«Пожиратели душ»
Добро пожаловать на смерть. Зло растет, сжигая плоть изнутри.
Я уже не тот, что был прежде, – смогу ли я остановить этот страшный сон?
Глава перваяЖрецы Мельпомены
Ипполит Мельхиоров дрожащей с похмелья рукой взял с фарфорового блюда вишенку, раскусив ее покрытыми налетом желтизны зубами. Вишенка, как и ожидалось, натужно лопнула, усладив язык запахом дешевого коньяка. Свежие вишни и клубнику в зимней Москве можно было купить только в бутике купца Елисеева, доставлявшего их авиалайнером из Парижа, – стоимость ягод, как и, собственно, самолет, была реактивной. Устроители приема зажались, пожалев бабла на свежак, и ограничились консервированными фруктами в алкоголе. От коньячного вкуса Мельхиорова чуть не стошнило, хотя вторая вишня «пошла» лучше – режущая боль в голове начала уходить. Нет, хватит – больше на корпоративы в гусарский полк он ездить не будет. Всегда одно и то же – сначала спой им «Боже, царя храни», после цыганский хор, а в конце садятся в преферанс играть. А какой преферанс с пьяных глаз? Мало того что весь гонорар просадил, так еще и голова болит так, что хоть снова езжай к гусарам одолжить «наган» застрелиться. Голову с утра помыть не смог, теперь похож на пуделя, плавающего в оливковом масле – самому противно в зеркало смотреть.
Кто-то нежно погладил его по локтю. Морщась, Мельхиоров обернулся.
– Ипполит, ты слышал? – к нему робко жался перепуганный танцор Борис Авраамов, изящно держа в руке бокал пунцового бордо. – Третий труп сегодня нашли. Как ужасно, правда? Бедняжка Кшесинская… он ее ножом и так и эдак… я отказался от всех вечерних выступлений, даже с охраной… не хочу в темное время суток появляться на улице и в такси один не сажусь.
– А тебе-то чего бояться? – удивился Мельхиоров. – Он же девок убивает.
– Нуууууу… – многозначительно протянул Авраамов, кокетливо моргнув накрашенными ресницами и томно поправив золотую сережку в ухе.
– Ах да, – спохватился Мельхиоров, бросая в рот сразу две вишни. – Тогда вопросов нет – тебя он зарежет. Но если только вслепую. Ты на девку не похож: хотя следует отдать тебе должное – очень активно стараешься.
– Ты тоже, – огрызнулся Авраамов и ушел в сторону пирожных.
Мельхиоров пошарил по карманам – денег на аристократический опохмел не было, завалялась лишь мелкая монетка в пять алтын. С тех пор как он развелся с женой – 70-летней статс-дамой Стеллой Пугачевой (которая была старше Ипполита на полвека), его эстрадный бизнес стал хромать – спасали только гусарские корпоративы. Сейчас он приглядывал себе новую супругу – сербскую княгиню Людимиру Мурченко: ей было примерно под сто, но благодаря такому же количеству пластических операций она выглядела на двадцать лет моложе. Горестно решив, что на безрыбье и рак рыба, Мельхиоров нацедил себе дрянного, однако бесплатного шампанского.
Возле блюд со сластями стайкой собрался народ: жуя птифуры, звезды обсуждали выборы в Госдуму и партийные рекламные концерты, на устройстве которых можно срубить хорошей капусты, – тема волновала всех. Первым этот метод опробовал шеф генеральской хунты Корнилов, когда пригласил рекламировать правительственную партию Вертинского и Веру Холодную, разъезжавших по империи под примитивным, но доходчивым лозунгом: «Царствуй над нами, царь православный». Однако сейчас среди большинства жующих преобладало уныние, ибо рейтинг правящей партии «Царь-батюшка» и без того был высок, что позволяло обходиться без услуг модных артистов. Последних это лишало приличных финансовых вливаний.
– Его величество уже давно гложет мысль, – с набитым ртом высказывал ценную мысль бард Андрей Старикевич. – Как бы создать в империи политическую систему по типу Северо-Американских Штатов – чтобы присутствовали две важные партии, а более никого. В связи с этим партию «Царь-батюшка» собираются разделить пополам: на «Царя» – для монархистов и «Батюшку» – для православных. Список первой партии возглавит государь император, а второй – Иисус Христос; как подтвердил обер-прокурор Синода, согласие Спасителя уже получено. Хотел бы я знать, кто в нашей драгоценной империи не проголосует за такие кандидатуры?
– Это клево, – радостно поддержал его блондин из трио «Петрушки Лимитед». – Значит, можно обалденный гешефт срубить. Сначала едешь, рекламируешь с утра на концерте «Царя», а после обеда – уже «Батюшку». Скажем, исполняешь «Тучи», а потом кричишь со сцены: «Дорогой наш император – круче ты, чем терминатор!», тут же врубаешь «Пух», и снова: «Хочешь жить годов до ста? Голосуешь за Христа!» От обеих партий конвертики с гонораром собрал – и вечером айда в баньку с девочками.
Поникшие гости заметно оживились, предвкушая перспективу хорошего заработка. В глубине зала мигнула вспышка фотоаппарата-«мыльницы»: бульварные журналисты и тут находили свой хлеб. Обычно на закрытые тусовки не пускали владельцев оснащенных «дальнобойными» объективами камер, но редакции изощрялись – нанимали «бутербродных репортеров». До «смуты» (как официально именовалось в СМИ кратковременное свержение монархии в 1917 году) с мелкими акулами пера расплачивались за статью рюмкой водки и бутербродом. Сейчас традиции сохранялись, однако фото, снятое исподтишка мобильным телефоном (или камерой-«мыльницей»), ввиду инфляции стоило дороже – бутылку среднего коньяка с нарезкой семги. Однако предосторожности были лишними: если кто-то и отворачивался от вспышки, то сугубо формально – гости сами лезли в кадр, показывая приколотый к лацкану пиджака золотой значок с профилем государя. Продемонстрировать лояльность трону было полезно – так считал даже экс-анархист Андрей Старикевич, которого еще 25 лет назад после концертов запихивали в «козла» и всю ночь допрашивали в жандармерии. Сейчас Старикевич объяснял в интервью: он всегда сердцем болел за государя императора, а критиковал лишь отдельных людей в министерстве двора.
Украдкой щелкнув Старикевича, засовывающего в волосатый рот тарталетку с красной икрой, редактор Юля спрятала «мыльницу» в сумочку, сработанную под крокодиловую кожу. Со Старикевичем было опасно связываться – он находился в числе тех, кто подписал челобитную к царю с просьбой оградить звезд от вмешательства бульварной прессы. Злые языки назвали подачу челобитной «продуманным пиаром»: группа певцов и актеров явилась к Кремлю босиком, одетая в посконные рубахи, и пала на колени, держа копии челобитной на обнаженных головах. Министру двора, графу Иннокентию Шкуро, пришлось выйти перед телекамерами и быстро собрать прошения, сохраняя улыбку на каменном лице. В челобитной цвет нации просил ввести против непослушных репортеров битье батогами, а в случае повторного проникновения в частную жизнь звезды – применить насильственное пострижение в монастырь. Через неделю обер-гофмейстер императора князь Слоновский собрал всех звезд за чаепитием в Кремле и попенял им за показное шоу а-ля «бояр рюсс». Мол, возвращение к корням – оно замечательно, но надо ж Западу показывать, что у нас не Саудовская Аравия, а просвещенная европейская монархия – иначе государю станет совсем неудобно с другими королями за одним столом лобстеров кушать.
Между тем к беседе у исчезающих пирожных присоединилась певица Анна Рабинович, славившаяся на всю Белокаменную исключительным размером упругого бюста: к ее груди, как она клялась, не прикасался скальпелем ни один пластический хирург. Проглотив птифур, Аня потянулась за вторым – было видно, что девушка нервничает. Звезды почтительно расступились, глядя на зазывно вибрирующую в вырезе платья грудь Рабинович: розовые «мячи», казалось, жили отдельной жизнью.
– Что же нам делать, господа? – с французским прононсом плаксиво произнесла Аня, уронив щедрую слезинку на подсохший птифур. – Злобный маньяк на всех нас настоящую охоту объявил – хуже, чем папарацци. Машеньку Колчак словили на стоянке такси возле клуба, Виски позвонили на мобильник и пригласили на вечеринку с олигархами, а Кшесинскую похитили прямо из гримерки. Видели по ТВ, что это чудовище с ними сделало? Зарезало самым ужаснейшим образом, словно на скотобойне-с.
– И главное, не тех режут, – поддакнула девушка из популярного трио деревенских барышень «Завод». – Почему бы маньяку не нападать на кого-нибудь помощнее, а? На Валуева или Облучко, например.
– У вас, mademoiselle, мозги замерзли, – невежливо буркнул боксер Облучко, сокрушая квадратной челюстью сразу шесть птифуров. – Убивец копирует лондонского Джека Потрошителя, резавшего сугубо баб. Если бы Потрошитель позиционировал себя как серийный убийца боксеров, то я боюсь, у него начались бы существенные проблемы с самого начала.
– Да, но он резал проституток, – не унималась девушка с «Завода». – Женщин, которые спят с мужчинами за деньги. При чем здесь, собственно, мы?
Среди дам наступило гробовое молчание, прерываемое конфузливым покашливанием. Поняв, что сказала что-то не то, «заводчанка» покраснела как рак и передвинулась к пирамиде с шампанским. Паузу прервал выпуск новостей Главного канала, транслировшихся на экране под потолком.
– Сегодня его сентябрейшее императорское величество в сопровождении всемилостивейшей государыни императрицы и их высочеств цесаревен, – с подобающим уважением произносил диктор, – высочайше изволили изловить рыбку в подмосковном пруду государственной резиденции new-Царское Село. Его величество с благословения Господня поймал щуку весом на пять фунтов и два золотника, кроме того, леща на полтора фунта и плотвичек немерено. В ловле участвовал его высочество князь Монако Альберт Второй, прибывший консультировать имперское министерство налогов по поводу переноса игорных заведений в леса загородных деревень.
На экране появилось фото – голый по пояс император с накачанными бицепсами и удочкой-спиннингом в руках. По толпе покатились девичьи вздохи, одна из дам предоргазменно взвизгнула, закатив глаза. Монархист Леонтий Михайлов, по православному обычаю наливавший себе уже пятый бокал, выронил посуду из рук и грузно упал на колени, размашисто крестясь.
– Батюшка! – отчаянно взывал он, протягивая руки к экрану и вытирая паркет джинсами от Лагерфельда. – Не уходи, зайчик самодержавный – на кого бросаешь? Как я без тебя хлебушка-то откушу, пупсик мой коронованный?
Звезды с завистью оценили реакцию Михайлова – он обладал уникальной способностью первым падать ниц, причем обязательно при свидетелях. Через неделю государь должен был лично вручить ему золотой ключ камергера.
– Можно Тимотэ еще зарезать, – развила теорию Аня Рабинович. – По крайней мере, по нему никто плакать не будет. А потом митинги пойдут многотысячные, где все будут требовать от присяжных убийцу оправдать.
Аксинья, теребя на груди бэйджик Главного канала, молча наблюдала, как пробивная соперница скользила по залу, жужжа затвором «мыльницы». Она тоже захватила с собой фотокамеру, но, как назло, забыла вставить батарейки. Вот уж не повезло так не повезло. Может, зря она пошла работать на телевидение? Утонешь в интригах: если человека два дня нет в кадре, с ним перестают здороваться. Рейтинги падают – в прошлом году в фаворе был «Клуб веселых монархистов» (КВМ), а теперь всех зрителей перетащил Comedy Club. Ничего. Она через годик-другой в аспирантуру пойдет, а там, глядишь, и докторскую защитит: диплом гарантирует получение графского титула. Вот тогда и придет ее время – будет эта змея Юля приседать в ее присутствии в книксене и подобострастно щебетать: «Ваше сиятельство», глядя, как сам барон фон Браун ей ручки целует.
Юля не видела Аксинью. Стоя в стороне, она сфотографировала лобызающего паркет Михайлова и взглянула на изящные часики: ей пора было двигать в Останкино – у фон Брауна начиналась послеобеденная «летучка». Впрочем, она предупредила, что опоздает: есть время заехать домой и отобрать фотографии на компе. Осмотревшись вокруг и не найдя больше ничего интересного для снимков, она направилась в гардероб, на ходу рассматривая плакат сериала «Шаляпинъ. Live». Юля прилично зарабатывала на ТВ, но подработкой в качестве «бутербродного репортера» не гнушалась, считая, что халявный коньяк и семга на дороге не валяются.
Существо, стоявшее в тени возле лестницы, повернуло голову, когда она проходила мимо. Осторожно поставив бокал на поднос скользящего по паркету официанта, оно, подождав пару секунд, последовало за ней…
Глава втораяТретий труп
Тишина, повисшая в комнате для совещаний МВД, не предвещала ничего хорошего. Роскошный зал своей отделкой, сработанной волосатыми руками турецких гастарбайтеров, был похож на фойе пятизвездочного отеля – в углу установили даже обязательный фонтан с гипсовыми русалками. Но сотрудникам он сейчас больше всего напоминал бурные воды реки Нил, из которой, щелкая зубами, вот-вот обязаны были появиться крокодилы.
– …Что ни говори, а результат у нас нулевой… – Шеф Отдельного жандармского корпуса Антипов отодвинул лежавшие перед ним отчеты. – Диму Иблана пришлось отпустить – идеальное алиби, бомж Муха тоже оказался ни при чем. С Сюзанной Виски вообще произошла какая-то мистика. В воскресенье ей позвонили на мобильный телефон и обещали 100 тысяч золотых, если она выступит на закрытой вечеринке коньячного магната Шустова – это слышали как минимум три свидетеля. Шустов оперативно прислал за ней такси, сев в которое, Сюзанна назад не вернулась. Согласно данным сотовой компании, звонок на телефон Виски был совершен с мобильника, похищенного из сумки французской туристки во время перекуса в «Макдоналдсе» – она хватилась его через 20 минут, но этого оказалось достаточно, чтобы позвонить. Естественно, вечеринки Шустов не проводил и такси за Виски не присылал, а номера машины никто не запомнил. Кшесинскую и вовсе похитили прямо в кабаре с лестницы черного хода, куда она, судя по найденному окурку папиросы с помадой, вышла перекурить. Сегодня в 7.24 утра изуродованный труп Кшесинской в привычной «сервировке» обнаружили возле памятника Пушкину: это уже беспримерная наглость. Там всегда полно людей, место ярко освещено фонарями, однако традиционно убийцу никто не заметил. И вы знаете, чего на этот раз не хватает в организме покойницы? Да простят меня дамы, это…
«Матка», – одними губами повторила вслед за шефом жандармов Алиса. Ее кожа обветрилась и покраснела от холода – собираясь в департамент полиции, она забыла наложить тональный крем. Каледин выглядел немногим лучше – глаза отливали красным, как у вампира, под нижними веками красовались сочные синяки. Всю ночь оба не спали, ожесточенно дискутируя о неожиданном открытии, сделанном Алисой (Каледин ласково назвал его «шизофреническим»), и по сто раз подробно изучая оба документа с данными ДНК. Без пятнадцати восемь Каледину позвонил директор департамента полиции Муравьев, они с Алисой выехали к памятнику Пушкину, увидев привычную с начала недели картину. Труп, толпа городовых, еще больше телерепортеров и подпоручик Саша Волин с надушенным платком у рта. Потусовавшись на месте очередного деяния убийцы, получив нужные снимки и задав дежурные вопросы, все поехали на Цветной бульвар. Еще в лимузине с Антиповым связался по сотовому граф Шкуро, глядя на гримасу жандарма, можно было догадаться, что общение не оказалось приятным. Среди столичных звезд началась настоящая паника – одни предпочли «на время» уехать из Москвы, другие осаждали элитные охранные агентства, третьи заперлись у себя на Трехрублевке, на виллах, оборудованных аппаратурой слежения по последнему слову техники. В половине клубов и казино отменили шоу: выступать отказывались даже извлеченные из нафталина певцы Кай Метов и Вадим Казаченко. Да что там эстрада – манекенщицы и те боялись выходить на подиум, требуя оборудовать за кулисами «гнездо» для снайперов жандармского спецназа. «Зажрались люди в XXI веке, изнежены донельзя, – задумалась Алиса. – Всего три жестоких убийства – и мегаполис парализовало от ужаса. А то, что с понедельника на машинах разбились насмерть пятнадцать человек, никого не пугает – вот она, великая сила электронных mass media». В свое время император сделал ставку на свое раскручивание с помощью ТВ и не прогадал: таким бешеным рейтингом не обладал ни один из российских монархов. Старая поговорка: «До Бога высоко, до царя далеко» рушится, если царь с ласковой улыбкой шагает в каждый дом с телеэкрана. Любые мелкие милости, кои он оказывает населению (дарит шубу со своего плеча, велит провести газ в деревню, привозит детям игрушки), многократно тиражируются телевидением, создавая сахарный образ милостивого царя-батюшки, пекущегося о нуждах народа. Чутко реагируя на данные опросов, он вернул допетровскую традицию, согласно которой уволенных министров (как раньше опальных бояр) после отставки скидывают в грязь с кремлевского крыльца. Там их, разумеется, не ждут секиры стрельцов – отряхнулся да и пошел домой, но народу очень нравится смотреть на летящих вверх тормашками министров, рейтинг так и прет… Первоначально министры из либеральных дворян советовали государю быть еще проще: брать пример с голландского короля, лихо рассекающего по улицам на подержанном велике, а также британской королевы, ради заработка пускающей к себе во дворец тучи туристов. Но скоро социологические опросы выяснили: жителям империи не нравится монарх современного европейского стиля, напоминающий обкуренного хиппаря в джинсах, которого полиция имеет право оштрафовать за неправильную парковку, как недавно короля Швеции. Люди предпочитали видеть нечто плавное и величавое, золоченого византийского стиля, выводимое благоговеющими боярами под белые ручки. Впрочем, модерновый образ государя императора в джинсе и с косячком за ухом, слушающего в стереонаушниках Coldplay, решили оставить для привлечения молодежи. Для основных же слоев населения работал прежний вариант: шапка Мономаха, выезды на белом коне, кидание червонцев в толпу, пиры с жареными лебедями, иногда горностаевая мантия. Один из внуков Николая Второго завистливо признался, что, если б у дедушки был такой стильный и грамотный пиар, Ленин со своей революцией обломался бы в самом начале.
Запад со всего этого колбасило ужасно. Предыдущий царь твердо обещал ему, что Россия станет уютной монархией типа Дании, беспрекословно поставляя Европе мед и пчел в нужных количествах. Запад и сам не знал, чего хочет. Прежнюю империю он не очень любил: царство экономически слабое, неустойчивое, криминальное, с кесарем-алкоголиком. При смене императора выяснилось – империя с хорошей экономикой, стабильностью и пьющим пиво государем его тоже совершенно не устраивает. В общем-то Запад был бы рад честно сказать, что Россия ему вот уже пятьсот лет как не нравится в любом виде, но по известным причинам сделать этого не мог. Ситуация с экономикой радовала только сценаристов Голливуда – там уже устали снимать блокбастеры об обедневшем эскадроне гусар, продающих арабам ядерную боеголовку.
– Алиса, проснись, дура немецкая, – ворвалось ей в ухо, и она дернула головой – и сама не заметила, как задремала. Рассерженный Каледин продолжал ее толкать, она вяло просыпалась: мозги будто залили клеем, в глазах все плыло и качалось, включая люстру венецианского стекла.
– …надеюсь, вам все понятно, господа? – заканчивал фразу Антипов. – Тогда никоим образом не смею вас задерживать. Кроме титулярного советника Каледина и баронессы Трахтенберг, все могут быть свободны.
Чиновники начали с грохотом отодвигать стулья, застегивая у горла пуговицы вицмундиров. Секретарша Муравьева Анфиса, однако, осталась сидеть на своем месте, не придав словам жандарма никакого значения.
– Барышня, – подарил ей усталую улыбку Антипов. – К сожалению, это касается и вас – у нас секретный разговор. Обождите в комнате для гостей.
Секретарша, обольстительно подмигнув Каледину (и не удостоив взглядом кипящую от гнева Алису), скользнула в дверь, на ходу поправляя короткую юбку дизайнерской фирмы «Мозжухинъ и сыновья». У фонтана остались только сам Антипов, директор департамента полиции Муравьев и откровенно зевающая Алиса на пару с зеленым от бессонницы Калединым. Поманив парочку пальцем, Антипов взял со стола два листка бумаги.
– Господин Каледин и вы, мадам, – жестко кивнул Антипов Алисе. – Я внимательно изучил то, что вы мне вручили утром у памятника Пушкину. Сразу отмечу – очень славно, что вашу версию вы подкрепили доказательствами, иначе бы я вызвал вам неотложку. Конечно, я с удовольствием поизображал бы тупое начальство, упорно не верящее очевидным выводам умных сыщиков, но на это не осталось времени.
Алиса с Калединым, пребывая в полусне, не возражали.
– Налицо сенсационный вывод, и его, так или иначе, требуется сохранять в тайне, – поддакнул Муравьев. – Иначе пресса поднимет такой хай, что государь нам завяжет бантом кишки не хуже этого живодера. Пока у нас в наличии прямой факт – ДНК серийного убийцы, орудовавшего в XIX веке, и маньяка нынешних дней полностью совпадают. Что это может означать? Я меньше всего предрасположен к мистике: мы живем в век смартфонов, wifi Интернета и ракет «Тополь-Czar». Первое, что пришло мне в голову, – преступник специально вводит нас в заблуждение, дабы запутать нити расследования. Не исключено следующее – ему удалось похитить из музея Скотланд-Ярда образцы генетического материала, содержащего ДНК Джека Потрошителя. Ничего невозможного нет. Если люди умудряются красть в Эрмитаже экспонаты весом в полпуда, то отщипнуть крохотный кусочек от написанной кровью открытки не составит особого труда.
Муравьев внимательно посмотрел на Алису.
– Поэтому, мадам, мы хотели бы просить вас слетать в Лондон.
Порывшись во внутреннем кармане, он выложил на стол билет «Аэрофлота». У Алисы отвисла челюсть. Каледин безразлично отвернулся.
– Я уже звонил в Скотланд-Ярд и отправил туда письмо, – заметил Антипов, в то время как замолкший Муравьев наливал себе из графина воду. – Вас готовы принять и предоставить всю необходимую информацию. Завтра прилетите обратно. Князь Сеславинский просил довести до вашего сведения, что он в курсе. Разумеется, все расходы по вашему пребыванию в Лондоне мы берем на себя. Мой кучер отвезет вас в аэропорт сию же секунду.
Радость Алисы от превосходства над поблекшим Калединым омрачило сознание того, что она спросонья не захватила из дома косметичку, запасные колготки, пилочку для ногтей и кучу других необходимых предметов.
