— Ласло, — тихо сказал я. — Пойдемте. Залезайте в кэб.
Я еще несколько раздернул его за рукав, но тщетно. Потом он заговорил механически и хрипло:
— Я не оставлю ее. — Я кивнул:
— Хорошо. Тогда хотя бы встаньте в дверях, вы весь промокли. — Зашевелились только его глаза — скользнули вниз, на одежду; затем он кивнул и шатко тронулся за мной под укрытие крошечного козырька над входом. Мы простояли там некоторое время, а потом Ласло заговорил — так же безжизненно:
— Вы знали… мой отец…
Я взглянул на него, и сердце мое сжалось от того, какая мука была на его лице. Немного помедлив, я кивнул:
— Да, Ласло. Я знал его.
Он неуклюже дернул головой.
— Нет. Я не об этом. Вы знаете, что отец повторял мне, когда я был… маленьким?
— Нет. Что же?
— Что… — начал он таким шершавым голосом, что каждое слово, казалось, доставляет ему физическую боль. Но слова эти сыпались чаще. — Что я знаю не так много, как думаю. Что я думаю, что знаю, как людям надо себя вести, что считаю себя лучше его. Но однажды… сказал он, однажды — я пойму, что это не так. И до тех пор буду просто самозванцем…
И снова я не знал, как сказать Ласло, что я прекрасно понимаю его — особенно после того открытия Сары. Поэтому я просто положил руку ему на здоровое плечо, а он рассеянно принялся разглаживать складки на сюртуке.
— Я совершил… некоторые приготовления, — с трудом произнес он. — Скоро прибудет человек из похоронного бюро. После этого мне надо вернуться домой. Стиви и Сайрус…
— Сара за ними присматривает.
Голос его вдруг окреп, и в нем послышалась даже какая-то злость:
— Я обязан их оберегать, Джон! — Он потряс перед собой кулаком. — Это мой долг. Я привел этих людей в свой дом. Я отвечал за их безопасность. А теперь взгляните на них — только взгляните! Двое полумертвы, а одна… она… — Он втянул воздух и посмотрел на дверь, словно сквозь железо видел ржавый стол, на котором теперь лежала девушка, значившая для него надежду на новую жизнь.
Сжав его плечо крепче, я начал:
— Теодор ищет…
— Меня больше не интересует, чем занимается уполномоченный и его полиция, — резко перебил меня Крайцлер. — Равно как и то, что вообще там происходит. — Он умолк, поморщившись от боли, снял мою руку со своего плеча и отвернулся. — Все кончено, Джон. Это кошмарное, кровавое дело… это расследование. Закончено. Все.
На какое-то время я просто лишился дара речи. Нет, он говорил вполне серьезно.
— Крайцлер, — в итоге выдавил я. — Дайте себе пару дней отдыха, и потом…
— Что — потом? — парировал он. — Потом убьют еще одного из вас?
— Вы не можете отвечать за…
— Только не рассказывайте мне, за что я могу или не могу отвечать, хорошо?! — заорал он. — Кто, если не я? Это все мое собственное тщеславие — Комсток был прав! Я впал в слепую ярость, стараясь подтвердить свою драгоценную точку зрения, забыв об опасности, которую это может навлечь. А чего они все хотели? Комсток? Коннор? Бёрнс? Те двое в поезде? Они хотели остановить меня. Я же при этом полагал, что моя работа превыше всего — я думал, что знаю, как лучше! Все это время мы охотились за убийцей, Джон, но главная опасность не он — а я! — Стиснув зубы, он вдруг зашипел: — И с меня довольно — я уже насмотрелся. Если опасность — я, то я исчезну. И пускай он убивает дальше кого хочет и сколько хочет. Если им нужно именно это. В конце концов, он — часть их порядка, их бесценного общественного устройства, без таких тварей у них не будет козлов отпущения, и некем будет извинять их собственную жалкую жестокость! Кто я такой, чтобы вмешиваться?..
— Крайцлер, — тревожно сказал я, ибо теперь не оставалось сомнений: он говорил все это всерьез. — Прислушайтесь к себе, вы же идете вопреки всему, что…
— Нет! — воскликнул он. — Я иду на поводу! Я вернусь в свой Институт, в свой вымерший дом и просто забуду об этом деле. Поставлю на ноги Стиви и Сайруса и больше никогда не подведу своих друзей под удар ради своих тщеславных замыслов. А это их кровавое общество, которое они сами себе построили, может смело катиться туда, куда они же его и подтолкнули, — к чертям!
Я отступил на пару шагов, отчасти понимая, что с ним сейчас спорить бесполезно. Но его слова кольнули меня очень больно.
— Ну раз так — хорошо. Если вы предпочитаете жалеть себя… Как ответный аргумент, он замахнулся на меня левой, но безбожно промазал.
— Да будьте вы прокляты, Мур! — вырвалось у него сквозь краткие быстрые вдохи. — И вы, и они все тоже! — Он схватился рукой за створку железной двери и распахнул ее, после чего несколько секунд стоял, усмиряя дыхание. Расширившимися от ужаса глазами он смотрел в сумрачный жалкий вестибюль морга. — И будь проклят я сам, — заключил он тихо. Грудь его наконец перестала вздыматься. — Я подожду внутри. И буду признателен, если вы сейчас уйдете. Сегодня я распоряжусь, чтобы мои вещи перевезли из № 808. Я… Простите меня, Джон.
Он скрылся во тьме вестибюля, и дверь лязгнула у него за спиной. Какое-то время я простоял под дождем, пока намокшая одежда не стала липнуть к телу. Я оглядел площадь, бесчувственные кирпичные коробки зданий, поднял голову к небесам. Западный ветер все крепчал — теперь он нагнал целую стаю туч. Поддавшись необъяснимому порыву, я быстро нагнулся, вырвал из-под ног кусок дерна и швырнул его в черную дверь.
— Да будьте вы все прокляты! — крикнул я, воздев к небу испачканный кулак, но облегчения это не принесло никакого. Я позволил руке упасть, стер с лица дождевую влагу и, пошатываясь, вернулся к кэбу.
Глава 37
Не желая ни с кем встречаться на обратном пути, я сразу велел извозчику доставить меня к № 808 по Бродвею. Во всем здании почти никого еще не было, и когда я ввалился в нашу штаб-квартиру, тишину в ней нарушали только удары дождя о готические окна вокруг меня. Я рухнул на диван маркиза Каркано, и взгляд мой уперся в нашу гигантскую грифельную доску, испещренную пометами; дух мой упал ниже некуда. Скорбь и безысходность, к счастью, наконец сдались под натиском измождения, и почти весь тот ненастный и угрюмый день я проспал. Но около пяти меня поднял громкий стук в дверь. Доковыляв до нее и открыв, я обнаружил перед собой насквозь мокрого посыльного из «Вестерн Юнион» — он сжимал в кулаке влажный конверт. Я расклеил его, и губы мои довольно нелепо зашевелились, пока я читал текст депеши:
КПТН МИЛЛЕР, ФОРТ ИЕЙТС, ПОДТВЕРЖДАЕТ КПРЛ ДЖОН БИЧЕМ ИМЕЛ ЛИЦЕВОЙ ТИК. НОСИЛ ПОХОЖИЙ НОЖ. ВНЕ СЛУЖБЫ ЛАЗАЛ ПО ГОРАМ. ЧТО ДЕЛАТЬ?
Я перечитал текст трижды, и тут до меня дошло, что посыльный стоит передо мной и что-то говорит.
— Что такое? — спросил я.
— Ответ, сэр, — нетерпеливо буркнул мальчишка. — Отвечать будете?
— Ох… — Я на миг задумался, пытаясь прикинуть, как лучше поступить в свете утренних событий. — Да… наверное.
— Тогда вам придется написать его на чем-нибудь сухом, — посоветовал он. — Мои бланки все вымокли.
Я дошел до стола, извлек из ящика лист бумаги и коряво вывел на нем: ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ САМЫМ СКОРЫМ ПОЕЗДОМ. ПРИ ПЕРВОЙ ВОЗМОЖНОСТИ. Посыльный прочел текст и сообщил, сколько будет стоить отправка, на что я вытащил из кармана деньги и, не считая, вручил ему. Настроение у мальчишки немедленно улучшилось, из чего я заключил, что чаевые перепали ему солидные. Он благодарно кивнул и скрылся в лифте.
Если наше следствие в самом деле резко прервется, Айзексонам нет смысла торчать в Северной Дакоте. Действительно: если Крайцлер всерьез рассчитывает вывести себя из игры, без него нам остается только обналичить фишки и вернуться к обычной жизни. Что бы ни понимали про убийцу Сара, Айзексоны и я, свершить это без наставлений Ласло невозможно. И глядя в окно на омытый дождем Бродвей, где одинокие покупатели изо всех сил уворачивались от пролетавших экипажей и фургонов, чтобы их не забрызгало, я не мог даже представить себе, как нам удастся довести это дело до конца без руководства нашего друга.
Но едва я примирился с таким заключением, в двери повернулся ключ. В штаб-квартиру ворвалась Сара — в руках зонтик и бакалейные пакеты, совсем не похожая на себя тем утром. Двигалась и говорила она быстро, даже как-то беззаботно, будто ничего и не случилось.
— Это настоящий потоп, Джон, — провозгласила она, отряхивая зонтик и размещая его в керамической стойке. Затем сняла накидку и понесла пакеты в маленькую кухню. — 14-ю улицу перейти посуху уже невозможно, а кэб можно поймать лишь ценой собственной жизни.
Я еще раз глянул в окно:
— Ну хоть улицы станут чистыми.
— Есть не хочешь? — спросила Сара из кухни. — Я поставлю кофе, к тому же я принесла еды. Но, боюсь, кроме сэндвичей, ничего не получится.
— Сэндвичей? — переспросил я без восторга. — Мы разве не можем выйти куда-нибудь поесть?
— Выйти? — Сара вынырнула из кухни и подошла ко мне. — Нам нельзя выходить, мы должны… — Она замолчала, увидев телеграмму Айзексонов, затем бережно взяла сырой листок в руки. — От кого?
— От Маркуса с Люциусом, — ответил я. — Они получили подтверждение по Джону Бичему.
— Но это же замечательно, Джон! — выпалила Сара. — Значит, мы…
— Я уже отправил ответ, — прервал ее я, покоробленный ее восторгом. — Сказал, чтобы возвращались, как только смогут.
— Еще лучше, — сказал она. — Вряд ли там им удастся еще что-нибудь обнаружить, а вот здесь бы они пригодились.
— Зачем?
— У нас много работы, — просто ответила Сара.
Плечи мои поникли — я до конца осознал, что мои худшие опасения насчет ее намерений были обоснованны.
— Сара, — простонал я. — Сегодня утром Крайцлер сказал мне…
— Да знаю я, — фыркнула она. — Мне он тоже сказал. И что с того?
— То есть как это — что? Все кончено, вот что. Как нам продолжать следствие без него?
Она пожала плечами:
— Точно так же, как и с ним. Послушай меня, Джон. — Схватив меня за плечи, Сара подвела меня к столу и усадила. — Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Но ты ошибаешься. Мы способны справиться и без него. Мы можем это дело закончить.