«Своим близким, желавшим знать, что означает сия картина, он отвечал: „Четверо орлят — это сыновья мои, что будут преследовать меня вплоть до моей кончины. Может даже случиться так, что самый юный из них, коего ныне я люблю больше всех и о ком больше всего забочусь, впоследствии превратится в самого яростного, самого опасного моего гонителя”»[266].
Уподобление Алиеноры «орлу» приобрело популярность с момента ее пленения — а, возможно, еще и раньше. Как и пророчество Мерлина о том, что ее обрадует «третье гнездовье». Поэтому во фреске в церкви Св. Радегунды, найденной в 1963 г. (ее и сейчас можно увидеть в Шиноне), вполне можно усмотреть идеологическое выражение этой надежды, впоследствии обретшей конкретные очертания. На мой взгляд, эта фреска является иконографическим ответом Алиеноры (которая, вероятно, сама заказала ее после своего освобождения) на фреску в покоях Винчестерского дворца, сделанную по приказу ее мужа. Известно, что в 1174 г. королева сначала была заточена в Шиноне. Оттуда вместе с другими пленниками ее перевезли в Англию, как было сказано выше[267]. Именно в Шиноне скончался Генрих II, положив тем самым конец плену своей супруги. Наконец, в Шиноне хранилась королевская казна, материальная опора власти. Итак, Шинон для Алиеноры — место в высшей степени символическое: понятно, что она вполне могла выбрать его для того, чтобы осуществить свою «иконографическую программу», заключавшую в себе особый идеологический смысл. Примечательно, что для этого королева выбрала церковь Св. Радегунды: эта покровительница узников покинула своего супруга, короля Хлотаря, чтобы принять монашеский сан[268], — тем самым став символом женского сопротивления принудительной власти супруга-короля, что не могло не понравиться Алиеноре.
На фреске в Шиноне изображены пять всадников. Два из них принадлежат к королевскому роду, на что указывают их короны и мантии[269]. Один из этих королей, обернувшись к двум другим следующим за ним всадникам, указывает на одного из них — того, кто несет птицу на вытянутой руке. Картину в свое время интерпретировали по-разному. Некоторые видели в ней обычную сцену охоты, что, однако, не объясняет того, почему этот сюжет поместили на стене часовни или зала капитула; или же это похищение Иоанном Безземельным Изабеллы Ангулемской, что так же маловероятно, что и первое объяснение[270]. В обоих случаях во втором персонаже, находящемся в центре всей сцены, видят Алиенору. Нильжен считает, что на картине изображен Генрих II со своими четырьмя сыновьями, помирившимися с ним после восстания 1173 г. во время паломничества к церкви Св. Радегунды[271]. Но, на мой взгляд, не следует пренебрегать другими деталями: птицей, жестом, который делает второй коронованный персонаж (он словно что-то передает), и жестом того, кто их сопровождает. Н. Кенан-Кедар предложил более убедительную трактовку: первый облеченный королевской властью всадник, который явно возглавляет кортеж, — король Генрих II. К тому же его изображение сходно с тем описанием, которое приведено Гиральдом Камбрийским, как и с его надгробием в Фонтевро. Второй коронованный всадник — Алиенора Аквитанская, а два последних — ее сыновья Генрих и Ричард. Более загадочным представляется персонаж, сопровождающий Алиенору. Возможно, это один из пленников, увезенных вместе с нею, — например, юная Маргарита или ее дочь Жанна. Таким образом, перед нами «наиболее драматичный эпизод из жизни Алиеноры: принудительная отправка из замка Шинон, имевшая место в 1174 г., в Англии, где королева провела долгие годы в заточении»[272]. Это своего рода приношение по обету, окрашенное в идеологические тона.
В биографии, посвященной мною Ричарду Львиное Сердце, я придерживался того же мнения, дополнив его новой интерпретацией жеста королевы, протягивающей руку к птице (к сожалению, этот фрагмент живописи сильно поврежден), которую я, как и мои предшественники, сразу отождествил с ястребом. Но, на мой взгляд, королева вовсе не собирается принять ястреба, сидящего на руке ее сына Ричарда (именно его угадывают во всаднике с птицей), — напротив, именно Ричард принимает от нее птицу. Жест королевы, жест приношения чего-либо в дар, подтверждает, как мне кажется, значимость передачи «ястреба», символа ее сеньориальной власти, исчезнувшей в силу ее пленения[273]. Я увидел в этом своего рода призыв королевы продолжить борьбу, которую она отныне вынуждена прекратить. На самом деле символическим центром картины является птица, но в еще большей степени жест королевы, подчеркивающий событие большой важности, его пророческий и религиозный характер, — это своего рода предвестие будущего претворения в жизнь надежды, на первый взгляд, расходящейся с действительностью.