– Ээээээээ… ваше превосходительство… ээээ… – проблеяла Алиса, однако опытный Антипов предвосхитил ее насущную просьбу.
– Как я уже сказал, все расходы за наш счет, – сообщил он, вызвав в сердце Алисы непередаваемый взрыв эмоций. – Вам дадут специальную кредитку с безлимитной суммой, все необходимое купите в лондонских магазинах.
Алиса впервые в жизни пожалела, что Каледин не является женщиной и не может черной завистью позавидовать ей: каких же классных брендовых шмоток она накупит сегодня вечером! Все, о чем он мог думать, – это то, что в полночь ему опять придется сидеть на кухне одному и есть осточертевшие кильки в томате руками прямо из банки. Мужчины – животные.
– Ну, не совсем одному, – прошептал ей в ухо Каледин, и Алиса поняла: данная мысль чересчур ясно отразилась в ее глазах. – Не забудь про соседку Нинку. Да и красавица Анфиса небось наверняка за дверью дожидается.
Алиса сразу ощутила потребность вернуться как можно скорее, а заодно и прикупить в Лондоне более крепкий зонтик – старый развалился от удара об калединскую голову во время одной из последних разборок. Продают в магазинах всякую китайскую рухлядь – толку от нее никакого.
– Сударыня, вам лететь прямо сейчас, – нетерпеливо заметил Муравьев. – Его превосходительство проводит вас к выходу. А вы, господин Каледин, пожалуйста, останьтесь. Нам надо обсудить дальнейший ход расследования.
За несколько секунд до того, как Антипов предупредительно распахнул перед Алисой дверь конференц-зала, от замочной скважины отпрянула согнутая фигура, метнувшись в «курилку» на лестницу. Дождавшись, когда пара уедет вниз на лифте, фигура вернулась обратно, мастерски приложив маленькое, покрытое нежным пушком ушко к отверстию для ключа.
«И зачем вообще нужны эти электронные глушилки для всех типов прослушивающих устройств, которыми забита контора? – презрительно подумала фигура. – На Святой Руси до всего своим умом додумываешься».
…Услышав что надо, фигура решила, что рисковать далее незачем. Она бегом спустилась по лестнице и вышла на улицу. Перейдя через дорогу, фигура подошла к телефону-автомату за углом, оглянувшись по сторонам, вставила в щель пластмассовую карточку и набрала знакомый номер.
– Алло, – ответил немного сумрачный дамский голос.
– Две тысячи, – сообщила фигура, после чего произнесла пару фраз.
– Это точно? – оживился голос.
– Точнее не бывает, – заверила фигура.
– О’кей, – сказал голос. – Вы нас раньше не подводили. Диктуйте номер счета.
– Пять… – сказала фигура, поправляя волосы. – Шесть один один два…
На четвертом этаже хлопнула дверь – от Муравьева вышел Каледин.
Глава третьяСенсация
Развалившись на золотом троне, государь читал письма верноподданных, согласно официальному протоколу на это им ежедневно выделялось 27 минут. Письма приходили мешками, но государь просматривал только те, которые граф Шкуро приносил в резной коралловой шкатулочке: викторианский стиль, скопированный у британской королевы. Послания были однотипны: в одних подданные желали ему здоровья и сообщали, как безумно любят царя-батюшку (их писали в основном женщины), в других присутствовали материальные просьбы – подарить машину, дать миллион золотых, предоставить отдельную квартиру, пожаловать личное дворянство. «Меркантильный народ, – раздражительно размышлял государь, глядя на очередные каракули с просьбой улучшить жилищные условия. – Чего ни делай – им, собакам, все мало. Сантехника у них сломалась – нет чтоб ключ разводной взять, сидят и пишут во всякие дворцовые инстанции. Наказал меня Бог народом. Сидел бы в Дрездене курфюрстом – небось и горя бы не знал. Немцы исполнительный народ. Скажешь пиво варить – так варят пиво».
Император наклонился и потер ногу – мускулы натужно болели, будто их растягивали с помощью инквизиторских клещей. Проклятая верховая езда. И какой идиот придумал, что монархи обязательно должны гарцевать на лошадях, в том числе и на военных парадах? Убил бы, ей-богу. На этой гребаной лошади десять минут проедешься, потом по инерции еще полчаса трясешься, на троне сидеть не можешь. А охота? На хрена она сдалась, эта охота? Сорок человек с сотней собак бегают за единственной лисицей или двумя рябчиками и даже не думают, как глупо это выглядит со стороны. В общем-то российские императоры всегда охотились на медведей, Сашенька Освободитель20 на него и вовсе с одной рогатиной хаживал, но сейчас с медведями лучше не связываться. Эвон десять лет назад премьер-министр убил из ружья медведицу, так его потом «зеленые» чуть самого не пристрелили. Но попробуй только откажись от охоты – в Европе не так поймут. Раз царь, значит, по этикету должен охотиться. Положено, и все тут.
Лично ему по барабану, что Петроград, что Москва, милые сердцу старые улочки Дрездена лучше их всех, вместе взятых, но столицу в Дрездене никак не устроишь. К шестидесятым годам, к моменту первой волны медового бума, все слои населения перемешались, и иногда на званом балу встречались забавные экземпляры: папа – сибирский крестьянин, а мама – саксонская курфюрстина. Правда, при малейшей оказии любой мастеровой норовил вылезти в дворяне. Россия такая страна – понты дороже денег. Иной купчишко вчера оптом семечки с Кубани в Москву возил, а сегодня – раз, и барон, герб на джип «чероки» с огненными драконами налепит и катается, счастливый донельзя.
Дочитав последнее письмо (купеческая вдова из Екатеринодара предлагала к выборам напечатать плакаты, где императору пожимает руку Иисус Христос в бейсболке с эмблемой партии «Царь-батюшка»), государь отложил шкатулку и вернулся к мыслям о стиле поведения в связи с серией громких убийств в Москве. Разумеется, можно выйти на протокольное интервью и, когда тебе зададут вопрос, что случилось с этими знаменитостями, ответить с нежной улыбкой: «Их зарезали». Но лучше такого не делать – в империи живет сложный народ, тонкий юмор не всегда понимает. Mein Gott, и что же это за маньяк такой неуловимый? Оставляет трупы в самых видных местах, а поймать его никак не получается, хотя расследованием заняты лучшие умы полиции и жандармов. Как аристократы, посадские, купцы и мастеровые должны относиться к власти, не способной защитить их от неведомого ночного монстра? Брожение умов – опасная вещь. И как покинуть трон в столь критический момент? Самому страшно.
Император внезапно поймал себя на мысли, что уходить ему совсем не хочется. И на черта он вообще все это устроил? Скучно, что ли, стало от блеска тронного зала и раболепно согнутых спин придворных? Наваждение, не иначе. Какие куры, какая деревня… какие, в жопу, кролики? А если новому царю настолько понравится сидеть в Кремле – возьмет и не пустит его обратно… а то и вовсе заключит в Шлиссельбург, где в камере коротал свои дни несчастный кесарь Иоанн Антонович21? Ну, выйдет он после отречения из Кремля с чемоданом, а куда дальше идти? На автобусную остановку? За всю историю он будет вторым добровольно отрекшимся императором, у других на шее затягивался шарф (как у Павла Первого), или они получали вилку в мозг (как Петр Третий). Однозначно придется спать вполглаза, чтобы преемник, войдя во вкус, не пожелал оставить корону себе навсегда. Блин, даже думать противно. Надо включить Главный канал. Там скажут – кроме государя, все кругом говно, а это повышает настроение.
Царь щелкнул пультом и понял, сделал это очень кстати. Ведущий, вымученно улыбаясь в камеру, долго не мог совладать с бумагами. Наконец он выудил дрожащими пальцами листок из толстой пачки.
– Мы выходим в эфир с сенсационной новостью, – промямлил ведущий. – Всего полчаса назад от нашего анонимного, но надежного источника в департаменте полиции была получена шокирующая информация. Пожалуйста, уберите от экранов маленьких детей.
«Вот те на, – удивился император. – Неужели опять генпрокурора засняли в публичном доме? Господи, сколько ни назначай – всегда одно и то же. Последнего нашли в гостиничном люксе с транссексуалом из Таиланда, орангутангом и двумя сусликами. При этом мужик еще имел наглость заявить, что к извращениям его толкнула сложная работа. Его послушать – так я вообще должен круглосуточно из орангутангов не вылезать».
– Это кажется невероятным, – мычал ведущий, глядя в бумагу. – Но медицинские тесты подтвердили – ДНК серийного убийцы, который с понедельника терроризирует московские улицы, полностью совпадает с…
Брови государя поползли вверх. Не отрывая взгляда от экрана, он пошарил рукой по зеленому малахитовому столику, где стоял стилизованный под тридцатые годы белоснежный радиотелефон с чеканным двуглавым орлом. Вслепую нащупав изогнутую трубку с антенной, он снял ее с «гнезда».
– Да, ваше величество, – донесся до него почтительный тон телефонистки.
– Сегодня первое апреля? – слабым голосом спросил император.
– Нет, ваше величество, – спокойно ответила бывалая телефонистка.
– Прекрасно, – пришел в себя царь, и его тихий баритон обрел прежнюю твердость. – Соедините меня с шефом Отдельного корпуса жандармов.
Антипов не удивился трели правительственного телефона. Он пропустил последние новости, поэтому не догадывался о причине звонка. Однако в последнее время по этому номеру с хорошими новостями не звонили. Перекрестившись, он протянул руку к трубке, обреченно вздыхая.
У самого носа Матиуша, едва не задев багровую бугристую кожу, свистнула тонкая стрела – воткнувшись в деревянную ставню, она дрогнула, упруго качнув оперением из крыла неведомой басурманской птицы. Не успел он очухаться, как от наконечника стрелы, разливаясь мелкими ручейками, побежало пламя. Матиуш с запоздалым воем отшатнулся, хлопая ладонями по голове: его волосы вспыхнули словно сухая солома. Подбежавший Иштван, размахнувшись, хлопнул мешком два раза по ставне и столько же раз по голове Матиуша, сбивая пламя.
– Мало тебе, дурак. Чего стоишь у окна и зеваешь? – выругался Иштван. – Ждешь, пока нехристи придут? Закрывай пасть, пора золото искать.
От ставни тянулись извилистые струйки дыма. Стряхнув пепел с обожженного лба, Матиуш беспрекословно подчинился приказу. Иштван лучше знает, спорить с ним – ни к чему. Всякий раз, когда ночью они влезали в дома купцов, рыночных менял, лекарей, чутье не обманывало опытного вора – он безошибочно знал, в каких закромах хозяева прячут деньги: ему ворожил сам черт. Они уходили с добычей, даже не потревожив чуткий сон хозяев, – так продолжалось уже десять лет. Однако сейчас было не до богатого улова – взять бы хоть что-то, лишь бы не уйти с пустыми руками. Времени в обрез, сегодня проклятые нехристи, как и предупреждал сидящий на базарной площади слепой предсказатель старец Эмилиан, проломили-таки крепостную стену. Бои идут на главных улицах, наместник короля призвал всех жителей защищать родной город. Охрана покинула главные здания столицы, стремясь сдержать вражеский прорыв, ну а им с Иштваном только того и надо. С нехристями все одно не справишься. Видали они их войско со стен города ночью. Костров чертовы басурмане запалили столько – все до горизонта в звездочках огней, всюду ржание лошадей да крики страшных зверей – берблудов. Бежать пора, но как назло – в карманах мышь поселилась, да и та с голодухи сдохла.
К королевской казне они с Иштваном сразу не пошли. Туда сотни мародеров сбежались – поножовщина началась. Люди сказывали, целая толпа, человек двести, кованые двери ломает. Да и есть ли там пожива? Наместник тоже не дурак, золото и камушки с собой прихватил – наверняка остались одни объедки. Помыслил Иштван и решил двинуть с Матиушем в приземистое здание с просевшим от старости фундаментом, что неподалеку от дворца в переулочках затерялось. Сюда уж точно даже в горячке грабить никто не прибежит. Аристократы еще раньше свое имущество подчистую на тот берег вывезли, в домах – шаром покати. А вот королевский архив – другое дело. Денег там, может, и нет, но что-нибудь ценное наверняка найдется. Однако, похоже, на этот раз знаменитое чутье подвело Иштвана в самый неподходящий момент…
– Есть что? – с надеждой спросил Иштван, глядя, как Матиуш разбивает очередной ящик, откуда кучей сыплются свитки с красными печатями.
– Нет, – с отчаянной горестью прохрипел тот, разворачивая первый же свиток. – Тут какие-то налоги… это никому не продашь…
Мрачный как туча Иштван трясся в бессильной злобе – не находя слов для выражения своих чувств, он с размаху ударил кулаком по обгоревшей ставне. Матерь Божья, да лучше бы они влезли в первую попавшуюся конюшню и увели оттуда завалящего мерина: на нем хоть можно подальше ускакать. Теперь придется на своих двоих бежать до самой Вены, пока и туда не добрались озверевшие отряды нехристей. А в тряпице за пазухой – лишь два паршивых поддельных талера, которые на зуб распознает в любой корчме последний дурак трактирщик.
Басурманские огненные стрелы продолжали сыпаться на город нескончаемым дождем. Поднялось зарево от загоревшихся соломенных крыш, ржали лошади, запертые в пылающих конюшнях. Медлить больше нельзя: Иштван принялся остервенело крушить все вокруг, переворачивая столы, каблуком безжалостно разбивая ящички и сундуки с изображением короны. Но все было напрасно, пока…
Очередной невзрачный сундучок разлетелся вдребезги – на пол бесформенной грудой вывалились плоские таблички из отполированного серого камня, на поверхности были выбиты странные закорючки с рисунками. Хищно схватив добычу в руки, Иштван поднес один из камней к глазам: его лицо осветилось довольной улыбкой.
– Что это такое? – без интереса спросил Матиуш, тяжело дыша, – его ноги были уже по колено в бумажных свитках.
– Понятия не имею, – честно признался Иштван. – Но точно знаю двух перекупщиков, которые из рук рвут такие штуки с разной чертовщиной на камне, как здесь. – Он ткнул пальцем в один из кусков. – Нас не то что озолотят, но дадут хорошую цену. Возможно, с помощью этого богатые господа на черной мессе вызывают дьявола, чтобы поцеловать его под хвостом… но нам-то какая разница? Если дадут еще тысячу талеров задатка, то я им и самого Сатану принесу на спине.
Матиуш не был суеверен, а потому помог Иштвану запихать дьявольские камни в прихваченный холщовый мешок. Приложив ко ртам тряпицы (их тоже предусмотрительно взял бывалый Иштван), они сбежали по лестнице – над крышей архива поднимался столб жирного черного дыма. Снаружи творился настоящий ад – со всех сторон слышались женский плач, вопли раненых, лязг сабель и ятаганов, затихающие крики «За короля!» и ревущие – «Аллаху акбар!». Площадь окутал кислый запах пороха, уши рвали треск аркебуз и грохот пушечных ядер. К счастью, нехристи еще не пробились к архиву. Прижимая к груди заветный мешок, Матиаш бежал за петляющим по переулкам Иштваном к пристани, где у них была привязана утлая лодочка. Приятели спустились вниз по мощеной улице, впереди виднелась колыхающаяся речная вода – вся в багровых отблесках от городских пожаров. Осталась всего лишь одна минута, и они…
Нехристь на дороге появился непонятно откуда, словно из воздуха. Значительно позднее, рассказывая об этом, Матиуш всерьез утверждал – басурманин вылез из трещины, разверзшейся перед ними, прямиком из самого ада. Нехристь и вправду выглядел настоящим порождением преисподней – сгорбленный, в рваных шальварах, грязной засаленной чалме, с черной бородой, одним глазом и раскрытым ртом, в глубине которого сиротливо гнездились два сгнивших желтых зуба.
– Ля иль Аллаху! – это было первое, что услышал потрясенный Матиуш. Вторым оказался звук отрубленной головы Иштвана, с хрустом ударившейся о грязные камни мостовой: словно кочан капусты, она покатилась к пристани, оставляя за собой невероятно яркий красный след. Ощерясь беззубым ртом, нехристь снова взмахнул окровавленным ятаганом. Однако Матиуш с невероятной ловкостью выбросил обе руки вперед, ударив того тяжелым мешком прямо в лицо. Поскользнувшись, нехристь упал на спину, выронив ятаган, а Матиуш, вспомнив старый воровской прием, прыгнул ему двумя коленями на грудь, как молящийся монах. Слыша треск ребер, он занес над головой тяжелый мешок. Задыхаясь, вор бил недруга снова и снова, с каждым ударом выплескивая свой страх. Когда через полчаса Матиуш пришел в себя, то понял – нехристь давно замолк, а мешок с непонятными камнями промок от крови. Стараясь не смотреть на то, что осталось от лица нехристя, и на лежавшее рядом обезглавленное тело Иштвана, он бегом спустился вниз, к воде. Слава Иисусу, лодчонка была на месте.
Кинув внутрь мешок, Матиуш прыгнул в лодку сам, с трудом сохраняя равновесие. Он взялся за весла и оттолкнулся, глядя на крепостные стены, – над разгромленным городом вставало зарево пожарища, облако дыма достигало слепящего солнца. Камни в мешке лежали тихо, хотя лодка качалась, даже когда сильная волна ударялась о борт, они не стукались друг о друга. Переведя дух, Матиуш задумался: что теперь делать, если Иштван мертв, а он и знать не знает имен далеких перекупщиков, интересующихся дьявольскими камнями с рисунками. Кому же он теперь продаст эту рухлядь?
Наверное, первому встречному, который захочет ее купить…
Глава четвертаяГолова на полу
Извечное спокойствие покинуло мою измученную душу – от холодного буддийского пофигизма и британской рассудительности, всегда гостивших в моей голове, не осталось и следа. Я не стал давать волю чувствам в комнате – эмоции не должны вредить артефактам. Выбежав на кухню, я встал, опершись обеими руками о мойку с посудой, меня попросту трясло от слепого бешенства. Какого хрена? Как так могло случиться? Почему ЭТО произошло? Изрыгая отборные проклятия на родном языке, я перевернул пирамиду грязной посуды – послышался жалобный звон, заляпанные маслом осколки усеяли проржавевшее дно мойки. Я поднес к глазам дрожащие руки. Самообладание исчезло – уже не понимая смысла своих действий, я схватил со стойки нож с гравировкой и с дьявольской силой всадил его в стол – клинок задрожал, словно в испуге. Рывком выдернув лезвие, я ударил снова: нож вздымался и опускался десятки раз подряд, пока я бездумно колошматил по дереву, мои легкие издавали рев смертельно раненного тигра. Поверхность стола быстро превратилась в сплошное крошево из опилок, но я не останавливался до тех пор, пока мускулы не свело судорогой.
Застонав, я выпустил кинжал и поднес пальцы ко рту, высасывая вонзившиеся в плоть занозы. Тварь. Сука. Блядь.
Телевизор на кухне тоже был включен, и я мог видеть Ее лицо – нечеткую, расплывающуюся фотографию – видимо, из личного дела. Рыжие волосы, большие зеленые глаза, тонкие черты лица аристократки: судя по фамилии, немка. Сучье вымя. Никогда не любил их сволочную нацию, от нее постоянные проблемы. В Зальцбурге, когда до финала оставался один день, меня едва не поймали – ушел чудом. Дотошные, внимательные, исполнительные ублюдки. И как это Ей пришло в голову – сравнить мою ДНК с образцом, уже больше сотни лет сохнущим в архивах лондонского полицейского музея? Ну, и я, конечно, тоже хорош. Взял и прислал высоколобым придуркам в Скотланд-Ярд надкушенную почку с письмом, подписанным бальзамом… yours truly, Jack the Ripper22: хотелось наблюдать, как пресса взорвется адреналиновыми заголовками. Глупо? Согласен. Благодаря этому идиотскому жесту полицейские всего мира теперь имеют доступ к моей ДНК. Но как же можно предвидеть подобные вещи? Господи милостивый, да тогда я вообще не знал, что это такое – дезоксирибонуклеиновая кислота! Скажи мне любой джентльмен столь мудреное слово, я полез бы драться, посчитав это кровным оскорблением.
Обидно, просто чертовски обидно. Я не первый год вскрываю ларцы, поэтому предельно осторожен – перед процедурой я всегда надеваю перчатки, непроницаемый дождевик, слежу, чтобы и волос не коснулся ларца. На чем я мог проколоться? Я сжал руками виски столь сильно, что послышался хруст, а кровь зашумела в ушах. Так… кажется, еще до начала второй процедуры, не совсем отойдя от тяжелой медитации, я инстинктивно поцеловал поверхность ларца в гараже, не осознавая того, что делаю. Подняв ладонь, я больно ударил себя по щеке – о, как же запоздало это справедливое наказание! Естественно, когда помраченное медитацией сознание полностью вернулось ко мне, я и думать забыл про свой поступок. Что я наделал? Из-за ерунды, бывает, срываются великие планы, рушатся империи, гибнут мировые гении. Как там сказано в старом детском стишке:
Не было гвоздя – подкова пропала,
Не было подковы – лошадь захромала,
Лошадь захромала – командир убит,
Конница разбита – армия бежит.
Враг вступает в город, пленных не щадя,
Оттого, что в кузнице не было гвоздя…
Ненависть вспыхнула с новой силой – я отшвырнул ногой валяющийся на полу австрийский кинжал, покрытый рыжей коркой. Нет уж, ничего подобного. В моей кузнице до черта гвоздей, и я не дам себя уничтожить лишь потому, что какая-то немецкая блядь поймала меня на случайном проколе. Я присел на табуретку, постепенно успокаиваясь, – грудь ходила ходуном от хриплого дыхания. Ничего, у меня достаточно времени. Полиция не успеет выйти на мой след: им всегда можно подбросить фальшивую улику, и пока они будут разбираться… Но следующий финал не обещает стать легким… если полицейские второй раз вычислят мою ДНК на ларце, то окончательно поймут, в чем дело. И отследят всю цепочку. Проблема? Кто же спорит. Но время еще есть. Скарлетт О’Хара замечательно сказала в «Унесенных ветром»: «Я подумаю об этом завтра».
Однако, невзирая на мою занятость, придется пожертвовать получасом времени – мне надо залезть в Интернет и выяснить, откуда взялась любопытная немецкая сучка. Вычислить ее домашний адрес и телефон. Решено – вот ее-то я и сделаю последней, остающейся живой до того момента, пока жилы с бальзамом не иссякнут. И уж я постараюсь, чтобы она видела своими глазами, как я элегантным взмахом взрезаю ларец, а жизнь по капле вытекает из ее тела. Сама напросилась. Нет, подумайте только, до чего дошло современное общество, переполненное ханжами! Оно может убить миллионы в мировых войнах, но стоит зарезать всего лишь трех женщин, это потрясает всех поголовно, а телевидение бьется в истерике.
Бережно подняв с пола нож, я прикоснулся ногтем к лезвию. Отточено превосходно: тогда мастера умели делать холодное оружие – упорнее, пожалуй, разве что дамасская сталь. Завершив финал, я не откажу себе еще в одном маленьком удовольствии – сниму с этой немки кожу и заберу с собой как сувенир на память об одержанной победе. Прошлая кожа, принадлежавшая одной европейской докторше, уже сморщилась и стала похожа на мумию: недаром мадемуазель Колчак, увидев ее на полу под кроватью, орала благим матом. Негламурно, я согласен. Но специально еще раз подчеркну – я вовсе не садист и не палач, каким меня усиленно рисует голливудская культура. Однако элементарно не следует мешать мне в достижении цели, чего не поняла глупая докторша, нанявшая для моего устранения профессионального убийцу. У женщин вообще такая особенность – они постоянно лезут не в свое дело. Вот зачем этой немецкой стерве понадобилось сравнивать мою ДНК, скажите на милость? Ей что, без этого скучно жилось? Ведь если бы не ее «открытие», я бы бог весть сколько лет мог успешно совершать нужные процедуры, маскируясь под очередного подражателя самого себя. Теперь лавочка закрылась. А создать новый, потрясающий имидж серийного убийцы, у которого бы объявились поклонники по всему свету, будет, мягко говоря, нелегко.
Я вернулся в комнату, рассеянно подкидывая на ладони нож. Не по-зимнему яркое солнце падало на схему, расчерченную голубым мелком на паркетном полу. Сложная вещь. Что-то вроде многоярусной карусели с изображениями древних иероглифов, рисунков рыб и пяти треугольников ближе к центру композиции, над ними перекрещивались лучи круглой Луны, закрывающей собой Солнце. Центр эмблемы венчала отлитая из закопченного металла голова существа с рогами, без глаз и ушей. Господина, с кем я встречаюсь в иных мирах. Создавалось устойчивое впечатление – чудище вытягивает морду сразу к обоим небесным светилам. На изогнутых рогах было наколото по артефакту, извлеченному из ларцов, третий артефакт располагался на «карусели» – прямо посередине Луны.
В открытой пасти существа покоился небольшой круглый предмет. Это был череп с хорошо сохранившимися длинными светлыми волосами.
«Приветствуем вас, уважаемые радиослушатели, в эфире краткий информационный выпуск. По сообщениям из Тифлиса, в независимом грузинском царстве происходят очередные волнения. Согласно старинным традициям, обусловленным плохой экономической ситуацией в стране, царем Грузии обычно становится любой человек, который имеет во владении немыслимое богатство – трех овец. Скандал разразился, когда местный купец первой гильдии приобрел для своей мини-фермы третью овцу. Царь Грузии уже объявил, что овца куплена на „грязные кремлевские деньги“, является паршивой и блохастой, и на этом основании можно считать, что, собственно, никакой овцы и нет. Купец (и одновременно новый кандидат на царскую корону) в интервью Главному каналу сообщил – к овце дважды подсылали наемных убийц. Из Грузии высланы три имперских дипломата, обвиненных в нелегальной перевозке овцы через границу. За последние две недели в Тифлисе сменились восемь монархов – это гораздо меньше, чем раньше, поэтому позволим себе заключить: ситуация близка к стабильности.
Партия монархистов «Царь-батюшка» в условиях бешеного роста рейтинга пошла на неожиданный шаг, повергший в шок представителей оппозиции. Своим новым гимном она избрала песню из ранее запрещенного цензурой мультфильма «Бременские музыканты». На съезде партии в Суздале зал, торжественно встав, хором спел:
Весь мир у нас в руках, мы звезды континентов,
Разбили в пух и прах проклятых конкурентов!
Едва раскроем рот, как все от счастья плачут,
И знаем наперед – не может быть иначе!
Ну-ка, все вместе – уши развесьте!
Лучше по-хорошему, хлопайте в ладоши вы!
Однако уязвимость идеи оказалась в том, что она сразу была подхвачена «проклятыми конкурентами». Лидеры «Другой Империи» Гасанов и Цитрусофф вознамерились спеть дуэтом «Нам дворцов заманчивые своды не заменят никогда свободы». Пресс-служба Кремля отреагировала мгновенно, записав музыкальный ремикс: «Состоянье у тебя истерическое – скушай, деточка, яйцо диетическое». Не остался в стороне и забытый политик Георгий Грушевский – на рекламном концерте своей партии «Груша» вместе с Калерией Староморской он споет медляк «Ночь пройдет, наступит утро ясное – знаю, счастье нас с тобой ждет». По слухам, ближе к вечеру из Лондона ожидается свежий сингл купца первой гильдии Платона Ивушкина, спетый в стиле рэп:
Бывал я в разных странах, и если захочу,
То рано или поздно я всех разоблачу.
Реакция государя императора на песенную лихорадку пока неизвестна. Согласно предположениям нашего источника в царском дворце, текст будущего царского хита в обработке группы «Раммштайн» пока согласовывается, но первоначальный вариант может выглядеть так:
Руки моей железной боятся, как огня,
И в общем – бесполезно скрываться от меня,
Как лев, сражаюсь в драке, плыву как камбала,
А нюх – как у собаки, а глаз – как у орла.
Ситуация в Государственной думе остается неизменной. Даровав государю единогласно титулы: «Великий», «Мудрый», «Отец Народа», «Спаситель Отечества», «Красавчик» (от кавказской фракции), «Благодетель», «Секс-Символ» и «Котик Пушистенький», депутаты осознали, что делать им, по сути, больше нечего. Споры, каким новым титулом следует облагодетельствовать его величество, переросли в драку – глава фракции «Либеральная Империя» полковник Кабановский облил экс-губернатора Бабцова квасом, заявив ему при всех: «Мерзавец ты, подонок и болван!» Служба снабжения Госдумы пожаловалась: в сражениях депутатов ежедневно разбиваются десятки казенных стульев, и обратилась в министерство двора с просьбой увеличить финансирование. Завтра в парламенте пройдет голосование по «цивильному листу» – зарплате императора, отдельной статьей там проходят расходы на пиво. За сокращение этих расходов выступает оппозиция, твердо настаивающая – царь должен работать бесплатно, сидеть на пластмассовом троне и носить бейсболку вместо короны.
По «Имперiя-ТВ» сегодня был показан уникальный репортаж – встреча с мифическим существом Ктулху, живущим на дне океана. В эксклюзивном интервью гигантский монстр – воплощение мирового зла, напоминающий осьминога-мутанта, торжественно пообещал съесть мозг избирателей, которые осмелятся не явиться на выборы. «Я сам приду к вам ночью, – заявил Ктулху. – Совсем офигели, что ли? У нас в океане все голосуют. Ваш голос нужен империи!»
Выпуск новостей завершен, дорогие слушатели. Оставайтесь с нами!»
Глава пятаяВосемь
Щуря уставшие глаза, Каледин вплотную прильнул к ЖК-монитору – пощелкав по черной клавиатуре, он «вызвал к жизни» простенькую заставку поисковой интернет-системы «Гугл». Федор только что вернулся из управления полиции и пребывал во взмыленном состоянии, после личных звонков государя Антипову и Муравьеву МВД превратилось в натуральный сумасшедший дом. Сотрудники носились по коридорам, роняя пачки бумаг, сталкивались друг с другом, матерились и звонили по всем имеющимся телефонам. На блиц-совещании постановили вызвать дополнительные подразделения городовых из провинции, в том числе и славящийся своей суровостью ОГОН – отряд гусар особого назначения. Даже декоративные конные кавалергарды в вычурных киверах и лосинах, обычно гарцевавшие по Красной площади, обреченно подставляя себя под фотоаппараты туристов, и те по приказу рассыпались патрулировать центральные улочки. Повсюду у домов на Тверской, Мясницкой и Большой Дмитровке на лестницы карабкались персидские рабочие, устанавливая новейшие видеокамеры. Во время краткого, но весьма доходчивого разговора император дал понять: если новый (или старый, ему все равно) Джек Потрошитель не будет пойман до конца недели, то на Камчатку поедут не только Антипов с Муравьевым – туда в полном составе отправятся их личные помощники и адъютанты. Досталось даже министру внутренних дел князю Ильхаму Юсупову, правнуку того самого Юсупова, поклонника Оскара Уайльда, застрелившего Распутина в 1916 году. Царь, как с ним часто бывало в гневе, за словом в карман не лез. Он твердо пообещал Юсупову: в случае неудачи следующий подводный флаг империи на арктическом нефтяном шельфе будет устанавливать именно он. Юсупов попробовал свалить трудности на происки купца Ивушкина из Лондона, однако государь прервал его объяснения, сказав, что Ивушкин, конечно, Ивушкиным, но не следует приписывать ему все подряд, включая убийство Кеннеди. Этим император огорчил Юсупова еще больше: убедительное досье о причастности Ивушкина к смерти Кеннеди уже лежало в сейфе МВД. Вторым ударом для начальства стала утечка по поводу Алисы и ДНК Потрошителя, «слитая» на ТВ. Но кто из сотрудников это сделал – выяснить не удалось, ибо телевизионщики упорно клялись – звонок был анонимным.
Рядом с «Гуглом» на мониторе призывно мерцали рекламные баннеры: «Сенсация – реабилитированы участники восстания декабристов!», «Интимные фото – секреты императорских конюшен!», «Скандальное видео драки в Госдуме – „октябрист“ откусил ухо у „кадета“!». Проигнорировав завлекательную рекламу, Каледин набрал в строке поиска «Джек Потрошитель» и щелкнул клавишей Enter. Через секунду его вниманию открылась великая масса разнообразных сетевых ресурсов, посвященных самому знаменитому серийному убийце в истории человечества. Не колеблясь, Каледин направил курсор «мышки» на адрес сайта famousserialkillers.com, славившегося подробной информацией о маньяках. Из динамиков рядом с монитором полились мрачные звуки средневековой органной мелодии: Каледин сумел опознать Баха. Заставка сайта была сделана под цвет «металлик», в мелких неровных точечках – как бы забрызганная кровью. В конце загрузки раздался пронзительный визг, послышался удар ножом, после чего все стихло. Пробежавшись взглядом по именам жертв Потрошителя, Каледин отправился в рубрику «Досье».
«С этого времени и пошел отсчет появления серийных убийц, жестокость которых много раз потрясала мир, – бросился в глаза красный текст на черной подложке. – Безусловно, серийные убийства женщин случались и ранее, но пик преступлений Потрошителя пришелся на расцвет бульварной прессы, чем и обусловлена его слава. Никто так и не знает, какую цель преследовал Джек и почему он неожиданно прекратил свои кровавые злодеяния. Этот человек создал „стиль“ серийного убийства: как у всякого антигероя, деяния которого тиражировали СМИ, у него появилось огромное количество подражателей». Далее шел детальный список убийств «а-ля Потрошитель», совершенных в разных уголках света вплоть до наших дней.
Каледин отхлебнул холодного чая – чашка стояла на столе с позавчерашнего дня. В обычных условиях он бы его выплюнул, но сейчас не чувствовал вкуса.
«1908 год. Киевские мещане взбудоражены ужасной гибелью шести женщин от руки неведомого убийцы – все нападения произошли за две недели декабря. Одна за другой лишались жизни горничные и служанки: самая старшая бальзаковского возраста, самая младшая – несовершеннолетняя гимназистка из бедной семьи, подрабатывавшая после учебы. Усатые приставы падали в обморок, прибыв на место преступления. Тела убитых были жестоко изуродованы, их внутренности выложены вокруг трупов страшным узором. Часть внутренних органов (почки или сердце) оказалась похищена злодеем. Вскоре полиция объявила об аресте студента-медика Якова Керлибанского: в его комнате при обыске была обнаружена надкушенная почка одной из убитых – девицы Анны Билетовой. На суде Керлибанский не признал своей вины, однако доказательства в виде почки оказались неоспоримы. Он получил 25 лет каторги и умер при пересылке».
Отдельными строчками шло несколько описаний убийств различными маньяками двух-трех женщин в США, Австралии и Канаде. Крутанув колесико «мышки», Каледин наткнулся еще на одну любопытную заметку:
«1928 год. За десять дней в Зальцбурге (Австрия) неизвестный зарезал шесть девушек в возрасте от двадцати до двадцати девяти лет. Трупы были выложены на главных улицах города и разделаны так, как опытный врач препарирует покойников в морге. По заключению медэкспертов, плоть разрезалась кинжалом, который в качестве парадного оружия носят участники формирований „гитлерюгенда“. Убитые принадлежали к нацистскому „Союзу австрийских девушек“. Криминальная полиция Зальцбурга арестовала трех подозреваемых, каковые были отправлены для „пристрастного“ следствия в концлагерь СС Маутхаузен. Там они полностью признались в организации преступной группы садомазохистов и в последующих убийствах с целью удовлетворения сексуальных инстинктов. По приговору суда все трое были казнены посредством гильотины».
Каледин нахмурился. Интересно получается… Джек Потрошитель объявился в Лондоне осенью 1888 года. Через двадцать лет кто-то аналогичным образом убивает в Киеве шестерых женщин. При прошествии еще двадцати годков точно так же гибнут шестеро девиц в Зальцбурге. А сейчас что у нас на дворе? Да аккурат 2008 год, мама дорогая. Все случаи вылазок серийных убийц, копирующих Потрошителя, объединяет число ВОСЕМЬ. Придя к этому сногсшибательному выводу, Каледин поймал себя на мысли – ему страшно хочется курить. Сломав пару «табачных палочек», он выцарапал из картонной пачки «Дымовъ – Явскiй табакъ» сигарету и с наслаждением задымил – благо Алисы не было дома и орать на него было некому.
Выпустив из ноздрей облако дыма, Каледин бросился смотреть информационные данные по 1948, 1968 и 1988 годам, дабы найти подтверждение своей версии. Он не разочаровался – все было то же самое. Загадочные подражатели Джека Потрошителя убивали от пяти до десяти женщин и оставляли трупы на улицах в натюрморте из внутренностей.
Один или два вырезанных из тела органа исчезали. Серии «злодейских нападений» произошли в Праге, Флоренции и Амстердаме. Кроме абсолютной схожести «почерка» всех уличных убийств, их объединяла еще одна штука – против подозреваемых поначалу не было никаких улик. Но, как правило, главным доказательством становилось следующее: дома или на работе у преступников полиция при обыске находила окровавленный сувенир.
Раздавив окурок в пепельнице, Каледин вновь полыхнул зажигалкой в форме двуглавого орла – подарок начальства на юбилей департамента. Замычав, он уткнулся лбом в угол монитора, не выпуская изо рта намертво прикушенную сигарету. Нет, это натуральный бред, глюки, сумасшествие. Даже если допустить, что Потрошителю тогда было двадцать лет, то сейчас ему должно стукнуть как минимум сто сорок. Ага, хорош маньяк. Трясущийся полумертвый дедок в инвалидной коляске, опутанный медицинскими трубками с кислородом, таскается по улицам ночной Москвы и потрошит баб австрийским ножом? Сюжет из области дешевого романа ужасов – суровый трэш, покруче тарантиновского «Грайндхауса». Невероятно… Трудно согласиться со спорной логикой начальства: дескать, преступник неведомым образом похитил из Лондона часть ДНК Потрошителя, дабы подбросить его на труп жертвы и свести их с ума… Но как можно игнорировать инфу о том, что одинаковые убийства женщин из разных слоев общества происходят в городах Европы каждые двадцать лет по одному и тому же сценарию, с зеркальными обстоятельствами? Самое первое убийство случилось 31 августа 1888 года в Лондоне…
Но что, если…
Лихорадочно дернув к себе клавиатуру, Каледин вбил в «Гугл» несколько слов и цифр. Перед ним в мерцании монитора выплывали новые и новые строчки текста из давних архивных источников, в чем-то изрядно приукрашенные, а то и вовсе похожие на готическую сказку. Ведь тогда летописцы записывали слова не столько очевидцев, сколько отдаленных свидетелей событий. История доходила к ним через десятые руки, обрастая красочными подробностями, которые с течением времени щедро лепила людская молва. Но даже в таком виде информация по Потрошителю сходилась, пугая зловещей точностью. Обескровленные трупы женщин были рассыпаны на улицах всей Европы на протяжении четырех веков: каждые двадцать лет происходила новая серия жестоких убийств. Убийцы в большинстве случаев были пойманы, признали свою вину (под пытками либо добровольно) и публично казнены. Но были ли они действительно виновны? Зайдя на англоязычную версию сайта венгерского архива, Федор, беззвучно шевеля губами, читал перевод записей турецкого летописца Абдул-Хамида Хаджи о событиях в Будапеште зимой 1608 года:
Во имя Аллаха, милостивого, милосердного! Не далее как двадцать дней назад в нашем славном городе, находящемся под покровительством святейшего Пророка и великого повелителя султана Ахмеда Первого (да благословит его имя сам всемогущий Аллах!), досточтимого халифа правоверных, произошли леденящие кровь события. Один из янычаров полка блистательного паши Сулеймана, выйдя по нужде на улицу в предрассветный час, обнаружил обнаженное тело женщины, лежащее прямо возле святых стен мечети. То, что увидел этот янычар, тысячу раз окунавший свой храбрый ятаган в нечестивую кровь неверных, заставило его в ужасе вознести молитву и воззвать к милости Аллаха. Хладный труп был освежеван, словно жертвенный баран, и печень была вставлена в руку красавицы, а правая почка и желудок лежали рядом с белоснежными боками ее, на лоб же был возложен кусочек сердца, сверкая замерзшей кровью, как утренняя звезда. И устрашился народ османский, и женщины испугались, и был великий стон и плач по всему городу. Прошла неделя – мертвых девушек находили каждое утро, злодей, залезая в окна гаремов богачей и чиновников, крал наложниц из спален и убивал их так, что сам шайтан из преисподней устрашился бы его бессмысленной жестокости. Дервиш Нураддин у главной мечети клялся Аллахом: ночью он видел черную собаку с углями вместо глаз, и был пес о трех головах – бежал он прямо по небу, неся в каждой пасти по девичьей руке. И собрались мусульмане в мечетях, а неверные – в церквах, и вознесли одновременно молитвы Аллаху и пророку Исе, чтобы поразил он молнией адское чудовище и избавил людей от страданий. Той же ночью случилось чудо великое – исчез проклятый демон, словно по мановению перста Аллаха. И возник тогда великий спор между христианами, евреями и мусульманами, чьи молитвы больше помогли, ударил один купец другого купца, и началась резня кровавая – город горел три дня, а сотни трупов лежали на улицах.
«Какой банальный стандартизм, – подумал Каледин, закуривая четвертую по счету сигарету. – Прямо как на современных интернет-форумах: любая вроде бы интеллигентная дискуссия заканчивается банальным матом и обещанием оторвать собеседнику голову. Даже скучно, ей-богу».
Дальнейшее штудирование интернетовских архивов ни к чему не привело – серийные убийства женщин в Средние века не являлись редкостью, но это было уже другое: изнасилования, душители, некрофилы. Стиль Потрошителя больше не встречался – возможно, он либо не был зафиксирован летописцами, либо документы погибли в огне сотрясавших Европу войн.
«Четыреста, – ломал голову Каледин. – Получается, он убивает как минимум четыреста лет. А почему вообще я так про него думаю – ОН? Почему не ОНИ? Это все Алиса со своими истерическими визгами – ах, какой кошмар, ах, лично сам Потрошитель, собственной персоной! Но кто же тогда это может быть? Средневековая секта, из поколения в поколение поклоняющаяся Сатане? Изысканный аристократический род сексуальных маньяков? Древнее объединение ритуальных убийц вроде „ассассинов“ Святой Земли? Стоп… ритуальных. Так-так-так. А вот отчего никто не подумал, что Потрошитель мог исполнять своеобразный ритуал? Исследователи изначально предполагали: Джек мстил за то, что проститутка в Лондоне заразила его неизлечимым тогда сифилисом… но ведь наложницы из гаремов, горничные в Киеве, венские нацистки не были уличными шлюхами… тем не менее их убили абсолютно схожим методом… Печень в руке, кусочек сердца на лбу… правая почка… Что, если все-таки это был особый РИТУАЛ?»
На этот раз Каледин прилип к экрану надолго. Оторвался он от него лишь часа через полтора – покрасневший, с взлохмаченными волосами. Встряхнув пачку сигарет, Каледин понял: она полностью пуста, а в комнате повисла непроницаемая завеса табачного дыма. Федор рывком скомкал пачку в кулаке и указательными пальцами протер уставшие глаза.
– Господи… – сказал он, кашляя от дыма. – Господи…
Впервые за много лет Каледин поднял руку и перекрестился.
С экрана на него смотрело нечеткое изображение рогатого существа. Нежно, словно младенца, в вытянутых вперед мохнатых лапах оно держало отрубленную женскую голову с широко раскрытыми глазами…
Глава шестаяСэр и миледи
Загрузив свое бренное тельце в самолет имперской авиакомпании «Аэрофлотъ», засыпающая на ходу Алиса с удовольствием откинулась на мягком сиденье бизнес-класса, размышляя, что в срочной командировке есть свои хорошие стороны. Хмурые, но предупредительные адъютанты Муравьева быстро довезли ее до аэропорта по платному скоростному шоссе «Суворовъ», провели через VIP-зал, вручили чемоданчик, содержавший кредитку, компьютер-«наладонник», фотоаппарат и диктофон. После взлета Алиса автоматически прожевала резинового аэрофлотовского рябчика и, подложив под голову надувную подушку, попыталась уснуть. Вопреки ожиданиям сон к ней не шел – болела голова. Попросив у стюардессы стаканчик с минеральной водой, она растворила в нем таблетку аспирина и погрузилась в вялое чтение купленного на книжном лотке аэропорта «Кошкодава». Скоро буквы начали расплываться у нее в глазах. По сюжету Кошкодав (так прозвали главного героя, который в раннем детстве сел на тигра и раздавил его), держа меч-кладенец в мускулистых руках, шел через лес с кучей народа и влюбленной в него блондинистой княгиней, а ему противодействовали всякие уроды, каковых планомерно крошили в капусту.
«Блин, че за штука такая – славянское фэнтези? – утопала в мыслях Алиса, под мерное гудение двигателей уносясь в голубую даль. – Как заколебали уже все эти силы-силушки, лучины-лучинушки, булатные мечи-кладенцы и бородатые дородные молодцы. Откуда в романе летучая лисица, если она водится в Камбодже? Вякнешь что-то против, тебе сразу скажут: расслабься, это ж фэнтези, автор захочет, и слоны в березках забегают. Под словом „славянское“ все почему-то понимают одно – обязательно должны быть липовые лапти, ядреный квас и суровые богатыри, накачанные не хуже, чем в бодибилдинге, и профессионально владеющие кун-фу».
Книга выпала у нее из рук. Ей снились облепленные тухлой тиной кикиморы, лениво пьющие в болотах кока-колу, полуголые пьяные русалки, танцующие рэп, и Кошкодав, застигнутый в интересной ситуации с летучей лисицей. На этом пикантном моменте стюардесса осторожно тронула ее за плечо кончиками пальцев – Алиса проснулась, ощутив, как затекла шея.
– Пристегнитесь, пожалуйста. Мы снижаемся.
С усилием отклеив себя от спинки кресла, Алиса посмотрела в иллюминатор – сквозь серые облака виднелись поля с пожухшей травой, на земле – ни крупинки снега. Грустно моросил дождь. Лондон за время ее отсутствия ничуть не изменился. Круглый год одна и та же погода.
Средних лет пограничник в стеклянной будке с британским гербом, мельком глянув в паспорт, шлепнул туда печать – еще с начала XIX века никаких виз для посещения Европы гражданам Российской империи не требовалось, а после медового бума – тем более. Багаж у нее отсутствовал, и она впервые оценила этот момент: не надо пастись у «ленты», тревожно выглядывая свой чемодан, а потом пробиваться назад через толпу страждущих.
Едва Алиса вышла в зал прилета, все еще находясь в полудреме, как над ухом тихим, но в то же время отчетливым голосом раздалось:
– I beg your pardon… madam Trahtenberg, if I do not mistake?23
– Right, – на «автомате» ответила Алиса. – Are you from Scotland Yard, sir?24
Человек с рыжими, как и у нее, волосами (только коротко стриженными) вежливо приподнял над головой шляпу. Он был облачен в безукоризненный костюм от Burberry, на согнутой правой руке покоился аккуратно сложенный плащ, на локте левой висел зонтик с костяной ручкой. Типичный доктор Ватсон, хоть сейчас тащи в сериал с актером императорского театра Бейрутовым. Разве что уши длинноваты – видимо, специфика профессии.
– Yes, I am, – ответила копия Ватсона и церемонно поклонилась. – Pleasure to meet you, my dear lady – my name is Goodman, James Goodman. But kindly ask you to speak Russian with me, because I can speak your language fluently25.
– Great! – возрадовалась Алиса и перешла на русский: – Мистер Гудмэн, у меня крайне мало времени. К сожалению, большинство модных магазинов в Лондоне уже закрыто, поэтому придется делать то, зачем я сюда приехала.
– Безусловно, миледи, – почти без акцента сказал Гудмэн и снова поклонился. – Попрошу вас следовать за мной. Машина на стоянке.
Гудмэн вел «вольво» неторопливо и молча. Через десять минут Алиса устала наблюдать рекламу на экранчике ЖК-телевизора над сиденьем и почувствовала, хорошо бы попробовать, так сказать, «разбить лед».
– Где вы так хорошо научились говорить по-русски, сэр? – спросила она.
– О, я давно изучал ваш язык, – живо ответил Гудмэн, словно ждал вопроса. – Раньше я работал в посольстве ее величества в Москве, отвечал за охрану здания. Но недавно наши монархи поссорились из-за таинственного отравления в Лондоне сэра Эстоненко: бедняга трагически погиб, отведав плутония из тарелки с кисло-острым супом. Ее королевское величество посчитала четырех ваших дипломатов шпионами и выслала их, а ваш благородный император, как это водится в дипломатической практике, избавился от четырех наших джентльменов. Среди них, увы, был и я.
– Так вы работали шпионом? То бишь рыцарем плаща и кинжала? – удивилась Алиса, сразу найдя объяснение форме ушей собеседника.
– Все сотрудники посольств шпионы, миледи. – На веснушчатом лице Гудмэна не дрогнул ни один мускул. – Работа у людей такая, если каждого за это увольнять, в посольствах и дворников не останется. С вами же, как ни прискорбно мне это говорить, надо держать ухо востро. Что с бывшим жандармом Эстоненко произошло, а? Кушал себе человек вегетарианский супчик в китайском ресторане, а ему туда плутония насыпали. И кто это мог быть, кроме агентов Отдельного корпуса жандармов? Народ у нас так перепугался: в китайские рестораны больше не ходят, там полное запустение – на прошлой неделе в Чайнатауне сразу три ресторатора повесились.
Машина выскочила на шоссе, ведущее к центру города.
– У нас газеты пишут: это Ивушкин Эстоненко отравил, тот брал у него деньги на свержение императора, а сам зажигал в стриптиз-баре, – пожала плечами Алиса. – Купец решил его смерть свалить на государя, дабы показать мировой общественности, какая наша монархия злобная, а царь так и вовсе полная сволочь. Хотя прессе следует доверять осторожно: все журналисты его милостивого величества как огня боятся. Один телеканал давал репортажи всякие – и пятна от кетчупа у государя на горностаевой мантии не отстирываются, и корона у него из сусального золота (настоящее он себе в швейцарский банк положил), а Семеновский полк мумию Шаляпина из мавзолея собирался втихую сменять на ящик водки. Теперь этого канала уже нет: оказалось вдруг, что он всем вокруг деньги должен, взял и лопнул. Государь персонально по этому поводу очень сожалел, но никак, говорит, не могу вмешиваться в спор хозяйствующих субъектов.
В центре города движение «вольво» замедлилось, ибо на дороге было достаточно и других машин. Все они не сигналили, а стояли молча, – водители приподнимали котелки, здороваясь друг с другом. Алиса успела с завистью подумать о флегматичности и холодном спокойствии сынов Альбиона, она бы в этой пробке уже давно изматерилась в семь этажей.
– Само собой, – согласился Гудмэн. – А чего ж ему еще говорить? У нас, например, когда принцесса Диана погрузила половину своих любовников на двухэтажный прогулочный кораблик, а он возьми и затони от тяжести среди Темзы, – в этом тоже королеву и спецслужбы обвиняли, МИ-6 замучили просто. Но королева сказала, что не вмешивается в плавание пароходов.
– У вас много наших купцов живет, – сменила тему Алиса, глядя на набережную Темзы. – Стало престижно в Лондоне дома покупать. Как ни откроешь «Московскiя Ведомости», так все страницы в объявлениях: «Куплю лондонский особняк, желательно у герцога, после покупки прежним хозяевам будет предоставлена раскладушка на угловой кухне».
– О да, миледи, мы маленькое, но очень гостеприимное королевство, – радостно откликнулся Гудмэн. – Но вы знаете, русские начинают нас понемногу раздражать. Они скупили все футбольные команды – и «Челси», и «Арсенал», и «Манчестер юнайтед», и «Ливерпуль». Доходит уже до смешного – во дворе мальчишки собирают команду, так капитану на мобильный сразу звонит купец из Москвы и предлагает ее продать на корню. Я не говорю про то, что в Лондоне не осталось ни одного дома, не принадлежащего русским купцам, со свистом «улетают» даже собачьи будки и скворечники. Цены так выросли: сама королева не выдержала и изволила продать одному вашему медовому магнату половину своего дворца – уж очень хорошее было предложение. Теперь, конечно, ее величеству новый сосед чуточку мешает – он внутри здания переломал все перегородки, сделал евроремонт, построил часовенку с колоколом, хрустальный бассейн и устраивает там вечеринки с… ээээ… голыми леди. Однако полученные средства вполне компенсируют ее величеству недовольство от шума и пьянок.
Примерно с полминуты Алиса не могла вымолвить ни слова.
– А как же принц Уэльский? – задала она глупый вопрос, в глубине души выругав себя за то, что пропускает отделы светской хроники в газетах.
– Он живет в гостинице, – неумолимо ответствовал Гудмэн. – Его дворец позавчера купил владелец мясокомбината в Клину. Но ничего, его высочество даже доволен. 100 миллионов фунтов на дороге не валяются.
Оба замолкли. Из динамика ЖК-телевизора донеслись звуки фанфар – начался вечерний выпуск BBC news. Одна новость сменяла другую – после рекламной заставки на экране появились трое мужчин с моноклями, одетых в отлично подогнанную эсэсовскую форму. Вскинув правые руки, они сели за столик с гнутыми ножками, оживленно переговариваясь. Со стены свисало красное полотнище с портретами: сначала угрюмый мужик в пилотке с кисточкой, затем – такой же мрачный тип с усиками, а потом – бровастая личность с ополоумевшим взглядом фанатика. Алиса узнала их сразу – это были Бенито Муссолини, Адольф Гитлер и его преемник на посту, супер-оберфюрер Рудольф Гесс. Конференция прерывалась криками «Зиг хайль!».
«Сегодня состоялась важная встреча фюреров трех государств Балтии, – бубнила дикторша. – Все они пришли к единому мнению: следует и дальше преодолевать оккупационное прошлое Российской империи. В ближайших планах – демонтаж памятников Суворову, а также запрещение белого, синего и красного цветов, за их ношение и производство могут приговорить к пожизненному заключению. Уже отмечены самоубийства невест, производителей красок и плантаторов помидоров. Больше всех пострадали клоуны».
– Прикольные люди, миледи, – заметил Гудмэн, перехватив взгляд Алисы. – Мне вот интересно, почему из всех режимов им понравился именно стиль власти фюрера? Самое забавное – их с этим даже приняли в Евросоюз.
– Ну что поделаешь, – с хрустом в плечах потянулась Алиса. – Гитлер в принципе экстраординарный мужик. Захватил власть в Австрии, установил опереточную диктатуру с факельными шествиями и попугайскими мундирами. Затеял пятилетнюю театральную войну со Швейцарией, которую проиграл, во всем подражал Муссолини, каждый день ел спагетти. Прибалтам, наверное, он уже тогда очень нравился – форма СС больно красивая и сексуальная, ее модельер Хьюго Босс проектировал. Но что бы случилось, если б Гитлер избрался, скажем, фюрером Германии или Франции? Думаю, тогда не обошлось бы без большой крови. Ну а так он сделался диктатором маленькой страны, и его власть выглядит развлекательным аттракционом – обычный смешной буффонадный каудильо, каких полно в Латинской Америке. Бодливой корове Бог рог не дает.
– Я иногда думаю, – Гудмэн плавно повернул руль вправо, – а что бы случилось, если бы блистательный сэр Корнилов не перевешал коммунистов на фонарных столбах? Наверное, вы жили бы сейчас как в Швейцарии?
– Чего ни случись – на все воля Божья, – зевнула Алиса. – Во всем этом есть определенная ирония судьбы. Ленин трагически поскользнулся, влезая на броневик на Финляндском вокзале, а отчаявшиеся российские ссыльные в Женеве подкупили мастеровых с пастухами, и те совершили в Швейцарии социалистическую революцию. Планы у революционеров были просто наполеоновские, но проклятая реальность все задавила. Уже через пять лет Швейцарская Советская Социалистическая Республика стала завозить из-за границы часы, сыр и шоколад. У банков пришлось забрать деньги, и они полопались. Франки перестали быть конвертируемыми, их нигде не брали – даже в качестве обычной макулатуры. А потом Швейцария с треском развалилась – отделились сначала итальянские кантоны, потом французские, а под конец – и немецкие. В общем, какая-то полная фигня в итоге вышла.
На этом светская беседа завершилась: Гудмэн остановил машину на Уайтхолле в Вестминстере у одного из белых зданий с неизменной колоннадой и превосходными барельефами. Тормозил он осторожно, как человек, привыкший беречь дорогостоящие покрышки. Заглушив мотор, британец повернулся к гостье, снова приподняв шляпу аристократическим жестом настолько, насколько это позволяла низкая крыша автомобиля.
– Мы на месте, миледи. Здесь расположен музей Скотланд-Ярда, и вы сможете подробно осмотреть экспонаты по делу Джека Потрошителя, мне приказано не ограничивать вас во времени. Хотя должен признаться, экзотическая просьба вашей полиции в некоторой степени необычна.
– Почему? – вновь насторожилась засыпающая Алиса.
– Да потому что эти вещи уже лет десять никто не изучал. – Забежав с ее стороны, Гудмэн распахнул дверь автомобиля. – К ним не прикасались с той минуты, как мы исследовали ДНК убийцы. Экспонаты, касающиеся Потрошителя, лежали под замком: к ним не было допуска, туристы могли их разглядывать лишь через пуленепробиваемое стекло. Но ваша полиция по неизвестной мне причине упрямо считает: кто-то похитил частицы ДНК из музея, чтобы переложить их на замерзший труп несчастной леди в Москве.
Чувствуя невнятную тревогу и нервозность, Алиса вышла из машины, опираясь на любезно протянутую руку сэра Гудмэна. Скелет сомнений, подточенный ожесточенным ночным спором с Калединым, вновь начал обрастать плотью – ее подозрения подтверждались с каждой минутой.
Но радости от этого она не испытывала.
– И вы уверены, что к ним никто не прикасался? – дрожащим голосом спросила она Гудмэна, хватаясь, как утопающий за соломинку.
– Нет, миледи, – уверенно ответил тот. – Совсем никто. – И вежливо улыбнулся.
Примерно в трех тысячах километрах от Лондона худощавый человек, запрокинув голову вверх, стоял под снежной пургой и пристально вглядывался в светящееся окно квартиры. То самое, где очумевший от сигарет Каледин пытался переварить полученную информацию. Глаза прохожего, казалось, были настолько холодными, что снежинки даже не таяли, падая ему на ресницы. Найти любого жителя Москвы не так уж трудно – особенно если знаешь имя и фамилию. Судя по данным пиратского диска, купленного на Горбушке, эта любознательная сука проживает здесь вместе с бывшим мужем. Вычислив ее дом, он полетел сюда с бешеной скоростью. Его терзало внутреннее предчувствие: еще чуть-чуть, и он сможет перехватить эту тварь на выходе, прямо у подъезда. К сожалению, он опоздал – московские пробки кого хочешь доведут до инфаркта. Ничего. После возвращения из Лондона он с удовольствием навестит ее прямо в квартире.
А сейчас пора идти. У него сегодня еще много дел.
Глава седьмаяБомбоубежище
Круглая комната, увешанная произведениями модных сюрреалистов в резных ореховых рамах (к каждой картине привинчена аккуратная табличка), прямо дышала свежим запахом недавнего ремонта. Дизайн помещения являл собой своеобразный гибрид западного и старомосковского стилей: платиновые самовары от Стеллы Маккартни, написанная Никасом Сафроновым икона в «красном углу», чучело полутораметрового медведя, зажавшего в лапах поднос, факсы, ноутбуки и неизменная плазменная панель. Хотя в кабинете было не холодно, купец Платон Ивушкин потребовал включить батареи отопления. Стояла страшная духота, у гостей по щекам стекали горячие капли пота. Казалось, тепловой удар угрожает даже мраморным греческим богиням, заботливо расставленным по окружности кабинета. Деловито поправив широкий кушак с кистями, повязанный поверх шелковой рубахи навыпуск, Платон сел в кожаное кресло, вытянув ноги в начищенных хромовых сапогах бутылками. На лысой голове, где лишь частично, клочковатыми обрывками сохранились остатки волос, красовался черный лаковый картуз от Ив-Сен Лорана, которому рука дизайнера придала изысканную небрежность. Ивушкин жил в лондонской эмиграции шесть лет, но никогда не упускал случая, чтобы подчеркнуть: даже на чужбине он остается в доску русским человеком. Прочие убеждения Ивушкин менял столь же часто, как цыган лошадей. Сначала он боролся за самодержавную монархию, будучи черносотенцем, нес хоругви во время персидских погромов, но после скандала с императором превратился в яростного республиканца. Бульварные газеты наперебой печатали сплетни, что Ивушкин ужасно богат и при желании может купить королеву Великобритании, а также Билла Гейтса в придачу для игры на балалайке.
Сколько у Ивушкина денег на самом деле, не знал, пожалуй, даже он сам. Его средства были вложены всюду – в недвижимость, банки, яхты, самолеты и газеты, пишущие о его богатстве. Все, что было можно, Ивушкин продавал и покупал. То, что нельзя, – тоже. На прошлой неделе неопытного чиновника в одном из кабинетов имперской Генпрокуратуры завалило папками с компроматом на Ивушкина, через двое суток его смогли откопать, но бедняга на всю жизнь остался инвалидом. Каждую неделю в империи на Платона заводили как минимум двести крупных уголовных дел, а число мелких и вовсе не поддавалось учету, равно как и количество его незаконнорожденных детей. Старец Ивушкин был популярен равно и у дам высшего света, и у фотомоделей, часто посещая с ними баню.
– Я так и думал, – сухо отчеканил купец. – Некоторые здесь сомневались, но все к этому шло с самого начала, когда зарезали Машу Колчак. Кровавые душители свободы из Кремля окончательно озверели. Жестокие убийства в Москве – мишура для отвода глаз, а настоящая цель режима стоит перед вами. Охота за мной продолжается – теперь, чтобы прикончить надежу всея Руси, стонущей под игом царизма, жандармы прислали киллера прямо в Лондон. И как только эту сволочь выпустили из аэропорта в город!
Ивушкин степенно погладил окладистую бороду и отпил кваса из стилизованного под Киевскую Русь кубка. Профессор Арнольд Лебединский, сидя на диване в хлопчатобумажных семейных трусах и майке, пошитой на заказ (присутствие дам хамоватому профессору было по барабану), цинично ухмыльнулся, посасывая традиционный английский эль из высокого бокала.
– У тебя паранойя, камрад, – съязвил он. – Ты скоро кошек на улицах будешь пугаться. Голоса еще никакие не слышишь, а? Послания не принимаешь?
Профессор (и по совместительству тоже купец первой гильдии) Лебединский в антимонархических кругах слыл скептиком, считавшим: революционную борьбу надо прекратить и сосредоточиться на зарабатывании бабла. В первый год царствования государя он отсидел неделю в каторжной тюрьме, из которой вынес татуировки по всему телу, блатной жаргон, а также ценные навыки в распиливании решеток лезвием бритвы. С Ивушкиным его свело взаимное несчастье – до того как впасть в царскую немилость, они были злейшими врагами. Телеканал Лебединского во всех новостях сообщал, что Ивушкин писает в ботинки чиновникам министерства двора и тайком крадет еду у государевой собачки. Ивушкин же обрушивал с экрана шокирующий компромат о связях Лебединского с мафией дона Бигганова, информируя – его враг разбавляет мед дешевым албанским сахаром. После того как оба купца разом оказались в эмиграции, им ничего не оставалось, кроме как помириться. Хотя бы для вида.
– Кошки тоже могут быть засланы корпусом жандармов, – замотал бородой Ивушкин. – Знаешь, до чего техническая мысль в жандармских лабораториях дошла? Сделают миниатюрного робота-убийцу, обошьют кошачьей шкурой, он подойдет да и взорвет тебя к свиньям. Сейчас такое время пошло, что всего надо опасаться. Ты помнишь, что с Распутиным стало? Приехал вот так к друзьям вечерком пирожных под мадеру пожевать, а оказался в проруби с простреленной башкой и брюхом, полным яда. Зверское убийство ведущей реалити-шоу – это личный мессидж мне от царя, дескать, что мы сделали с ней, то обязательно сделаем и с тобой, собака купеческая. Потому и намек на Джека Потрошителя: все его жертвы из Лондона, где я живу. Это постоянно случается. Выпуск погоды на Главном канале в сентябре видел? Передавали, Москву сплошь дождем залило. Врет продажное царское телевидение, врет как сивый мерин. Если подробно расшифровать эти слова, там открытым текстом сказано: «Попробуй приехать, гад Ивушкин, мы тебя в луже утопим». Я и так уж спать ложусь в плексигласовую капсулу с кислородом, надев два бронежилета, вешаю пуленепробиваемые шторы – иначе взорвут дистанционкой, как хана Янтармедова в Кувейте. Из соображений безопасности даже голубей на Трафальгарской площади кормить перестал.
– И правильно, – с издевкой подтвердил Лебединский. – Насрут на тебя плутонием, потом разбирайся, кто из них жандарм в чине штабс-капитана. Старик, я тебя в общем-то понимаю, я тоже на смене государя потерял колоссальное бабло. Так я ж не страдаю ночами, а? Живи для себя, тусуй с девчонками, езди на Ибицу. Но от тебя только и слышишь – царь, революция, убийцы, яд, снайперы. Пирожные к чаю совсем жрать перестал. Под кроватью на ночь мышеловки ставишь – опасаешься, что туда агенты жандармского корпуса заползут. Тебе что, так скучно здесь живется, что ли?
– Скучно, – неожиданно признался Ивушкин. – А кому весело? Погода говно. В ресторанах одно суши – ни тебе гурьевской каши, ни поросенка с хреном – у меня жабры скоро вырастут. Да и обидно мне… кто этого императора на престол возвел, помнишь? Я все локти себе искусал, швы накладывали.
– Еще б не помнить – только круглые сутки и брюзжишь, – икнул Лебединский. – Я ему то, я ему это… сидел, мастерил корону из подручных материалов суперклеем «Момент», партию new-монархистов «Царь-батюшка» с помощью ТВ сколачивал, крутил рекламу государей немецкого происхождения. Я, что ли, вешал во всех городах пятиметровые плакаты «Немец в Кремле – пол-литра на твоем столе!» и «Екатерина Вторая всем подарит сто три каравая»? А ты в ответ – щас XXI век, даже монархии нужны политтехнологии, чтобы государь был с большим рейтингом, иначе он не символ всего народа. И куда теперь ты его рейтинг себе засунешь?
– Не надо прямых ассоциаций, – вздрогнул Ивушкин, едва не облившись квасом. – Кто же знал, что так получится? Я думал…
– О, как интересно, – развеселился Лебединский. – Он думал! Тебе надо арбузами торговать, а не политикой заниматься. Только посмотри, сколько партий ты в последнее время угробил. Только скажешь – вот, я эту партию финансирую, так все – кранты. Люди приезжают – плачут, в ногах валяются: не надо нас финансировать, пожалей, не оставляй деток сиротами. А ты потом кааааак врежешь в интервью: этому я денег дал, тому дал…
– Да никому я ни хера не даю, – с досадой выругался Ивушкин. – Просто рассказываю, чтобы подчеркнуть, какой я крутой. Им щас давай не давай – все как в бездонную бочку. Говорят, революцию сделают, а сами в ресторан «Яръ» к цыганам едут. Где баррикады, где рабочие со знаменем «Долой самодержавие!», где злые казаки, лупцующие демонстрантов нагайками?
– В Петрограде давеча лупцевали, – прервал молчание помощник Ивушкина Гольдберг. – Там пятьсот мастеровых вместе с Гасановым и Касимовым вышли на «Марш бескоронных», так целую казачью дивизию с водометами нагнали. Боится гнева народа прогнившее самодержавие, ох как боится…
– Да в дэнс-клубе в Нижнем Тагиле и то больше мастеровых соберется, – кисло произнес Ивушкин. – Я ж в Лондоне состарюсь такими темпами.
Окружающие в ужасе замолкли, перестав даже дышать.
– Энто я так, господа хорошие, шуткую, – переломил Ивушкин ситуацию, треснув об стол кубком. – Вы же знаете – я борюсь за свободу, чтобы пали тяжкие оковы царизма вместе с сырыми темницами. Если надо, я головы не пожалею для республики, как не пожалел ее в свое время Дантон.
– Вот только ЛогоВАЗа у Дантона не было, – булькнул элем Лебединский. – С этим он, безусловно, подкачал, как и с получением откатов от Конвента. А если бы его еще и назначили на денежную должность в Совет безопасности Франции… а потом он временно закорешился с главным охранником Робеспьера и стал с помощью телекиллеров мочить Демулена…26
– Да заткнись ты, наконец! – не выдержал Ивушкин, в бешенстве опрокинув кубок с остатками кваса. – Я тут пламенные речи толкаю, а ты, блядь…
– Лады, – спокойно ответил Лебединский, погружаясь обратно в эль.
Нервически дергая бородой, Ивушкин при гробовом молчании вампирским шепотом рассказал, что видел в вечерних новостях: в Лондон прилетела женщина, психолог-криминалист, работающая на московскую полицию, одна из лучших в своем деле. Согласно сообщениям информационных агентств, дама со зловещей фамилией Трахтенберг будет исследовать документы, относящиеся к «ист-эндской резне» 120-летней давности, дабы выйти на след подражателя Джека Потрошителя, отметившегося серией кровавых убийств в Москве. Однако Ивушкин ничуть не сомневается: эта женщина – профессиональный киллер, посланный new-Царским Селом для его уничтожения. Операция «Потрошитель», задуманная лучшими жандармскими умами Цветного бульвара, вступила в завершающую стадию. В связи с этим Ивушкин собрался созвать пресс-конференцию и на ней разоблачить черные планы Отдельного корпуса, но до поры до времени ему требовалось спрятаться от la femme Nikita27. В качестве варианта предлагалась аренда подземного бункера, способного выдержать попадание двухтонной бомбы. Особые подозрения Ивушкина вызывал купец Петер Моравин, глава черноикорного концерна «Гамма-банкъ и сынъ»: он имел неосторожность взяться за строительство именно такого бомбоубежища в своем поместье – неподалеку от замка Ивушкина. Моравин считался «кремлевским любимцем», запросто ездил в new-Царское Село к государю с копчеными осетрами и сахарной головой, напившись чаю, они вели умильные беседы на немецком языке. И ведь неспроста Моравин этот бункер воздвигает – и слепому видно. Не иначе как агенты царизма, отчаявшись, решили изничтожить борца за свободу ядерным микроударом, вот осетровый магнат и беспокоится, чтобы случайно радиацией не задело.
– …Логично, – поддержала мнение Ивушкина журналистка Семиухова, когда-то работавшая в придворной газете государя. – Вероятно, Трахтенберг прибыла с особой миссией – корректировать этот микроудар с воздуха. Поэтому лучше всего отключить электричество во всем доме, чтобы его невозможно было опознать ночью с высоты, а также врубить глушилки для мобильных телефонов. Надо понять: мы находимся на осадном положении.
– Опять со свечами будем сидеть, – прикончил одним глотком эль профессор Лебединский и почесал волосатый живот. – Шестой раз за год уже – прямо как «Другая Империя». Я полагаю, со стороны мы похожи на придурков.
– Старичок, ты слабо разбираешься в происках спецслужб, – невозмутимо объяснил Ивушкин. – Знаешь, какая за мной слежка ведется? Не далее как вчера пришлось увеличить вдвое количество черных лимузинов, которые одновременно покидают мое поместье и разъезжаются в разные стороны. Пущай проклятущие агенты жандармского корпуса с ног собьются.
– И без того по пять лимузинов каждый божий день покупаем, – зевнул Лебединский. – Дорога узкая, они там друг с другом сталкиваются постоянно – то крыло помято, то фары разбиты. Короче, все как всегда. Арендуем крутое бомбоубежище, делаем пресс-конференцию, находим в бутербродах с икрой следы мышьяка, глушим мобилы, отключаем электричество. Интересно, что мы будем делать, когда у тебя деньги закончатся?
– Они никогда не закончатся, – гордо ответил Ивушкин, солидно поправив шелковый кушак. – Знаешь, меня поддерживают очень мощные фонды единомышленников, так что с финансовым обеспечением полный порядок.
– Особенно если учитывать, что ты эти фонды и учредил, – налил себе еще эля Лебединский. – Сам себе бабло переводишь – называется бизнес. Ты и правда двадцать «лимонов» отстегнул украинскому гетману на революцию?
– Нет, – признался Ивушкин. – Ты разве хохлов не знаешь? Они возьмут, а потом скажут, что не брали. Лучше им совсем не давать, тогда не так обидно. Зато прикинь, какой мощный имидж я заделал? Сидит воистину православный купец Платон Ивушкин в Лондоне и всем вокруг щедро дает бабло на революции, а царь из Москвы зубищами скрежещет, но не может ничего сделать борцу за демократию. И чего? Скажи, разве не работает?
– Офигительно, – согласился Лебединский, отрыгнув. – Ну ладно, вроде все согласовали? Давай тогда с богом, поедем по домам. Тебе же еще два часа по городу петлять – от «хвостов» жандармского корпуса отрываться.
Сохраняя серьезность, купец попрыскал духами на окладистую бороду с проседью. Ровно ступая ногами в хромовых сапогах, он направился к выходу, поддерживаемый под руки дамами-поклонницами. На пол полетели цветы – фотомодели в кремовых греческих туниках, с трудом протискиваясь между гостями, сыпали Ивушкину под подошвы сапог лепестки свежесрезанных роз.
Глава восьмаяНочная смена
Михаил отпил из пластикового стакана глоток обжигающего кофе и тупо уставился на электронную панель с десятком мониторов. Ничего. Ей-богу, абсолютно ничего – хоть бы бродячая собака по улице пробежала для разнообразия. Конечно, кто там может нарисоваться в такое-то время? Но хозяйка напугана как последняя дура, каковой она, собственно, и является. Эти богатые сучки не знают, куда девать деньги. Поставила три дополнительные камеры, перевела их с Максимом на круглосуточное дежурство. Один спит, другой бодрствует. И все из-за маньяка, который ловит и режет на полосочки звездных баб на московских улицах. А его хозяйка считает себя звездой первой величины, ну да, она ж выпустила штук пять книжек про стерв на Трехрублевке, ставших бестселлерами. Кто бы глаза ей разул. Да на одном Трехрублевском шоссе (не говоря уж про Петроград) столько гребаных дутых звезд обитает, что этот маньяк вусмерть упахается – работы хватит как минимум лет на двадцать. Пока до его хозяйки очередь дойдет, ей уже самой жизнь станет не мила с бесконечными пластическими операциями, рожа и без ножа от улыбки треснет. Теперь вот она спит, Максим дрыхнет на диванчике в соседней комнате, а он тут торчи и пялься на дорогу перед хозяйкиным коттеджем до десяти утра. Спору нет, охранником трудиться не так уж напряжно, но так в основном думают те, кто с такой работой близко не знаком. Сидеть на картофельном складе – оно да, сутки пашешь, трое дома, но когда у тебя в работодателях истеричка, которая, чуть что, топает ногами и орет: «Я за что вам деньги плачу? Всех уволю, козлы!» – тут за одни сутки год жизни потеряешь. Да он и сам уволится, денег вот только подкопит – и все, гудбай. Откроет тренажерный зал, чтобы люди могли себе мускулы качать, – попрут толпой, глядя на него. Он же живая иллюстрация пользы фитнеса – бицепсы с литровую банку, мускулы на животе – хоть кирпичи клади, щеки – как топором вырублены. Девки с ума сходят – без разговора с разбегу в постель прыгают. Еще бы, его телосложению даже Шварценеггер – и тот черной завистью позавидует.
Отодвинув стакан с осточертевшим кофе, Михаил снова бросил тоскливый взгляд на мониторы, где царила полнейшая тишь да гладь. В комнатке тесновато, толком и не развернешься – держат, словно в консервной банке, за людей не считают. Всю ночь они с Максом пасутся в специально оборудованной холодной пристройке: теперь новое трехрублевское купечество брезгует охрану домой пускать: не дай бог, затопчут сапогами коврики от Версаче. Дом и без того настолько укреплен, мышь не проберется: снаружи – бетонный забор, поверху – колючая проволока под электрическим напряжением, изнутри – капканы на волка. Взвод спецназа в полной экипировке не смог бы этот коттедж штурмом взять, а не то что какой-то бледный любитель с ножиком. Неделю назад папарацци нарезали круги вокруг дома, все хотели заснять, как голая писательница из сауны в снег сигает. Ихний фотограф-папарацци на самую высокую сосну залез, да оттуда и сверзился: ни одного кадра не щелкнул, зато обе ноги в гипсе.
Он выкинул полупустой стаканчик в корзину с мусором. Даже если бы маньяк прорвался на территорию коттеджа (а это возможно только в случае его прилета на штурмовом вертолете «Апач») – что бы случилось? Стены пристройки охраны бронированы, стекла – пуленепробиваемые, кнопка сигнализации тут же шлет тревогу на ближайший пункт полиции, сразу приедут и околоточный, и пристав, и ОГОН, и казачий патруль. У них с напарником – по две новейшие модификации револьвера «наган» с барабаном на 12 патронов, дубинки, бронежилеты. И сам Михаил с Максом, извините, тоже чего-то стоят: год на Кавказе оттрубили, где с отрядами мюридов сражались. Уж с одним маньяком, будь он даже Рэмбо, справились бы без проблем. Но хозяйку трясет – телевизора насмотрелась в подробностях, как девок этих потрошили. Ночью по шесть раз просыпается, звонит им на пункт – все ли в порядке. Приходится серьезность сохранять и, сдерживая смех, сурово докладывать: нет-нет, сударыня, не волнуйтесь. Не дай бог, если на пункте никто не ответит, она тут же в полицию побежит в панике, поэтому они даже в туалет ходят по очереди. Истеричка хренова. Михаил украдкой бросил взгляд на книжку с детективом, лежащую рядом с пультом управления. Неужели ему всю ночь так и придется без отрыва изображать бдительность? Жаль, а книжка хорошая… оторвали от чтения на самом интересном месте, когда незнакомец в черной маске пробирается в спальню к певичке… ччччерт, неужели он так и не дочитает эту главу? Но не будить же из-за этого бедолагу Макса? Ему и так осталось спать недолго, скоро обходить всю территорию с фонариком, изучать следы на снегу, не перелез ли кто-нибудь через забор. К тому же Макс злопамятен: в следующий раз найдет повод, чтобы среди ночи поднять с дивана самого Михаила. В конце концов, можно читать и одним глазком на мониторы поглядывать. Михаил усмехнулся, оценив двусмысленность ситуации. В триллерах оно так постоянно и бывает – часовой на что-то отвлечется, а злодей в этот момент проникает на охраняемый объект… Но не стоит путать божий дар с яичницей. Михаил-то, слава богу, вовсе не в детективе находится, а в самой что ни на есть реальной жизни, где такой фигни практически никогда не случается.
Он погрузился в чтение, смакуя сцены и представляя, как киллер зажимает рот трепещущей от ужаса певичке. Честное слово, очень жаль, что его нынешняя хозяйка не на месте жертвы. Он бы с удовольствием помог убийце. Перелистывая страницу, Михаил услышал шаги Макса за спиной.
– Проснулся? Включи кофеварку, кофе себе сделай, оклемаешься, – сказал он, не оборачиваясь, – сюжет в детективе принял совсем экстремальный поворот.
Мир в голове взорвался темнотой, как будто волна мутной грязи шлепком ударила в лицо. Ничего не успев понять, он выпустил из рук книгу и с грохотом вывалился из кресла. Человек в шляпе (но без маски), нагнувшись над ним, отвел руку с обшитой бархатом дубинкой и изящно приложил руку с тряпочкой ко рту и носу Михаила. Убедившись, что тот заснул, он с любопытством поднял книгу, оброненную им, и заглянул в середину:
«Ее глаза расширились от ужаса, когда она увидела широкое лезвие ножа». Человек тонко прыснул от смеха – ну надо же, какое забавное совпадение.
Отключив камеры на пульте управления, он аккуратно стер все записи, фиксировавшие выход на дорогу. В дом удалось проникнуть, не попав под объективы, но кто знает, не допустит ли он такой оплошности после. Это здание он знал как облупленное, поэтому не составило сложности оказаться с другой стороны высокого забора, ко всему прочему, у него имелся ключ. Когда он завершит то, за чем пришел, изобразит взлом – пусть у полиции не возникнет подозрений по поводу ключа. Как в случае с той девушкой-проституткой в Лондоне, в чьей квартире он устроил процедуру. Тупые полицейские решили – он влез через окно с улицы. Наивно. Девушка сама открыла дверь, поскольку давно знала его как доброго знакомого.
Он крепко связал охранника, наложив ему плотную повязку на глаза. Потом, пройдя в комнатку для отдыха, сделал то же самое со вторым сторожем – его даже не пришлось бить по голове, просто приложил ко рту тряпочку с хлороформом, и готово. Он не собирался убивать этих ребят, если только не возникнет необходимость в их смерти. Сегодняшняя процедура займет приличное количество времени, и, более того, от начала и до конца она будет проходить в стенах этого дома. Неизвестно, как начнут вести себя охранники, когда вновь придут в сознание. Во всяком случае, через пару часиков он обязательно спустится вниз и проверит, как у них идут дела. Писатели и киносценаристы изображали обе его ипостаси законченными садистами, но это в корне неправильно. Он с удовольствием избежал бы процедур, если можно было бы обойтись без них, чтобы достичь финала. Но, к сожалению, без них никак не обойдешься.
Закончив приготовления в пункте охраны, он на цыпочках поднялся на третий этаж, безошибочно нашел в темноте знакомую ему спальню, откуда слышалось мерное дыхание, – писательница, пекущая дамские бестселлеры, как пирожки, ложилась спать рано. Завтра у нее ночная тусовка, презентация новой книги «Казуар Двадцать Три» – значит, она обязана хорошо выспаться, ведь на подобных тусовках следует блистать дивной свежестью лица.
Она еще не знает, что не попадет на эту тусовку. Никогда.
Войдя в комнату, он бесшумно приблизился к изголовью большой кровати, где, разметавшись, спала писательница Ксения Смелкова. Шторы были плотно закрыты, не пропуская лунный свет, но его глаза привыкли к темноте, подобно кошачьим. Смочив тряпочку порцией хлороформа, он занес ее над лицом спящей, лежавшей на спине, как по заказу – подставляя ему губы…
В этот момент Смелкова, что-то пробормотав во сне, повернулась на левый бок, ее рука с ухоженными ногтями упала на ночной столик, задев перламутровую кнопку. Вспыхнул яркий свет лампы: шевельнув веками, Смелкова открыла глаза и с удивлением уставилась на лицо в шляпе.
– Это ты? – спросила она хриплым от сна голосом. – Что ты здесь делаешь?
Обеими руками он вплотную прижал тряпочку к ее губам. Она дернулась пару раз, пытаясь вырваться, но совсем-совсем слабо. Доза хлороформа, впрочем, была несильной (в отличие от той, которой он угостил охрану) – примерно через час женщина должна будет оклематься. К тому времени он успеет завершить все приготовления к процедуре – на этот раз она требовала обязательного омовения. Небольшая ванна-джакузи для этого подходила – он не раз бывал в ней. И один, и вместе со Смелковой.
Поставив на пол компактный саквояжик, он раскрыл его и достал голубые мелки, бельевые веревки, черные свечи, мешок из пластика, необходимые артефакты и нож, понравившийся ему своим исключительным качеством еще в Австрии. Если его как следует наточить – вскрывает ларец с первого же раза, скользит гладко, как фигурист по льду.
Глядя на чеканную надпись Blut und Ehre, он вспомнил книгу, выпавшую из рук уснувшего охранника, открытую этим бугаем на банальнейшей фразе:
«Ее глаза расширились от ужаса, когда она увидела широкое лезвие ножа».
Но Смелкова не увидит лезвия: он всегда перерезает горло только после того, как сломает шею. Тем не менее она смогла его узнать, при пробуждении наверняка начнет кричать, обращаться по имени. Господи, да что с ним такое? Сначала оставил слюну на поверхности ларца, теперь вот забыл дома черную маску, когда сорвался, чтобы встретить немецкую сучку Трахтенберг у подъезда, – зря только время потерял. А маска ведь крайне необходима во время процедур.
Когда женщины видят его лицо, они задают ненужные вопросы. Как сейчас.
Глава девятаяИз ада
Прочитав письмо, Алиса осторожно перевернула пожелтевший листок пинцетом, положив его на гладкую поверхность канцелярского стола – мебель в музее Скотланд-Ярда, вероятно, была столь же старая, как и сам листок. Первое послание Джека Потрошителя состояло из двух страниц и начиналось с канонических слов Dear Boss – то бишь «любезный начальник». Написано оно было пурпурно-красными чернилами каллиграфическим, округлым почерком. Каждый знак обводили долго и тщательно, именно поэтому все буквы даже сейчас просматривались на бумаге очень отчетливо. Возможно, это письмо вообще было написано убийцей не с первого раза. Послание датировано 25 сентября 1888 года и доставлено в Скотланд-Ярд спустя четыре дня – его бросили в самый обычный почтовый ящик на улице. Алиса внимательно смотрела на пронзительно красные строчки, мутневшие и расплывавшиеся перед ее воспаленными глазами.
«У той леди не было времени даже взвизгнуть. Как полицейские смогут меня поймать? Мне нравится моя работа – и я хочу начать все снова. Скоро вы опять услышите обо мне и о моих забавных играх».
Слова написаны с ошибками, но их никто не исправлял. Действительно – либо человек безграмотен… либо он хотел, чтобы его считали таким…
– Сэр, – тихо обратилась Алиса к Гудмэну, тактично читавшему за соседним столом вечерний выпуск «Таймс». – Проводилась ли графологическая экспертиза этих посланий? То есть я хочу сказать, что современные эксперты говорят о характере этого человека, о его психике?
– Да, миледи, – отозвался Гудмэн, отложив газету. – В принципе ничего нового я поведать не смогу. Как вы знаете, существует предположение: Потрошитель делал эти ошибки в письмах намеренно, стараясь сбить следствие с толку и изобразить убийцу безграмотным представителем лондонского «дна». В наше время графологи полностью уверены – твердый и округлый почерк доказывает обратное. От имени Потрошителя письма в Скотланд-Ярд писал человек из высшего общества – несомненно, дворянин. Свидетельства в пользу этого – ВСЕ подражатели Джека тоже являлись образованными людьми, среди них был голландский профессор медицины.
– Я это слышала, – поморщилась Алиса. – Множество исследователей говорили – убийцей мог быть член британской королевской семьи – Альберт Виктор, герцог Кларенский. А три года назад вышла книга «Дядя Джек», где виновным назвали баронета Джона Уильямса, близкого друга королевы Виктории, курировавшего беременность ее дочери. Есть мнение, что он убивал девушек ради врачебных исследований. По-моему, все это попса.
Сэр Гудмэн отрицательно покачал головой. Встав, он подошел к Алисе, держа в руке заботливо прихваченный с музейного стола пинцет.
– Вы знаете, миледи, – заметил британец, склоняясь над письмом. – Тысячи исследователей, подобно стаду слонов, уже вытоптали весь пол в королевских архивах, пытаясь сравнить почерк Потрошителя с письмами герцога Кларенского и баронета Уильямса. Но сенсации не произошло – они никоим образом не совпали. Кстати, рекомендую вам обратить внимание вот на это письмецо, – Гудмэн ловко подцепил пинцетом еще один пожелтевший листок. – Третья, последняя весточка от Джека под названием «Из ада».
«Пасылаю вам палавину почеки каторую взял у женчины, —
вчитывалась Алиса в знакомые с Оксфорда строки, написанные на этот раз кривыми и неровными буквами:
Сакранил ее для вас а другую паловину я паджарил и съел это было весьма фкусна. Вазможно пожже я прешлю вам акрававленый нож каторым ее выризал если вы нимного падождете».
Письмо не содержало подписи truly yours, Jack the Ripper, зато в самом низу кровавым росчерком была накорябана издевательская фраза:
«Паймайте миня кагда вы сможете».
– Я тоже поддерживаю точку зрения – Потрошитель запутывал следствие специально, – жеманно произнесла Алиса, подавляя зевок. – В этом письме число ошибок превосходит все мыслимые пределы, хотя прошлое таких огрехов не содержало. Он притворяется полуграмотным, он хочет, чтобы в это поверили, и для этого старается изменить почерк, сделав его грубым, «неотесанным». Это удивительно – в посланиях до сих пор сохранился красный цвет чернил, которыми писал убийца… их что, реставрировали?
– Нет, миледи, – качнул головой Гудмэн. – Письма написаны изобретенной самим Потрошителем адской смесью – кровью жертв, смешанной с имбирным пивом. Как признавался Джек в первом письме, жидкость «сильно загустела и стала похожа на клей». Трудно в это поверить, но цвет действительно остался неизменным даже спустя сотню лет.
Сэр Гудмэн в легком волнении прошелся от одного шкафа к другому. – Определенно в вашем приезде в Лондон есть промысел Божий, – продолжил он. – Я давно хотел отдать эти письма на одну интересную экспертизу, но лень было писать такое количество бумаг. Как вам известно, половина почки со следами зубов, из которой мы получили частицы его ДНК, принадлежала убитой проститутке Катрин Эддоуз. Теперь мы хотим понять, из крови каких именно девушек он приготовил свои замечательные чернила. Да и саму ДНК не мешало бы проверить еще раз, используя новые технические возможности. Конечно, дело давным-давно закрыто, по сути, это пустая трата денег. Но наше начальство иногда с удовольствием финансирует такие исследования.
Почти не слыша его слов, Алиса, не забывая кивать в такт, погрузилась в чтение второго письма, отправленного убийцей 1 октября 1888 года. Оно было начертано на дешевой открытке – на глянцевой поверхности размазались три кровяных развода, сливаясь в жуткий иероглиф: даже удивительно, что оно дошло в Скотланд-Ярд в таком страшном виде. Джек Потрошитель сообщал – скоро все услышат о его «двойном сюрпризе»: утром 30 сентября он убил сразу двух женщин – уже упомянутую Эддоуз, вырезав из ее тела почку, а также Элизабет Страйд. «У меня не было времени, чтобы отрезать и послать вам их уши», – сожалел Джек. Письмо, впрочем, являлось копией – оригинал из архивов кто-то похитил. Это же в свое время произошло и с самым первым письмом – Dear Boss. Долгие годы оно считалось утерянным, пока 20 лет назад очередной чокнутый имитатор Потрошителя в Амстердаме не прислал это письмо в полицию. Отправителем оказался богатый врач, страдавший раздвоением личности и считавший, что в его тело вселилась душа Джека. Украденное письмо он купил на подпольном аукционе, чтобы соответствовать своему образу. Доктор признался в убийстве шести женщин. Его упекли в лечебницу на всю жизнь, а послание Потрошителя вернули в Скотланд-Ярд, где оно и пребывает до сих пор.
Отложив письмо, Алиса брякнула пинцет на стол. Едва она прикоснулась пальцами к вискам, как почти сразу перед ней возник пластиковый стакан с прозрачной шипящей жидкостью – внутри весело скакали пузырьки.
– Аспирин, – вежливо пояснил Гудмэн. – Я вижу, у миледи болит голова.
«Культурный народ, – с уважением подумала Алиса. – Ноу-хау, все дела. У нас-то уставшей и засыпающей женщине только клофелина охотно подсыпят, чтобы воспользоваться ее беспомощным состоянием, а тут – пожалте». Поблагодарив, она залпом выпила отвратное на вкус содержимое стакана. В голове частично прояснилось, хотя единственное, что привело бы сейчас ее в норму, – это восемь часов нормального сна. Алиса явственно представила себе мягкую кровать в отеле, на которую она упадет прямо в одежде и намертво вырубится, как медведь во время спячки.
– Сэр, – томно выдохнула она. – Как вы отнесетесь к следующему факту – ДНК Потрошителя и охотника за женщинами в Москве совпали? Наше начальство уверено – частицы были похищены из музея Скотланд-Ярда.
Гудмэн засопел, но ничем другим не выказал своего раздражения.
– Миледи, я понимаю, в вашей стране так принято – переспрашивать очевидные вещи по десять раз, – мягко произнес он. – Но, к сожалению, я вынужден повторить: последние десять лет письма и половина почки леди Эддоуз находились в закрытом доступе: на них можно было смотреть, но нельзя прикасаться. Частному исследователю для получения допуска к этим экспонатам надо заверить такое количество бумаг – за один раз на пароходе не привезешь. Мы специально проверили по просьбе вашего департамента полиции, кто запрашивал просмотр письма и почки в последнее время. С середины девяностых годов, когда был произведен тест ДНК, – он вежливо улыбнулся, глядя в лицо Алисе, – не состоялось ни единого визита в музей личности в цилиндре с окровавленным ножом в руках.
– Да, но кому-то ведь удалось похитить пару открыток, написанных Джеком, верно? – резонно возразила Алиса. – Значит, такое в принципе возможно.
– Не соглашусь, – отразил удар Гудмэн. – Письма пропали еще в начале двадцатого века, когда свободно лежали в архивном досье. Скорее всего, их унес кто-то из нечестных констеблей – культ Потрошителя уже начинался, можно было заработать хорошие деньги. Полицейские, знаете ли, тоже люди. С тех пор уцелевшее письмо «Из ада» находилось под семью замками. Про почку я вообще не говорю. Зато свидетельские показания по делу Потрошителя и записи допросов жителей Уайтчепела находятся в свободном доступе, я скопировал их для вас на флэшку. Там есть показания людей, якобы видевших удаляющуюся фигуру в ночном мраке: священник Эндрю Райли, молоденькая владелица продуктовой лавки Элизабет Бэйтс, фонарщик Джереми Беллбоун, повивальная бабка Кимберли Стилл. Всем свидетелям виделся силуэт в развевающейся крылатке, с цилиндром на голове и тростью в руке – худой мужчина невысокого роста. Так тогда выглядела половина Лондона, поэтому немудрено, что Потрошителя не смогли поймать. На этой же флэшке фотоархив по всему делу. Снимки жертв, свидетелей, подозреваемых и женщин, пострадавших от аналогичных преступлений. Помимо смертей, осенью 1888 года произошло с десяток нападений: проституток кто-то внезапно хватал за шею сзади, но они начинали кричать, и атакующий исчезал. Кто знает, был это Джек или уличный грабитель?
Алиса ощутила, что сейчас ей понадобится целая батарея стаканов с аспирином. Она поняла, объяснять начальству в Москве будет нечего.
– Хорошо, – слабым голосом произнесла баронесса. – Но если образцы ДНК Потрошителя из музея Скотланд-Ярда никто не похищал, как вы тогда объясните то, что ее частицы немыслимым образом оказались в Москве?
Впервые за все время их краткого знакомства Гудмэн затруднился с ответом. Он наморщил лоб и уставился на покрытый тонким слоем пыли портрет королевы. Потом, как будто у него на спине нажали невидимую кнопку, британец повернулся к Алисе, улыбаясь ей стандартной улыбкой.
– Все исключительно просто, миледи, – с превосходством заявил Гудмэн. – Вашему начальству не приходило в голову – убийца попросту может быть правнуком Джека Потрошителя, его дальним потомком по одной из линий?
Алиса на секунду задумалась, но тут же решительно затрясла головой:
– Нет. Вы знаете доктора Эрика Гиббенвальда из отдела экспертиз музея?
– Конечно, – моргнул Гудмэн. – Кто ж не знает старика Гиббенвальда?
– Он у нас в Оксфорде преподавал историю криминалистики, – тянула слова Алиса, желая упасть со стула и уснуть прямо на полу. – Я знаю его десять лет. Так вот, я послала доктору факс с данными, полученными при анализе ДНК в Москве, – с трупа одной из жертв сняли частицу слюны убийцы. Он ответил мне: данные АБСОЛЮТНО ИДЕНТИЧНЫ с теми, которые извлекли в Лондоне из надкушенной Потрошителем почки. Они не разнятся даже на долю процента. Сэр Гиббенвальд уверен: таких совпадений не бывает. Я не наткнулась на правнука Потрошителя, сэр. Я встретила самого Джека.
В комнате музея стало слышно, как тикают старинные часы на стене.
– Вы ожидали, что я лишусь чувств, когда вы скажете это, миледи? – осведомился Гудмэн. – По сюжету, наверное, так и требуется. Но должен вам сказать одну скучную вещь: мы с вами не в убогом триллере находимся.
– Разве? – изумилась Алиса. – Но некоторые моменты…
– Без разницы, – отрезал Гудмэн. – Так или иначе, расклад, миледи, прост до безобразия. В Лондоне доступ к ДНК был закрыт долгие годы. Верно? Значит, подбросить его частицы на труп в Москве никто не мог. Да и как вы это себе представляете – кто-то в музее Скотланд-Ярда тайно свистнул ДНК Потрошителя, разжевал его, приехал в Москву и радостно плюнул на труп замороженной девицы? Ваше начальство уже ничего не соображает.
– Никто мне не поверит, – всхлипнула Алиса. – Даже мой бывший муж в ночной беседе высказал мнение, что это у меня глюки от недое… в общем, неважно, сэр. Далее, если верить триллерам, за бредовую идею нас вообще должны отстранить от расследования, а убийца будет меня преследовать.
– Не исключено, – насмешливо отозвался Гудмэн. – Но скажу вам одну вещь как англичанин. У нас говорят: если существо выглядит как собака, лает как собака и вертит хвостом как собака – значит, это и есть собака.
– Потрясающе! – всплеснула руками Алиса.
– Да, – гордо подтвердил Гудмэн. – Признаюсь, у меня самого от ваших выводов голова кругом идет. Одно исключает другое. Джек Потрошитель физически не может быть жив, однако получается, что это так. Что бы я сделал на вашем месте, дабы подтвердить свою теорию? Элементарно. Во-первых, проверил бы все серийные убийства женщин начиная с 1888 года – с какой периодичностью они происходят. Во-вторых, убийца, кем бы он ни был, мечтает всеми фибрами души, чтобы его считали именно Джеком Потрошителем. Вот и отлично. Отбросьте сомнения, бросьте все силы на поиски Джека Потрошителя. И тогда вы его найдете.
– Спасибо. – Впечатленная пламенным монологом Гудмэна, Алиса поднялась со стула, с трудом сохраняя равновесие – затекли лодыжки. – Пожалуй, это действительно единственный выход из сложившейся ситуации. Благодарю вас за вашу помощь, сэр Гудмэн. Вы очень много сделали для меня – больше, чем могли. Мне пора ехать в гостиницу – я не спала всю ночь, падаю с ног.
– Я отвезу вас, миледи, – джентльменски поклонился Гудмэн. – Не стоит благодарности. Пожалуйста, не споткнитесь о стол у выхода.
…Доехали они быстро – Лондон стремительно погружался в ночь. На пустой, сверкающей от дождя дороге мигали огоньками одинокие машины да невесть куда неслись спокойные мотоциклисты, даже не думающие обгонять шоферов. Галантный Гудмэн, невзирая на протесты, дошел до стойки в отеле и подождал, пока ей выдадут ключ от номера. Получив искомое и расплатившись служебной кредитной карточкой, Алиса проводила Джеймса к его машине, подала ему руку, он прикоснулся к ней холодными губами. Было заметно – что-то гложет британца, он не решается сказать заранее приготовленную фразу – видимо, какой-то комплимент. Так и не дождавшись, Алиса повернулась, чтобы идти…
– Миледи, – решился наконец Гудмэн. – Слушайте, да на хера вам сдался этот уродский клоповник? Поехали в ночной клуб – будем жрать водку, глотать экстази и зажигать не по-детски! А? Ей-богу, какая ночь, е-мое! Ночь любви!
Алиса с ужасом посмотрела на Гудмэна. Сон слетел с нее, как шелуха.
– Что с вами? – дрожащим голосом спросила она. – Вы же англичанин…
– Англичанин? – переспросил Гудмэн, и тут его окончательно прорвало: – Да знали бы вы, как мне остохренела вся эта псевдобританская херня! Вот почему я должен соответствовать надуманному литературному образу, а? Какой козел придумал этот имидж?! Откройте любой детектив – все англичане в клетчатых костюмах, с зонтиками, в котелках, лаковые ботинки, поклоны, сэры-пэры, миледи-хуеди. Этот пятичасовой чай у меня уже в печенках сидит, вместе с дворецким и овсянкой на завтрак. Я мечтаю о другом стиле! Хочу завязывать волосы в хвост, ходить в майке Helloween и шортах, надевать кроссы, глушить спирт с перцем, драть телку в подъезде без презика, трясти хаером на шоу хэви-метал. Почему мне в этом отказывают? Шерлок Холмс давно умер, его черви съели – так, может, пора уже прекратить следование сучьим колониальным традициям?
Он остановился, Алиса готова была упасть в обморок. Выдохнув, Гудмэн стер со щеки внезапно выкатившуюся слезу. Он снял шляпу, церемонно кланяясь, и вновь поцеловал ей руку, едва касаясь дрожащих тонких пальцев.
– Доброй ночи, миледи, – произнес британец спокойным голосом как ни в чем не бывало. – Я надеюсь, ваше почивание ничто не омрачит.
Хлопнула дверь, и автомобиль исчез в лондонской тьме.
Шатаясь, с осоловевшими глазами, Алиса поднялась в тесном старом лифте с треснутым зеркалом на потолке: кабина ехала величаво и медленно, словно гвардеец на параде. Впопыхах начальство заказало ей первый попавшийся отель Strand на одноименной Стрэнд-стрит: обветшалое серое здание викторианской постройки. Войдя в комнату, Алиса убедилась – та явно не стоит полтораста фунтов: обшарпанные стены с потеками, кроватка с покрывалом не первой свежести, не работающая (из экономии) батарея и облупившийся потолок. Бездумно сбросив с себя одежду прямо на грязный пол, она прошла в ванную, включив горячую воду и разом бросив в нее все стоявшие у зеркала флакончики с шампунем. Сейчас она плюхнется в маслянистые волны покрытого пеной, горячего божественного коктейля, и… в этот момент Алиса вспомнила, что забыла «оживить» мобильник: по просьбе стюардессы он был отключен еще в самолете.
В костюме Евы метнувшись к сумочке, Алиса начала лихорадочно рыться в ее недрах. Ага! Вот он! Вытянув со дна трубку, она набрала пин-код – дисплей засветился отблесками слабого света, постепенно оживая.
«Срочно перезвони», «Перезвони, есть новости», «Перезвони, мать твою!», «Включи телефон, ДУРА!», «Чертова идиотка, где ты ходишь?» – все эсэмэски были от Каледина, их градус накалялся от послания к посланию. Последнее и вовсе содержало только сложные эпитеты в ее адрес, включая нежное пожелание «убей себя об стену». Примерно такое же количество аналогичных сообщений было записано на автоответчике. По голосу Каледина можно было понять – за время ее отсутствия случилось нечто неординарное.
– Мерзавец, – скучно сказала она в трубку, и «Нокиа» начала послушно набирать калединский номер: такую голосовую метку она неделю назад поставила для его мобильника. Подождав, Алиса поднесла телефон к уху.
«Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети. Пожалуйста, перезвоните позже», – услышала она на русском и английском языках.
Подождав, Алиса перезвонила дважды. Каледин не отвечал.
Глава десятаяКорона на заднице
Ольга тихо заскулила – вытянув обе руки вдоль офисного стола, она трагически положила на них голову, скулеж перешел в невнятное протяжное мычание. В карих глазах стриженой шатенки с грамотным макияжем на ухоженном лице светились беспросветная тоска и горе.
– Ну сколько можно еще, а? – надрывно простонала она. – Доколе? Я домой хочу, в конце-то концов. Ночь на дворе, у меня кот с утра не кормлен.
Коллеги предпочли игнорировать ее тяжкие страдания. Схожие чувства обуревали всех сотрудников офиса, но никто не смел ослушаться строгого начальства. Шефу только что звякнули на мобилу из министерства двора, и он вышел говорить в коридор, дабы подчеркнуть этим всю секретность звонка. Впрочем, имя звонившего он произносил очень громко, называя его «ваша светлость» – намек на княжеский титул абонента.
– У тебя кот, а у меня мужик, – шепнула на ухо Ольге разбитная соседка Света в черном свитере с глубоким вырезом, на левой груди виднелась татуировка – знак принадлежности к древнему роду дворян Васильчиковых. – Твой-то хоть кастрирован, а мой нет. Не буду кормить – сбежит к девице, которая его будет с ужином дома ждать. Самой тошно. Третий час ночи, а мы еще совещаемся. На улице холод сибирский – у меня потом тачка не заведется.
– На черта я пиарщицей стала, блин? – хныкала Ольга. – Лучше бы официанткой. Тут что, принято умирать на работе? Отпустите меняаааа…
– Никто тебя не отпустит, – прошипела Света и поддернула рукав свитера. – Сейчас выборы в Думу, шеф предупредил – будем дневать и ночевать в офисе. У нас от партии «Царь-батюшка» заказ по придумке рекламных слоганов, клипов и прочих фишек – вовремя не сдадим, шкуру спустят. Не нравится? Увольняйся, тебя только из-за того, что предки от Рюриковичей род ведут, держать не станут. Ты на Савеловском вокзале давно была? Съезди, посмотри, как светлейший князь Романов в палатке блинами торгует.
Ответить Ольга не успела – двери на фотоэлементе раздвинулись, и в кабинет, на ходу выключая телефон, триумфально вернулось начальство – руководитель пиар-агентства Real Crown надворный советник Ярослав Синявский – человек лет сорока, но уже обладающий обширной лысиной. В его правом глазу красовался щегольской монокль (в моду вновь ворвалось ретро), а на левом лацкане пиджака от Хьюго Босса – привинченный значок с дворянским гербом: пушистая лиса, стиснувшая в зубах жирную курицу. Сам Синявский происходил из рабочих, однако после окончания университета получил личное дворянство. Пробивался наверх Ярослав весьма успешно – ему прочили и княжеский титул, и золотой камергерский ключ.
– Кофе будет кто-нибудь? – визгливым голосом вопросил Синявский, бессильно рухнув в кресло во главе стола. – Советую заказать – мозговой штурм не закончится, пока мы не придумаем что-то реально крутое.
Присутствующие обреченно заказали себе по чашке черного кофе.
– Ну что, где сенсации? – выждав минуту, осведомился Синявский.
– Как насчет слогана: «Государь – попробуй только ему вдарь!» – робко проблеяла Оля, уже ненавидевшая себя за то, что устроилась сюда работать.
– Графиня, вы умом тронулись? – живо отреагировал Синявский. – Такие штуки могут быть расценены как намеренный призыв к очернению имиджа монарха. Тем более что за порчу портретов государя у нас, как в Голландии, отправляют на три месяца в цугундер. А недавно принятый Думой закон регламентирует даже такие сложные вещи, как протирка портрета тряпочкой нужной мягкости, дабы не повредить светлый лик государев. Учреждена инспекция, которая в присутственных местах эти тряпочки проверяет. Нам сразу скажут, что мы Грушевскому продались. Кстати, партия «Царь-батюшка» просила замочить его пиаром, готова оплатить дополнительно.
– Развесим плакаты с отвратно гниющей грушей? – предложила Света, намеренно опустив вырез еще пониже – стал виден кружевной лифчик.
– Нет, – безжалостно отверг Синявский. – Это уже было. «Не голосуй за грушу, она гнилая» – стикерами все метро обклеили. С грушей особо не поэкспериментируешь: если бы Членский была фамилия, мы б развернулись.
Народ огорченно завздыхал. Секретарша разнесла всем кофе.
– У меня мысль, – густым басом произнесла Александра Тихоновна, дородная старая дева из разорившихся помещиц. – А что, если постараться популяризировать императорскую корону? Например, сделать ее модной среди девчонок, дабы они кололи игривые татушки у себя на заднице? Ведь, по сути, корона ничем не хуже татуированной бабочки! Но главная мысль – это эмблема партии «Царь-батюшка» вместе со Змеем Горынычем…
– Змея Горыныча на любой заднице трудновато будет разместить, – философски констатировал Синявский, вкусив горячего напитка. – Даже на вашей, мадам. Но вот относительно короны – мне эта идея нравится.
Матрона задрожала в экстазе от похвалы, уперевшись бюстом в стол.
– …Толпы девушек будут носить главный символ монархии под стрингами, в самом сокровенном месте, – развивал далее мысль Синявский. – Каждый секс станет рекламой «Царя-батюшки»: как только девица снимет трусики – вот тебе и реклама, причем самая что ни на есть убойная. Фактически культ божества: когда отрок прикасается губами к попке барышни, тем самым он целует символ империи, автоматически присягая короне, – если верить старику Фрейду, это обязательно отложится у него в голове. Каждая групповуха в свингер-клубе по эффективности равна дорогостоящей телерекламе в прайм-тайм, а все стриптиз-трактиры бесплатно становятся агитационными пунктами партии «Царь-батюшка»!
У Синявского дух захватило от небывалых перспектив.
– Откроем повсюду кабинки, – вдохновенно продолжал он. – Опытные мастера начнут колоть татушки бесплатно всем желающим. Но зачем же ограничиваться сугубо ягодицами? Давайте заодно и обе сиськи короной украсим, чтобы было разнообразие. Иначе нашу инициативу зарубят на корню: черный пиар конкурентов тоже не дремлет. Эти собаки разом поместят в газетах заголовки: «“Царь-батюшка” оказался в заднице!»
– Конкуренты совсем озверели, – поддержала Света, явственно представляя себя совершенно голой, с цветной татуировкой в виде короны на правой груди четвертого размера. – Недавно анонимный автор выпустил книгу «Проект „Республика“», где пишет следующее: хитрецы в Кремле планируют обставить республиканцев, хотят сами возглавить народную революцию и провозгласить государя императора первым российским президентом.
Она замолкла, ожидая похвал, однако услышала совсем другое.
– Ты перепила кофе, – охладил ее Синявский. – В истории много раз случалось, президент короновался как монарх, например, в Центральной Африке или Албании. Но чтобы он отказался от трона и пошел на открытые выборы – да чего, царь совсем умом тронулся, что ли? Добровольно корону никто на гвоздик не вешает. Будь у нас республика, все политики перегрызутся на фиг, если по голове монарший скипетр не станет стучать, – натура у людей такая. Россия – чересчур консервативная страна, ее невозможно представить иначе как монархией. Зеркальный пример – Британия. Ты только погляди, республика там не прижилась, а между тем дворянские понты, любовь к старым символам и пристрастие к титулам ничуть не хуже наших. Кроме того, сторонники империи сейчас умнее, они понимают: только с хоругвями шляться да «Боже, царя храни» петь мало, это впечатляет лишь бабушек-ветеранш из женского батальона Зимнего дворца. На прошлые выборы в Думу чиновники из министерства двора какой супер придумали? Рекламу для молодежи: мол, только при царе разрешено травкой раскумариваться. Суть идеи: чуваки с короной на голове – лихие продвинутые перцы, что у нас, что в Голландии министры на заседания с косячками за ухом приходят. А победят республиканцы – торговля шмалью накроется медным тазом, как в Северо-Американских Соединенных Штатах. Тинейджеры валом голосовать ломанулись – кто ж хочет косячок потерять?
Света молчала, задавленная суровой тирадой, чашка в ее руках дрожала.
– У меня тоже насчет рекламного ролика есть одно соображение, – разминая в потных от волнения пальцах записку, подал голос новый менеджер – двадцатидвухлетний Матвей. – Чтобы в стиле банка «Полуимпериалъ»: славянское фэнтези со спецэффектами, пипл такие вещи обожает. Статный государь в богатырских доспехах скачет по полю на белом коне, а навстречу ему выскакивает маленький и омерзительный японский самурай с мечом…
– Не пойдет, – флегматично заметил Синявский, потянувшись за печеньем. – Политика, малыш, очень сложная вещь. Ты прав, у нас с Японией тяжелые отношения: мы заявили, что считаем Южный Сахалин своей территорией, не признаем Портсмутский мирный договор 1905 года28. Далее по привычной схеме: кадетские движения закидывают яйцами японское посольство, главный санитарный врач (барон Нисин) находит вредные вещества в холодильниках «Сони» и радиоактивные излучения в ТВ «Панасоник». Даже утюг «ДжиВиСи» запрещают по причине, что его используют для пыток братки дона Бигганова, дабы сломать хребет организованной преступности. Ну и венец всему – половину столичных суши-баров прикрыли: и лосось оказался несвежий, и рис просроченный, и васаби – из рязанской редьки. Знаешь, в чем подвох? За месяц до выборов японский император позвонит государю, они помирятся, рекламу с самураем снимут, а мы пролетим с баблом. Посему вариант с японцем пока отложим.
– Тогда давайте так сделаем, – не унимался Матвей. – Простой, незамысловатый рекламный ролик. У Госдумы стоят мастеровые в замасленной одежде, бородатые крестьяне с плугами, упитанные розовощекие лавочники, многодетные матери, детишки в носу ковыряют. И тут раскрывается дверь, выходит государь в горностаевой мантии, улыбается всем родной такой улыбкой, простирает руку и говорит ласково: «Велкам!»
– Фигня, – сокрушил юношеский креатив Синявский. – Какой, в жопу, велкам? У нас подъем державного патриотизма, мы стараемся избавляться от иностранных слов, а тут такая лажа. Читал свежие рекомендации министра просвещения? Его превосходительство рекомендует называть Интернет «общесетью», мобильник – «рукотрепом», о’кей – «гой еси», автобус – «самоездом». Я думаю, чиновники просто поседели уже. Кроме того, английское выражение в свете нашей грызни с Британией неуместно.
– Гой еси, – послушно кивнул Матвей. – В таком случае у меня все.
Еще пятнадцать минут ушло на уточнение деталей насчет проекта татуировок на девичьих задницах, а также обсуждение сценария видеоклипа, в основу которого легла первоначальная мысль Матвея. В ходе яростного мозгового штурма сотрудникам Crown удалось выработать, по словам Синявского, «суперски креативную вещь». Начало ролика оставалось прежним: статный государь в богатырских доспехах, в остроконечном железном шлеме выезжал во чисто поле на слоне (слон куда мощнее «избитого» белого коня, к тому же это прозрачный намек для Запада на возможный альянс с Индией), снимал головной убор и истово крестился на белоснежную пятиглавую церковь. Из чиста поля били, играя на солнце янтарем, фонтаны чистейшего меда. Каждую секунду вокруг императора из воздуха материализовались люди: девицы в традиционных, но смелых мини-сарафанах, румяные воины с автоматами Федорова, ограниченное количество калмыков и якутов в национальных одеждах, клерки в отглаженных костюмах, пчеловоды с сеточками на лицах и могучие жнецы с серпами в руках. Между золотыми куполами храма искрой вспыхивало радужное сияние – в отблесках появлялся Иисус Христос, держа во рту гвозди, он деловито прибивал на церкви растяжку: «Голосуйте за партию помазанника Божьего». В финале по экрану искрой пролетала надпись: «“ЦАРЬ-БАТЮШКА” – ПОЧУВСТВУЙ НАШУ ЛЮБОВЬ!» Довольный Синявский пообещал: если рекламу отвергнут, они смогут подкорректировать ее на компьютере и спихнуть любому мясокомбинату, стоит лишь заменить выезд на слоне на изображение сорта колбасы.
Света и Оля выбрались из офиса, кутаясь в короткие полушубки из песца, едва прикрывавшие колени. Света с великим усилием открыла машину замерзающими пальцами – она попыталась завести мотор, но с первого раза это ей не удалось. Дожидаясь, пока подруга справится с управлением, Ольга бессильно закурила, разглядывая окрестности. Через дорогу располагался круглосуточный суши-бар «Цусима», у витрины которого, леденея на ветру, самоотверженно стоял пикет молодежной монархической организации «Лейб-гвардия», призывающей православных «отказаться от японских харчей». Им повезло: из бара вышел студентик в форменной фуражке, несущий с собой пакет и пластмассовые мини-лапти для еды. Участники пикета, надеясь согреться в движении, атаковали его с трех сторон: кто-то пихал студента в грудь, кто-то спрашивал про совесть.
– Японец хренов! – прорезал мрачное шоссе яростный девичий голос.
– Да какой я японец? – мямлил студент, отступая к витрине. – Русский я…
Оппонентов это ничуть не смутило.
– Так что ж ты, собака, суши-то жрал, если русский?
Студента смяли вместе с пакетом. Машина с грехом пополам наконец завелась, и Оля нырнула в ее теплое нутро. Автомобиль выехал на Трехрублевское шоссе. Как и любой водитель, недавно севший за руль, Света рулила медленно и осторожно, опасаясь ледяных участков на дороге. Внимание Оли, зевавшей на сиденье рядом, привлек построенный в необычном стиле коттедж за высоким забором с колючей проволокой, особенно выделялись фигурные башенки. Она сразу вспомнила, что видела этот домик в недавнем телерепортаже – кажется, года два назад туда переехала писательница Ксения Смелкова. На третьем этаже, где по идее должна располагаться спальня, розовым светом светились два окна.
«Надо же, – удивилась Оля. – Четвертый час ночи, а она еще не спит».
Шторы в спальне были плотно задернуты. Уносясь в сторону центра, Оля успела подумать, какой у них необычный цвет. Натуральный гламур.
Глава одиннадцатаяКупель
Уснувший за компьютером Каледин был поднят через час звонком из департамента полиции. «Опять убийство?» – сонно спросил он абонента на другом конце провода и получил утвердительный ответ. К счастью, вести машину в состоянии зомби не пришлось – за ним заехал фотограф Терентий Лемешев. Едва прикасаясь к обтянутому кожей рулю, Лемешев несся на скорости 150 км/час – снег летел из-под колес, машину заносило на поворотах, она жалобно бренчала всеми деталями одновременно. В салоне неприятно пахло бензином – имперский автопром медленно умирал и все последние годы выпускал настоящую рухлядь. В сороковые годы генерал Корнилов позавидовал проекту каудильо Гитлера, поставившего на конвейер «народный автомобиль для каждого австрийца», то бишь Volkswagen, и тоже учредил пару патриотических автопроектов: «Православная карета» (сокращенно «пракар») и «Донской казак» (соответственно «Донказ»). Как всегда в империи, получилось с точностью до наоборот. Машины стали стоить бешеных денег, качества были хренового, а в самой экономичной версии «Донказа» людям приличного роста приходилось сидеть, зажав коленями уши. Терентия руководство премировало последней моделью «пракара» на сорокалетний юбилей, в честь двадцати лет беспорочной службы в полиции. Тут хочешь не хочешь, а будешь ездить.
Оба приятеля не были склонны к разговору: фотограф закономерно злился, что его подняли с постели среди ночи (а в восемь утра вставать на работу), Каледин ужасно хотел спать, и язык у него попросту не ворочался. Набрав еще раз номер Алисы и вымолвив в автоответчик пару ласковых, он небрежно сунул телефон в карман – езда укачивала, и через минуту Каледин провалился в сон. Впрочем, по прошествии четверти часа он проснулся, страшно вращая глазами. К счастью, Лемешев смотрел на дорогу и не видел странного выражения лица коллеги. Каледин отчаянно замотал головой, отгоняя видение рогатого чудовища посреди черного пламени. Начальству о своем открытии он пока рассказывать подождет – нужно срочно обсудить все с Алисой. Хотя легко сказать – срочно. Когда же эта дура наконец соизволит включить свой мобильный? Ревнивое воображение услужливо нарисовало Каледину экс-жену в прозрачном коротком платье, с полуобнаженной грудью, танцующую страстное танго с красавцем, напоминающим пирожное, – явно английским баронетом. Алиса влюбленно заглядывала разлучнику в похотливые глаза, а тот интимно шептал ей на ушко, как бы невзначай касаясь его горячим языком. Федор почувствовал такую злость, что окончательно проснулся. Он стал было звонить Алисе снова, но автомобиль уже подъехал к коттеджу на Трехрублевском шоссе. Из-за забора виднелась копия баварского замка «Нойшванштайн» – игрушечный беленький домик с голубой крышей и причудливыми сказочными башенками. В последнее время подобный псевдорыцарский стиль был очень популярен среди новых поселенцев Трехрублевки – особенно в среде богатых купцов, получивших личное дворянство.
Каледин сразу узнал особняк писательницы, авторши дамских гламурных романов Смелковой, в том числе бестселлера «Как выйти замуж за купца первой гильдии». Зевнув, он без всяких эмоций представил, что ему сейчас придется увидеть. Странно лишь, почему убийца не вытащил труп на улицу в центре города, а разложил «натюрморт», так сказать, по месту визита. Испугался патрулей кавалергардов на Тверской? Сменил тактику? Ладно, не столь важно. Как сообщили Каледину во время ночного звонка, тревогу подал охранник звезды: его усыпили хлороформом, приложив тряпку сзади, – ночного визитера в лицо он не видел. Очнувшись и поняв, что связан, охранник, невзирая на повязку на глазах, сумел нажать подбородком на кнопку вызова полиции. Прискакавший казачий разъезд обнаружил в комнатке отдыха второго усыпленного охранника (когда его разбудили, он долго не мог понять, в чем дело), а наверху такую красочную картину, что оба казака наперегонки побежали к унитазу. При дальнейшей проверке оказалось: все камеры видеонаблюдения по периметру коттеджа Смелковой заботливо отключены, а записи, сделанные ими, тщательно стерты.
Зайдя в спальню, Каледин сразу понял, что все его ожидания относительно обыденности зрелища не оправдались. Вот уж сюрприз так сюрприз. Прочие полицейские, если судить по их виду, ощущали то же самое. В углу покачивался стандартно белый как мел подпоручик Саша Волин, закрывая себе рот рукой, на среднем пальце которой блестел перстень. Антипов и Муравьев пребывали в нервном возбуждении, но вовсе не из-за очередного трупа – обещанная государем Камчатка дохнула им в лицо запахом медвежьей кухлянки и вяленой рыбы. И только невозмутимый Лемешев, попыхивая сигаретой, прошел на середину комнаты. Найдя нужный для съемки ракурс, он полыхнул яркой вспышкой – один раз, затем другой.
На всех четырех стенах спальни багровели огромные, в половину человеческого роста, клинописные знаки, чем-то похожие на греческое письмо. В пространстве чувствовался сырой и сладковатый запах, знакомый ему с детства, когда в бывшем дедушкином поместье кучер на Рождество резал свинью, после этого в сарай, где они играли с братом, еще долго невозможно было зайти. Темно-красные потеки спускались от толстых стержней букв вниз тонкими струйками, кровь загустела, как виноградный сок, делая комнату похожей на рекламный плакат фильма ужасов. На тюлевых шторах алели огромные пятна – кровь из артерии брызнула именно туда: на этот раз убийца ее не экономил. Даже служебная собака жалась к дверям, жалобно скуля. На тебризском ковре лежало обнаженное тело Смелковой – труп женщины сначала был рассечен на куски, а потом сложен вместе на манер детского конструктора «Лего». Покрытое французским ночным кремом алебастровое лицо, как и у прежних жертв, выглядело спокойным. Голова покойницы была почти отделена от туловища: женщине фирменным ударом ножа с правой стороны перерезали горло до позвонков.
– Все внутренности исчезли, – страдальчески блея, ответил на немой вопрос в глазах Каледина шатающийся вперед-назад Волин. – Он оставил это… как ненужный… ему… футляр. Внутри пусто… только кожа… и кости…
Не сумев подавить рвотный спазм, Волин выбежал из спальни.
«Бедняжка, – подумал Каледин, проводив его взглядом. – Не мальчик, а увядшая розочка. Интересно – это все или есть еще сюрпризы?»
– Вы не видели самого главного, Федор Аркадьич, – будто угадав его мысли, глухо произнес начальник полиции Муравьев. – Пойдемте со мной.
Они прошагали по длинному коридору, по обеим сторонам висели фотографии в рамочках – писательница получала призы в номинациях «Гламур года», «Лучшее чтиво для солярия» и «Бестселлер интеллектуалов».
У двери с витыми бронзовыми ручками толпились люди в вицмундирах, все, как один, заспанные и взволнованные. По взмаху перчатки Муравьева чиновники расступились – директор департамента тронул одну из ручек, пропуская Каледина в ванную комнату, облицованную парижским кафелем. Зрелище, открывшееся Федору, впечатляло настолько, что хотелось запить ощущения стаканом водки. Лакированная поверхность стильной джакузи сплошь была покрыта темной запекшейся коркой: тошнотворный запах свежей убоины не оставлял никаких сомнений в случившемся.
– Вы представляете себе? – тихо сказал Муравьев, поправляя очки. – После того как это чудовище разрезало тело на куски, оно принимало ванну из крови. Сидело и обтиралось ею, как модница ланкомовским кремом. Позже, видимо, оно накинуло на себя одежду и выбралось из ванной с этим «кремом» на коже – на полу никаких следов. Хорошо бы не допустить сюда телевидение, избавив государя от натуралистичных подробностей. Бедняжка жена собрала мне зимние вещи – ждем отъезда на Камчатку, вместе изучаем рецепты, как сушить нерпу, вычисляем сезон сбора кедровых орехов. Уже четвертое убийство, а мы так и не приблизились к разгадке.
Каледин попытался, но не смог отвернуться от окровавленной джакузи.
– Оно принимало не ванну, – прошептал он, рассматривая багровую пленку. – Для него это начальная стадия нового рождения… своеобразная купель.
Муравьев, однако, не обратил на эти слова никакого внимания. К нему подбежал запыхавшийся пожилой пристав, почтительно несущий в вытянутой руке служебный рукотреп Антипова, и лихо откозырял:
– Ваше высокопревосходительство! Министр двора граф Шкуро на линии.
Директор полиции обреченно взял телефон в руку – со стороны он напоминал утонченную барышню, по неизвестной причине вынужденную прикасаться к жабе. Чиновники держались в отдалении, поглядывая друг на друга. Им было ясно, что отставка Муравьева – дело ближайших часов.
Вернувшись обратно в спальню, Каледин застал там только скучающего Лемешева – фотографа, похоже, не удивляло вообще ничего в этом мире. Оглядываясь, он прошел к ковру, надев обязательную в таких случаях резиновую перчатку, Федор ухватил ткань за край и аккуратно приподнял.
Увидев то, что и думал увидеть, Каледин знаком подозвал Лемешева.
– Старикан, щелкни это лично для меня. Только не надо потом помещать фото в общий архив, скинь на домашний мэйл. С меня пол-литра.
Безразлично кивнув, Лемешев пару раз нажал на затвор фотокамеры. Опустив край ковра, Каледин подошел к окну, раздвинул шторы.
Он закрыл глаза. Тут же замелькали столб пламени, вырванные из груди сердца, ванна, вымазанная в запекшейся крови, и черная рогатая голова. В центре этого пульсирующего злом калейдоскопа ему привиделось лицо убийцы. Как ни старался, Каледин не мог разглядеть его черты. Но он уже знал – это лицо должно дышать свежестью молодости…
Глава двенадцатаяГлоток Луны
Идеально круглую лесную поляну окружали стволы статных полувековых сосен. Их гнущиеся под тяжестью снега ветви застыли в сумраке, напоминая зловещий узор на пряничном домике ведьмы из сказки «Гензель и Гретель». Земля дышала морозной свежестью, а лунный свет стремительно падал вниз, скользя по деревьям. В самом центре освещенной Луной поляны, раскинув руки и подняв лицо вверх, недвижимо застыл убийца – абсолютно голый, с ног до головы покрытый запекшейся кровью. Отблески голубоватого света искрились на багровой коже, его тело напоминало раскрашенную «живую скульптуру» из тех, что во время празднеств выставляли в итальянских городах эпохи Возрождения. Широко расставив ноги, он стоял молча, не чувствуя обжигающего холода. Плотно сомкнув веки, убийца погружался в тяжелую медитацию: ему вновь должен был открыться удивительный мир, очаровывающий и пугающий своим мрачным великолепием.
– Праааа каибир… Ир шарпхан бур мгулси… дар валса баа, – сорвался с моих дрожащих губ почтительный, раболепный шепот.
– Кват итинар… канаан водалу стир ка рат… самех, – громом отдались в моих ушах ответные слова существа, надо лбом которого полукругом поднимались длинные рога – их кончики были окрашены свежей кровью.
Я отчетливо видел Его – великана с головой быка, стоящего на восьми волосатых ногах прямо в центре языков пламени. Рога качнулись, человек-бык трубно заревел: в его голосе смешались жажда крови, торжество и сладострастное удовольствие от только что прошедшей процедуры.
Процедура, предваряющая финал, всегда требовала омовения в купели, я должен был выйти из нее новым, как бы заново родившимся – краткая репетиция перед грандиозным спектаклем финала. После четвертой процедуры, совмещенной с купелью, мне было необходимо провести срочную получасовую медитацию, дабы самому впитать необходимое количество лунной энергии. Как я называл это – «глотнуть Луны», сегодня была лунная ночь, и это решило судьбу писательницы Смелковой. Редкие облака, подгоняемые ветром, летели по небу, робко касаясь боками голубого светила. Энергия Луны разливалась по жилам, покалывая мелкими электрическими звездочками, постепенно наполняя оболочку тела, словно льющаяся в бокал струйка ледяной воды. Смутное ощущение делало меня сильнее – наверное, то же самое чувствует и змея, сбрасывающая старую кожу, и младенец, рождающийся на свет. Это еще не роды, можно сказать, всего лишь предродовые схватки. Новое существо появится сразу после финала. Я еще не решил, кем оно будет и какое имя следует ему дать. Это ничего. На досуге выберу в Интернете, сидя с ноутбуком на пляже Таиланда.
Финал уже близок. Я выберу себе новую жизнь, как костюм в магазине, придирчиво примерив ее на себя, – с новым характером, привычками и профессией. Ведь у меня впереди очень много времени. Столько, сколько не знаю даже я сам. Я успею попробовать все – можно развлекаться, меняя жизни словно перчатки. Я буду тем, кем хочу – матросом, профессором, певцом, летчиком, программистом. Жаль, что каждую жизнь приходится заново проживать в другой стране, путешествуя из города в город, а процедуры необходимо совершать строго раз в 20 лет. И после навсегда покидать свой дом. Дом в очередном городе, с которым ты сжился, выучил улицы, полюбил музеи, научился готовить блюда местной кухни, выезжать из пробок, завел себе друзей и любовниц. Возможно, когда-нибудь подобный образ жизни мне и надоест… хотя до сих пор даже мимолетная мысль о прекращении процедур наполняла мое сердце первобытным страхом. Я не знаю ужасов, происходящих за порогом смерти. И мне нравится так жить.
Из состояния глубочайшей медитации убийцу вывел почти незаметный звук. Могло показаться странным, что он услышал слабую вибрацию воздуха во время рева пламени, сопровождавшего громогласное рычание рогатого существа. Хотя «услышал» – не то слово, его ухо почувствовало осторожный скрип снега под чьей-то ногой. Сложные медитации потому и требуют полнейшего уединения – из параллельного мира может вырвать даже жужжание комара. Поляна в зимнем лесу идеально подходила для одиночества. Не открывая глаз, он, подобно роботу, повернулся в сторону звука – когда ты ничего не видишь, легче сосредоточиться на звуковых ощущениях. Визитер за деревьями сделал еще один шаг, слух убийцы уловил еле слышное шуршание – такое происходит, когда суют руку внутрь одежды.
Он резко метнулся в сторону, и вовремя – раздался характерный упругий треск, пуля, попав точно в середину сосны за его спиной, превратилась в фонтан из щепок. Убийца тут же перекатился в другую сторону – и в это место сразу ударил новый выстрел, облачком взвился снег. Деваться было некуда, он находится на открытой со всех сторон поляне, до ножа – три метра, а до спасительных деревьев – в два раза больше. Возможно, он сможет выиграть еще полторы минуты, метаясь туда-сюда… но это максимум.
Нанятый доном Биггановым киллер Сидоренко прищурил левый глаз, заново ловя черный силуэт в прицел «парабеллума» с глушителем. Очень хорошо, что Джека Потрошителя удалось застигнуть прямо после очередной «ходки». Иначе, пожалуй, дон Бигганов поднял бы его на смех после рассказа, КЕМ на самом деле оказался жестокий убийца с московских ночных улиц. Могло случиться и хуже: мнительный дон обвинил бы его в попытке схалтурить и присвоить гонорар, а после такого Сидоренко и сам рисковал «искупаться» на дне Москвы-реки внутри бетонного блока. Но он поступит иначе – притащит Бигганову голову убийцы, обмазанную кровищей писательницы, нож и сумку (там наверняка лежит ее сердце или другой «трофей»)… и впечатленный дон заплатит вдвое за это шикарное зрелище.
Киллер снова выстрелил, взяв человека на поляне на мушку, и с удовольствием заметил – он промахнулся лишь на сантиметр. Через пару секунд он закончит с этим делом. Подумать только – стоять на поляне голышом при свете Луны, раскинув руки крестом… в двадцатиградусный мороз… да эта тварь совсем на голову больная. А он… да он, черт возьми, настоящий Шерлок Холмс. Выследил сволочугу. Кстати, это было не так уж и трудно, как представлялось на первый взгляд в беседе с доном Биггановым. Холодно мыслящий Сидоренко сообразил: убийца неспроста отлично осведомлен о повадках звезд, стиле поведения, точном времени выступлений в клубах – он один из них, человек из их круга. Но, размышляя на эту тему, Сидоренко не желал признаваться самому себе – он вышел на след Потрошителя волей счастливого случая. Но какое это теперь имеет значение? Он вновь подтвердил перед работодателями свой мегапрофессионализм. Полиция и жандармы сбились с ног в поисках Потрошителя, а он вот, в одиночку, взял и нашел. Другой вопрос – зачем Потрошитель этим занимался? Впрочем, и без того ясно: существо элементарно рехнулось, нормальные люди не мажутся с ног до головы кровищей и не бегут в лес.
Он плавно нажал на спуск, но опять промахнулся – цель перекатилась в сторону, однако пуля все-таки чиркнула по обнаженному телу. Может, следует просто подойти поближе и пристрелить в упор? Нет, пожалуй, не стоит рисковать. Серийные убийцы редко являются профессионалами восточных единоборств, но от отчаяния любой человек способен на чудеса. Однажды ему пришлось видеть, как раненый мафиози зубами перегрыз врагу глотку. Ничего, еще пара пуль, и все будет кончено – он уже пристрелялся…
Свет вокруг внезапно померк, вызвав у Сидоренко приступ необъяснимой паники. Вскинув «парабеллум», он трижды выстрелил наугад в темноту, стараясь целиться в возможные точки отступления противника. Что происходит, черт возьми, что?! Он посмотрел вверх, и его затрясло от злобы: вот в чем дело – Луну полностью закрыло небольшой тучей, которую пригнал ветер. Палец нервно плясал на курке – раздались еще два выстрела, в третий раз «парабеллум» клацнул всухую: кончились патроны. Выхватив из кармана запасную обойму, Сидоренко вставил ее в рукоять оружия, оттянув затвор, дослал пулю в ствол. Поляну снова накрыл лунный свет, но посреди покрытого снегом пространства уже никого не было… Жертве понадобился десяток секунд, чтобы исчезнуть, прихватив с собой все вещи: нож, дождевик из целлофана, свою одежду и сумку, – с такой скоростью только в армии собираются. На снегу виднелись отчетливые следы крови, однако Сидоренко не мог определить, чья именно это кровь – Смелковой или самого Потрошителя, задетого пулей из «парабеллума». Он присел на одно колено, судорожно зажав в руке пистолет… Ну и куда же делась эта сволочь?
Шарахнул порыв ветра, с веток посыпались снежные хлопья, Луну снова заслонило облаком. Все дальнейшее происходило очень быстро. В кромешной тьме на Сидоренко обрушилось сверху что-то тяжелое, сбило с ног и придавило к земле, «парабеллум» вылетел из руки, зарывшись в снег. В нос ударил запах крови, смешанной с итальянским одеколоном. Отработанным движением ударив нападавшего коленом в позвоночник, киллер сбросил его с себя, повернулся на живот, схватив оружие, обняв пальцем курок, он почувствовал страшный удар в область левого бока. Крякнув, Сидоренко выстрелил назад через плечо не глядя – хватка ослабла. Повернувшись, он никого не увидел, нападавший опять исчез. Рот быстро заполняла теплая соленая жидкость, выплеснувшись из губ, она полилась на куртку от Армани. В горячке не чувствуя боли, киллер вскочил на ноги и побежал, не разбирая дороги, хрипя и захлебываясь кровью. Он не знал, насколько тяжела нанесенная ему рана, но чувствовал – надо спасать свою жизнь. На бегу Сидоренко ругал себя последними словами. Он позволил себя обвести вокруг пальца, клюнул на ангельскую внешность и молодость Потрошителя… на деле же оказалось, что это с виду безобидное создание куда больше его смыслит в том, как следует профессионально убивать.
Если бы Сидоренко оглянулся, то увидел бы: за ним никто не гонится. Но, разумеется, он не оглянулся.
Подобрав живот, я втиснулся в тесные джинсы (специально подбираю на размер меньше), натянул свитер, надел куртку, свернув уже ненужный целлофановый дождевик: не ехать же через весь город в голом виде. Дома вещи придется сжечь – они перемазаны в бальзаме. Левое плечо жгло и саднило – вероятно, пуля сорвала кожу. Преследовать неизвестного киллера у меня не было времени, и так ужасно опаздываю: требуется срочно завезти артефакты домой и ехать на работу. Нет-нет, я вовсе не подвержен легкомыслию, ведь я точно рассчитал удар – скоро незнакомец потеряет силы и истечет кровью: на такую рану жгут не наложить. Ближе к ночи я вернусь. Отыщу труп по кровавым следам, проверю его карманы и попытаюсь выяснить, зачем он хотел меня убить. Выяснять это сейчас не надо: нож не аргумент против пистолета, а раненое животное опасно в предсмертной злобе. Главное – он скоро умрет, а остальное уже неважно. Так, в какой стороне моя машина? До нее еще минут двадцать идти.
Зажимая рану, Сидоренко привалился спиной к стволу обледеневшей сосны. Кровь выхлестывала толчками, со свистом выходил воздух – похоже, ему насквозь пробили легкое точным, хирургическим ударом. Ему было ужасно холодно, окровавленные зубы стучали: он отлично понимал, что это вовсе не из-за мороза. Он умирает – ему осталось жить минут пять, после чего он скончается от потери крови. Предприняв серьезное усилие, киллер немеющими пальцами вытащил из кармана сотовый телефон. «Нет сети», – прочитал Сидоренко на дисплее и с ненавистью харкнул в динамик мобильника кровью. Блядь. А как же его деньги в банке Каймановых островов, квартира в Париже, куда он собирался умотать после выхода на «пенсию»? И Тимотэ… самое грустное, сволочь Тимотэ его переживет…
Эта мысль придала Сидоренко сил. Суча ногами, он приподнялся повыше. Включив цифровую камеру на телефоне и направив ее на себя, он стал говорить в нее – так быстро, насколько мог. Вокруг одинокой фигуры у заиндевевшего соснового ствола все шире разливалось красное пятно. Сказав то, что хотел, киллер зажал телефон в левой руке. Правой он вставил в рот глушитель «парабеллума», почувствовав немеющим языком вкус пороха.
Выстрел даже не спугнул птиц. Он был тихим, словно сломали ветку.
Глава тринадцатаяТрехрублевка
Страшная новость о жестокой расправе «нового Потрошителя» над светской писательницей Смелковой привела в шок всю трехрублевскую гламурную общественность. Реакция, как и после смерти балерины Кшесинской, была разной. Одни, обливаясь слезами, начали паковать чемоданы и заказывать авиабилеты на Кипр. Другие бросились в оружейные магазины, скупая все стволы подряд, от винчестеров до револьверов «бульдог» – главное, чтобы те были помощнее и поубойнее. Третьи (в основном представители писательского бомонда) решили срочно собраться и обсудить, чем они могут помочь полиции. Сбор был назначен в гостином зале дворцового комплекса авторши дамских детективов, миллионерши Виктории Невцовой. По тиражам Невцова считалась номером один в империи – она писала по два детектива в день. Не проходило и недели, как в одном из книжных магазинов под тяжестью ее книг падал шкаф (а то и рушился сам магазин). Плодовитее ее была только американская писательница Джеки Коллинз, штамповавшая три книги ежедневно. Впрочем, Невцова небезосновательно подозревала конкурентку в эксплуатации ghost writers, то бишь банальных «литературных негров». Однако потрясение от убийства Смелковой было столь велико, что Невцова отложила написание очередной пары бестселлеров ради важного консилиума с коллегами. Уже к девяти утра к даче Невцовой, выполненной в виде трех египетских пирамид в натуральную величину, начали пачками съезжаться черные джипы. Невцова самолично (она не признавала горничных) разнесла приглашенным чашки с утренним чаем – они мрачно помешивали его серебряными ложечками, на посеревших лицах лежала печать беспокойства. Два карликовых бегемота Невцовой откровенно ластились к гостям, но те в своем горе не могли даже на секунду отвлечься и приласкать симпатичных животных. Тягостное молчание прервал один из самых маститых авторов Трехрублевки – король ретротриллеров времен Киевской Руси и одновременно профессиональный переводчик с китайского языка Морис Хунхуз. По его бестселлерам были сняты три отечественных блокбастера: «Азраил», «Индийская защита» и «Княжий дружинник». Злые языки говорили – Хунхуз может выпустить книгу с пустыми страницами, и все равно найдутся сто тысяч человек, которые будут рвать ее из рук.
– Налицо классическое преступление, господа, – сказал Хунхуз, как бы невзначай отпихивая тершегося о штанину бегемота. – Стиль завязки детективного сюжета всем знаком, и нам как специалистам в этом жанре предстоит предугадать дальнейшие ходы убийцы и обрисовать его внешность, сообщив это полиции его величества, мы сможем обезопасить себя в наших жилищах. Лично я с высоты миллионных тиражей полагаю – преступление может раскрыть скромный чиновник по особым поручениям: все начальники либо дураки, либо сами причастны к планированию убийств.
– Не соглашусь, Морис, – прервала его Невцова, подхватывая на руки отвергнутого бегемота. – Убийства в состоянии раскрыть ТОЛЬКО женщина, так как именно она замечает вещи, незаметные мужскому глазу. По пути она, конечно, опрокинет на себя кипящий чайник и сядет жопой в торт, над чем все очень-очень будут смеяться, но в итоге замочит весь криминал. Самые лучшие следователи – это непрофессионалы, господа. Жандармы способны лишь щеки надувать. Пустите туда домохозяйку, и она мигом все распутает.
Гости позволили себе улыбнуться, пускай и довольно скептически.
– Ничего подобного, – затравленно озирая гостиную, стены которой в деталях отображали похороны бога Озириса, сообщил Михаил Злоглазов, автор хитового антидворянского романа «Лох-Несс» о гламурных и понтоватых лохах, работающих водолазами на дне таинственного шотландского озера. Злоглазов происходил из успешных купцов, поставлявших с астраханского рынка оптовые партии осетрины. Год назад его приятель, известный плейбой барон фон Блюмберг, поспорил, что раскрутит на медийном рынке даже оберточную бумагу. Злоглазов так и сделал – накатал «Лох-Несс» на оберточной бумаге всего за неделю: книга с тучей ошибок (слово «говно» там было написано через «а») мгновенно стала суперхитом. Сумбурность и ошибки ловкий фон Блюмберг превратил в достоинство автора: мол, это и славно – парень пишет, можно сказать, «от сохи». После этого Злоглазов написал еще три романа и заделался мегаписателем, окончательно забыв про осетрину. Любые наезды критиков на книгу Злоглазов объяснял просто – они сами лохи и страшно ему завидуют, а дворян на дух не принимал, называя их «сыклом». Дворяне в ответ обижались и в онлайн-дневниках «Живого журнала» именовали Злоглазова «бычьем». На балах в Кремле фрейлины шептались: дескать, Злоглазов – спецпроект министерства двора, придуманный лучшими аналитическими умами империи для хитрой задачи: через бестселлеры популяризировать идею самодержавной монархии. Сам Злоглазов эту информацию не опровергал – не исключено даже, что он распускал подобные таинственные слухи лично, дабы увеличить персональную значимость.
– Все это похоже на информационный терроризм, – продолжал Злоглазов. – Вы смотрели фильм «Хвост виляет собакой»? Вот и тут, похоже, то же самое. Может, и убийств никаких нет, а все это организуют пиарщики в известных целях? Вы помните, как мочили помазанника Божьего на заре его карьеры?
Злоглазов с чувством перекрестился на написанный маслом величавый портрет государя с андреевской лентой через плечо, при золотых эполетах, совсем как в кабинете у продюсера Леопольда фон Брауна. С единственным отличием – корону на этой картине император держал в руке под локтем, как будто пришел к Невцовой в гости и искал место, где ее можно повесить на гвоздик. Остальные, глядя друг на друга, быстро сотворили крестное знамение, воздержался только слывший республиканцем Морис Хунхуз, он лишь сделал пальцами загадочные жесты, словно изображал кальмара.
– Господа и mesdames, я сама происхожу из департамента полиции, и мне обидны инсинуации в адрес наших доблестных органов, – заявила писательница Марина Александрова, ее глаза казались огромными из-за больших стекол роговых очков. – Но я согласна с Викушкой: преступление обязана раскрыть женщина. Мужчины по своей сути – тупые и грубые волосатые животные, которые только путаются под ногами у женщин, мешая им своим свинством изящно распутывать подобные дела.
Коллеги промолчали, всем было отлично известно: секунд-майор Александрова работала в бухгалтерии департамента полиции, и если что там распутывала, так это тонкости в ведомостях по выдаче жалованья. Читатели, однако, были твердо уверены – свою героиню, пристава Карьерскую, щелкавшую бандитов, как орехи, Александрова полностью списала с себя.
Сидевший в углу творец модного романа «Атаман Семенов и пустошь», а также хита прошлой осени «Кайзеррайх W» Павел Левин предпочитал слушать по плееру тибетские молитвенные напевы «Ом мани падме хум», пряча присыпанное пудрой лицо за черными очками. Он вообще не понимал, зачем пришел сюда – в компанию этой непонятной шушеры, которую попросту презирал. Впрочем, «шушера» платила ему тем же – за нелюдимость, нежелание тусоваться на телевидении и игнорирование приемов в царском дворце. Более того, как-то раз государь пожаловал ему соболью шубу со своего плеча, а Левин взял и не явился за ней, так эту шубу в кремлевском хранилище моль и съела. Спустя какое-то время Левин исчез из пирамиды Невцовой, как будто его там и не было, впрочем, его отсутствия никто не заметил. Стайка молодых длинноногих писательниц, вслед за Смелковой бросившихся осваивать гламурную нишу «трехрублевского романа» про утомленных баблом, Куршевелем и купцами первой гильдии юных барышень, открыто радовалась устранению главной конкурентки. Каждая блондинка-райтерша страстно желала занять ее место и мечтала только об одном – чтобы маньяк зарезал еще штук десять ее соперниц.
– Лучше бы на это дело подписался какой-нибудь спецназовец, – задумчиво пробурчал бородатый мужик в пропахшем махоркой тулупе – это был Савелий Машков, автор-самородок из сибирских крестьян. Его перу принадлежал сериал «Пираньи» – про крутого сотрудника жандармерии и борьбе с рыбами-мутантами на Амазонке. – Он бы сразу перемочил всех, кого только можно, а потом бы уехал на «мерсе» с сисястой красоткой.
Машков славился невниманием к текстам своих книг. Жандарм у него был то полковником, то секунд-майором и в новом романе младше, чем в старом. Впрочем, этим грешили практически все. Невцова однажды перепутала июнь и июль местами – и ничего, прокатило, даже критики не заметили. Ловить писателей за жабры было бесполезно: они пафосно объясняли ошибки авторским видением (а Невцова вообще ничего не объясняла) и тем, что их книги не должны соответствовать точностям реальной жизни, иначе на каждой странице пришлось бы рассказывать про поход главного героя в туалет. Да и среднеимперскому читателю было по большей части плевать на детали и соответствия в книгах – он ждал бурной интриги и развития сюжета.
– Так на чем же мы все-таки остановимся, господа? – нетерпеливо отставил в сторону чашку Морис Хунхуз. – Неужели у нас нет никаких идей, кем может являться убийца, зарезавший этой ночью несчастную Ксюшу Смелкову?
Увядшая дискуссия немедленно приняла новый оборот. Невцова с пеной у рта утверждала: маньяком является уголовник с докторским образованием, при этом разведенный женоненавистник. Хунхуз считал: в деле замешан монах мистического церковного культа, Машков упирал на братков и торговцев наркотиками, Александрова намекала на жандармского «оборотня в погонах». Свою лепту внес и популярный автор-фантаст Алексей Чесноченко, автор хитовой повести «Утренняя вахта» – он назвал убийства «ритуальными» и выдвинул версию: Москва является полем битвы сверхъестественных существ, которым необходимо питаться свежей человеческой кровью. После часа хрипов, криков и споров писатели все же сумели составить на компьютере фоторобот возможного маньяка-убийцы.
Им оказался наголо бритый человек с горбатым носом, накачанными бугристыми мускулами, в лагерных татуировках, с медицинским справочником под мышкой левой руки и Библией под мышкой правой, а также удлиненными передними зубами (Чесноченко устроил скандал, отстаивая свою версию). Глаза его отдавали холодом и мрачностью – один голубой, другой зеленый (компромисс между Хунхузом и Александровой). Впалые щеки покрывала трехдневная щетина а-ля Бандерас, во рту блестели железные зубы. К зловещей картине присовокупили коллективную просьбу в департамент полиции: усилить охрану Трехрублевки казачьими разъездами.
Отправив фоторобот и письмо с просьбой на личный факс директора департамента полиции Муравьева, творческие мэтры Трехрублевского шоссе с глубоким чувством исполненного долга разъехались по своим коттеджам.
Глава четырнадцатаяТелефонный секс
Окровавленный нож воткнулся прямо рядом с лицом Алисы: лезвие тесака смяло прядь волос, впечатав их в грязно-серую каменную стену. Она закричала – ее вопль эхом отозвался в предрассветном тумане. Дернувшись, женщина вырвала себе клок волос. Ноги едва слушались ее, передвигались, словно чугунные. Она слышала тяжелое дыхание убийцы, ощущала его присутствие всем позвоночником. Убийца не говорил ни слова, и от этого было еще страшнее. Ее ступни в зимних ботинках прилипали к скользкой от февральского дождя лондонской мостовой. Потеряв опору, Алиса упала на колени, чувствуя, что больше не в силах встать. Она обернулась с перекошенным в судорожных рыданиях лицом, плача от бессилия, – убийца в цилиндре и крылатке надвигался на нее, держа в руке нож с прилипшими рыжими волосами. Подойдя со спины, Джек Потрошитель стиснул ее затылок холодными, как лед, пальцами. Она уже знала, каким образом он нанесет удар – в горло, с правой стороны, чтобы потоком хлынула кровь…
Истерический визг Алисы совпал со звонком телефона возле гостиничной кровати. Взбивая одеяло ногами, она продолжала визжать на одной ноте, закрывая горло рукой. Через пару мгновений до нее дошло: вчера она уснула, сидя на постели и пытаясь дозвониться Каледину. Полную ванну воды налила, а принять ее так и не успела. Немудрено, что ей приснился Джек Потрошитель – всю неделю она думала о нем 24 часа в сутки, да и визит в музей Скотланд-Ярда с целью изучения написанных кровью писем также оказался весьма впечатляющим. Облегченно вздохнув, она вслепую зашарила по прикроватной тумбочке в поисках трубки надрывавшегося телефона.
– Алиса? – ворвался в ее ухо раздраженный голос Каледина. – Матерь божья, ну наконец-то! Звоню с полуночи – мобильный отключен, на эсэмэски не отвечаешь. Где тебя черти носят? Сколько еще я должен тебя искать?
– Не понимаю, что случилось? – спросила Алиса хриплым спросонья голосом, настраиваясь на издевательский стиль разговора с экс-мужем. – Срочно нужен телефонный секс? Должна тебе сказать, мои услуги слишком дороги для бюджетников-полицейских со скромным жалованьем.
– Меня никогда не возбуждал вокал солиста AC/DC, – усмехнулся Каледин. – А твой голос сейчас напоминает именно его – пронзительный, визгливый и хриплый. Так вот, мне очень интересно – где ты шлялась всю ночь напролет?
– Тебя это не должно волновать, – отбрила его Алиса, с наслаждением потягиваясь. – Я свободная женщина и могу делать все, что пожелаю. Например, пойти в ночной клуб, снять там трех мускулистых небритых матросов и устроить в гостиничном номере классный гэнгбэнг29.
– Да ну? – с издевкой осведомился Каледин. – Должен тебя огорчить: в Москве ночные клубы тоже никто не думал закрывать, а девушки на танцполе с ума сходят от одного вида бравых и на редкость симпатичных офицеров его величества. Кроме того, наша полногрудая соседка Нинка вовсе никуда не уехала… да и Анфиса на месте осталась…
– Ах так?! – покраснела Алиса от злости. – Открою тебе маленькую тайну, мой милый, за мной вчера активно ухаживали… ласковый сэр, не исключено, что настоящий лорд… горячо целовал мне руку, нежно подвозил до отеля, страстно смотрел в глаза… такой потрясающий мужчина, я вся разомлела…
Каледин не стал ничего говорить в ответ, а просто положил трубку. Струхнув, Алиса поняла: она разозлила его не на шутку, и теперь ситуацию надо было срочно спасать. Взяв мобильный, она снова произнесла дрогнувшим голосом «Мерзавец» – тот послушно набрал номер Каледина.
– Да, – сказал тот, ответив на звонок. Его голос не был дружелюбным, поскольку Федор впервые уяснил – некоторые сны могут сбываться.
– Извини, – поспешно пискнула Алиса. – Ты не в настроении? Я просто пошутила. Какие там танцы? Все строго официально: человек из Скотланд-Ярда, ему велено меня сопровождать. Но за этим больше ничего не стояло.
– Неужели? – прошипел Каледин. – То есть если бы у ласкового сэра это что-то, которое, по твоему мнению, БОЛЬШЕ (в чем я лично сомневаюсь), могло бы ВСТАТЬ – то сие явилось бы для тебя достаточным основанием…
– Слушай, зачем мы зря тратим время? – вскипела Алиса. – Что за придирки? Сказала уже, ничего не было. Прекрати ругаться и давай ближе к делу.
– О’кей, – непатриотично высказался Каледин. – У меня плохие новости.
– Догадываюсь, – скисла Алиса. – Маньяк убил четвертую женщину, только на этот раз оставил изуродованный труп не на улице, а у нее дома.
– Именно, – подтвердил Каледин. – Как и положено по сценарию лондонского Потрошителя. Он «выключил» хлороформом двух здоровущих охранников, пролез к жертве в спальню и взял ее тепленькой. Убийца забрал ВСЕ внутренности: похоже, по ходу дела он начинает импровизировать.
– Кто четвертая? – обреченно поинтересовалась Алиса, глядя в карманное зеркальце на свое опухшее лицо без грамма спасительной косметики.
– Писательница Смелкова, помнится, ты зачитывалась ее книгой «Казуар 22» про жизнь купеческих содержанок на Трехрублевке, – подколол Каледин. – Мне жаль, но двадцать третью часть этого романа ты не прочтешь никогда.
– Ты прав, новости ужасные, – жалко пролепетала Алиса, утерев слезу. – Умеешь испортить настроение, ничего не скажешь. Надеюсь, это все?
– Если бы… – тяжело вздохнул Каледин. – Есть целая куча других совершенно кошмарных известий, и по сравнению с ними эта – просто сюсюканье в песочнице. По правде говоря, я даже толком не знаю, с чего и начать.
– Начни с самого плохого, – подбодрила его Алиса. – Хотя я уже догадываюсь… мы поругались с Францией: теперь санитарным врачом, бароном Нисиным, запрещены к продаже французская косметика, духи и белье по причине высокого содержания в них вредных веществ?
– Нет, – с явным садизмом ответил Каледин. – Еще хуже.
– Хуже этого быть не может, – со стальной уверенностью ответила Алиса.
– А вот сейчас и проверим, – бодро начал Каледин. – Порадуйся – теперь убийца отлично осведомлен о твоем расследовании относительно ДНК Джека Потрошителя. Более того, он наверняка знает твое имя и, вполне возможно, сейчас вычисляет наш адрес, дабы наведаться с визитом. Со вчерашнего вечера я держу пистолет на столе, сняв с предохранителя.
– К-к-к… к-как это? – начала заикаться потрясенная Алиса.
– Да очень просто, – доходчиво пояснил Каледин. – Кто-то в департаменте полиции умудрился подслушать наш разговор с Муравьевым и Антиповым, после чего «слил» инфу телевизионщикам Главного канала. Не знаю, с какой целью, но, видимо, за энную сумму золотых. По горячим следам установили, звонок на ТВ был сделан из телефонной будки рядом со зданием МВД. Телевизионщики, естественно, на голубом глазу божатся: им звонили анонимно, но это безусловная фигня. Кончилось тем, что Муравьев с Антиповым назначили внутреннее расследование под грифом «секретно». Как оно идет – не знаю, источник «слива», к сожалению, пока не вычислили.
Алиса ощутила сильную потребность выпить водки. Что и говорить, ее германские предки фон Трахтенберги в России сильно обрусели, со временем приобретя все варварские привычки этой страны. Держа телефон у уха, она встала с кровати и подошла к мини-бару. Открыв дверцу и пошарив внутри холодных полочек, Алиса обнаружила парочку пятидесятиграммовых емкостей «Смирнова» – этот купец поставлял водку к императорскому двору с XIX века, и его напитки были весьма популярны за границей. Вскрыв пробку зубами, Алиса залпом высосала содержимое. Закуска не понадобилась – она по-гусарски занюхала телефоном, вдыхая запах горячей пластмассы.
– