим, пригвоздив финансиста ответным суровым взглядом.
— Перед тем, как я соизволю сесть в вашем доме, мистер Морган, — сказал Ласло, — можно поинтересоваться, входит ли в вашу обычную практику подкреплять свое гостеприимство огнестрельным оружием?
Морган дернул большой головой и зафиксировал тяжелый взгляд на Бёрнсе, который лишь беззаботно пожал плечами. Серые глаза бывшего полицейского заискрились, мол: «С волками жить, мистер Морган…»
Тот медленно и с некоторым отвращением покачал головой.
— Не входит, мистер Крайцлер, и, более того, я таких инструкций не отдавал. — И он показал рукой на стулья. — Надеюсь, вы примете мои извинения. Все, кто сталкиваются с этим делом, порой не могут удержаться от проявления достаточно сильных эмоций.
Крайцлер что-то тихо проворчал, удовлетворенный ответом Моргана лишь отчасти, но мы все же сели. Финансист вернулся на свое место и коротко представил нам присутствующих (не упомянув, однако, имен двух священников за канапе, каковых я так никогда и не выяснил). После чего еле заметно кивнул Энтони Комстоку, который немедленно переместил свою отнюдь не импозантную фигурку в центр комнаты. Голос, исторгшийся из щуплой груди, был так же неприятен, как и физиономия.
— Доктор. Мистер Мур. Позвольте откровенность. Мы знаем о вашем расследовании и по ряду причин хотим, чтобы оно было прекращено. Если вы не согласитесь, мы будем вынуждены прибегнуть к некоторому давлению.
— К давлению? — переспросил я, укрепленный своим мгновенным нерасположением к цензору. — Это, знаете ли, выходит за рамки вопросов морали, мистер Комсток.
— Нападение, — спокойно ответил инспектор Бёрнс, поглядывая на многочисленные полки, — это все же уголовное деяние, Мур. У нас есть надзиратель из Синг-Синга, который распрощался с парой зубов. И когда дело касается людей, водящих компанию с известными главарями банд…
— Пустое, Бёрнс, — моментально парировал я. Мы с ним неоднократно сталкивались, пока я работал в «Таймс», и хотя от Бёрнса у меня всегда мурашки по телу бегали, показывать это было глупо. — Даже вы не можете считать совместную поездку в карете «вождением компании»…
На меня Бёрнс не обратил внимания.
— Наконец, — продолжал он, — остается ваше злоупотребление служебными полномочиями и ресурсами Полицейского управления.
— Это не официальное расследование, — спокойно заметил Крайцлер.
В усах Бёрнса нарисовалось некое подобие ухмылки:
— Очень мило, доктор. Но нам все известно о вашей договоренности с уполномоченным Рузвельтом.
Крайцлер по-прежнему не выказывал никаких эмоций.
— Доказательства, инспектор. Они у вас есть?
— Будут, — ответил Бёрнс, доставая с полки нетолстую книгу.
— Тише, тише, джентльмены, — успокаивающе произнес архиепископ Корриган. — Нет никакой надобности с ходу лезть в бутылку.
— Разумеется, — согласился епископ Поттер, правда, без особого энтузиазма. — Я уверен, что здесь можно прийти к обоюдовыгодному решению, если мы удосужимся рассмотреть… точки зрения друг друга.
Пирпонт Морган вообще ничего не сказал.
— Я понимаю так, — объявил Ласло, главным образом — нашему безмолвному хозяину. — Мы под дулом револьвера были похищены, и теперь нам грозят уголовным преследованием за попытки разобраться в отвратительном убийстве, поставившем в тупик полицию. — Крайцлер достал портсигар, извлек сигарету и начал зло постукивать ею по ручке кресла. — Но, видимо, в этой эскападе присутствует и нечто незримое, чего я в природной слепоте своей не различаю.
— Да, вы слепы, доктор, — провозгласил Энтони Комсток с возмущением праведника. — Здесь все как на ладони. Много лет я отдал тому, чтобы писанина таких людей, как вы, не увидела свет. Абсурдное в своей небрежности толкование Первой поправки так называемыми слугами народа свело все мои труды на нет. Но если вы даже на миг способны предположить, что я просто буду стоять и смотреть, как вы активно вмешиваетесь в дела общества…
По лицу Моргана скользнула тень искреннего раздражения, и Поттер ее уловил. Как предупредительный лакей, ибо Морган выступал одним из главных благодетелей его церкви, епископ шагнул вперед и положил конец стенаниям Комстока.
— Мистер Комсток говорит горячо и бесцеремонно — это речи праведника, доктор Крайцлер. Но я тоже опасаюсь, что ваша работа встревожит духовный покой многих граждан этого города и поколеблет сами устои нашего общества. В конце концов, благочестие и цельность семьи наряду с личной ответственностью каждого за свое поведение перед Господом нашим и законами этой страны есть два столпа, на которых покоится благоденствие нашей цивилизации.