Интерпретация, которой я здесь придерживаюсь, стала бы тем более убедительной, будь наша птица не ястребом, как утверждали все исследователи, начиная с первого толкования (сцены охоты), а орлом. Эта царственная птица несет в себе ярко выраженный символический смысл: ее образ часто использовали применительно к Плантагенету, в частности к его семейным распрям. Саму Алиенору нередко, как мы уже видели, олицетворяли с орлом. Автор «Истории Вильгельма Маршала», возможно, тоже помнит об этом сравнении, когда рассказывает об освобождении Алиеноры Вильгельмом: «И королева Алиенора, в чьем имени сплелись “орел” и “золото”, освобожденная, появилась в Винчестере».[274]
Орел, которого на фреске в Шиноне Алиенора передает Ричарду, мог бы символизировать передачу власти в Аквитании, как и призыв продолжать борьбу, начатую ею против захвата королем ее герцогства, вплоть до окончательной победы и ее освобождения. Реализм этой сцены (черта, крайне редкая для того времени) отходит на второй план, уступая место ее символическому значению, и вовсе не обязательно отыскивать в ней точное воспроизведение внешности героев или соответствие их тому возрасту, в котором они находились во время отъезда из Шинона. Хронологическая перспектива, как и пространственная, не имела особой ценности в глазах художников того времени, уделявших гораздо больше внимания символам и их значению.
На трех печатях, известных нам на сегодняшний день, на руке Алиеноры восседает птица, которую в основном отождествляют с ястребом, — именно его изображение чаще всего встречается на печатях аристократов[275]. Совсем недавно Э. А. Браун выдвинула предположение о том, что на фреске изображен не сокол, а голубь — она истолковывала это с желанием Алиеноры отождествить себя с английской династией, которая порой использовала эту птицу на эмблемах своей власти[276]. Такая точка зрения тоже довольно спорна, однако она подчеркивает, насколько необходима для наших интерпретаций (по-прежнему гипотетических) идентификация птицы, изображенной на этих аллегорических документах. Увы, степень сохранности изображения, равно как и его точность с художественной точки зрения, не позволяют сделать на этот счет однозначный вывод. Частые уподобления Алиеноры орлу в рассказах того времени и власть, которую олицетворяет эта птица в средневековой символике, привели меня к мысли о том, что на фреске в Шиноне, как и на печатях, изображен орел. Если это так, то мое истолкование, изложенное выше, становится еще более убедительным.
Более, чем когда-либо я настаиваю на том, что после своего освобождения Алиенора велела изобразить в Шиноне — месте ее первого «тюремного заключения», последовавшего за пленением 1174 г., — символическую сцену, представившую в сжатом виде историю ее мятежа, пленения и освобождения (точнее, пророческого возвещения о нем): Алиенора сражалась за то, чтобы помешать своему супругу захватить Аквитанию, принадлежавшую ее сыну, чтобы помочь своим «орлятам» одержать победу над их отцом. Увезенная в плен, но верившая в пророчество Мерлина (которое сбылось к тому времени, когда она заказала эту фреску), при помощи птицы-символа она передала Ричарду — своему «третьему гнездовью», которое позднее должно ее обрадовать, — свою власть в Аквитании и выразила надежду на свое предсказанное освобождение. Пророчество Мерлина было хорошо известно (чему можно найти немало доказательств) просвещенным людям ее времени[277], которые, включая церковнослужителей, в конце концов поверили в него, несмотря на его сомнительное происхождение и двусмысленное с точки зрения христианской доктрины содержание. Разве не утверждал в 1194 г. Цезарий Гейстербахский, что Мерлин, плод любви демона и монахини, предсказал множество событий, и его пророчества сбываются чуть ли не каждый день?[278] И Алиеноре совсем не нужно было обладать острым критическим умом, чтобы без труда распознать в этих пророчествах себя.
6Королева-пленница
Милостивый по отношению к своим бунтовщикам-сыновьям и побежденным врагам, Генрих II был непреклонен, когда речь заходила о его супруге. Он велит заключить ее в башню в Солсбери. Правда, заключение это не было строгим и полным. Просматривая казначейские свитки, содержащие сведения о королевских расходах, историки уже давно отметили тот факт, что во время плена Алиенора находилась в различных областях королевства, чаще всего в укрепленных городах, под присмотром верных слуг короля, Рауля Фиц-Стефана и Рауля де Гланвиля[279]