— Меня ужасно печалит нехватка покоя у наших сограждан, — ехидно ответил Крайцлер, прикуривая. — Но мы уже знаем о семерых зарезанных детях, а ведь их, возможно, было значительно больше.
— Но это уже, согласитесь, дела полицейские, — вмешался архиепископ Корриган. — К чему сюда примешивать такую сомнительную работу, как ваша?
— Да потому что полиция не может раскрыть это дело! — не выдержал я, и Ласло не успел меня остановить. Я привык, что работу моего друга критиковали, но эти люди меня просто разозлили. — А мы с помощью идей доктора Крайцлера — можем. — Бёрнс на это еле слышно хмыкнул, Комсток же, напротив, побагровел:
— Я не верю, что вы стремитесь именно к этому, доктор. Я убежден, что вы с помощью мистера Пола Кедли и прочих безбожников-социалистов, которых только можно найти, собираетесь вызвать беспорядки и волнения, дискредитируя ценности американской семьи и американского общества!
Если вас удивляет, что ни Крайцлер, ни я не расхохотались в ответ на эту абсурдную тираду человечка, не говоря уже о том, чтобы физически поставить его на место, необходимо вспомнить, что Энтони Комсток, невзирая на безобидный титул «Почтовый Цензор», располагал чудовищной политической и распорядительной властью. Уже позже, к концу его сорокалетней карьеры, он похвалялся, что довел больше дюжины своих врагов до самоубийства; гораздо большему числу несчастных своей манией преследования он отравил жизнь и испортил репутацию. Мы с Крайцлером понимали: уже попав в прицел Комстока, мы, тем не менее, пока не стали объектом его постоянной фиксации, но если мы будем упорствовать, его неуравновешенное внимание обратится на нас, и в один прекрасный день, вернувшись на обычные рабочие места, мы вдруг обнаружим, что на нас уже заведено дело по федеральному обвинению в каком-нибудь из пальца высосанном нарушении общественной морали. Так что я просто не решился ему отвечать, а Крайцлер лишь устало выпустил клуб дыма.
— А почему, — все же не удержался он, — вы полагаете, я должен желать подобных беспорядков, сэр?
— Из тщеславия, сэр! — воскликнул Комсток. — Дабы способствовать распространению ваших нечестивых теорий и привлечь внимание малообразованной и прискорбно смятенной публики!
— Мне кажется, — тихо, но властно сказал Морган, — что доктор Крайцлер уже сейчас предпочел бы, чтобы внимания публики к его персоне было меньше, мистер Комсток. — Никто даже не сделал попытки согласиться или опровергнуть это утверждение. Морган подпер голову рукой и продолжил, глядя на Крайцлера: — Но это серьезные обвинения, доктор. И если бы их не было, поверьте — я вряд ли бы так настаивал на нашей встрече. Я понимаю, вы все же не состоите в сговоре с мистером Келли?
— Некоторые соображения мистера Келли не лишены здравого смысла, — произнес Крайцлер, зная, что это прозвучит для собравшихся чуть ли не оскорблением. — Но он по сути своей — преступник, и я не вижу смысла с ним сотрудничать.
— Рад слышать это. — Казалось, Морган искренне доволен словами Крайцлера. — А как быть с другим, в частности — с общественным звучанием вашей работы? Должен признать, я не вполне просвещен в этих вопросах. Но вам должно быть известно, что я — церковный староста в церкви Святого Георгия по другую сторону Стайвесант-парка от вашего дома. — Угольно-черная бровь финансиста вопросительно взделась. — Однако я ни разу не видел вас среди прихожан, доктор.
— Мои религиозные воззрения, мистер Морган, — частное дело, — ответил Ласло.
— Тем не менее, я надеюсь, вы отдаете себе отчет, — вкрадчиво произнес архиепископ Корриган, — в том, что различные религиозные организации нашего города суть краеугольные камни в поддержании общественного порядка?
Пока эти слова сочились изо рта Корригана, я поймал себя на том, что глазею на двух святых отцов, по-прежнему стоявших, подобно статуям, за спинами своих покровителей, и до меня стало медленно доходить, зачем мы оказались в этой библиотеке и в чем смысл беседы с этим сборищем людей. Едва блеснув в уме, этот зародыш понимания начал быстро развиваться, но я постарался держать рот на замке, ибо любые комментарии неминуемо бы вызвали новый взрыв негодования. Я лишь откинулся на спинку стула и позволил своим мыслям течь вольно: с каждой минутой мне становилось все спокойнее — я понимал, что нам с Ласло угрожает куда менее серьезная опасность, чем казалось на первый взгляд.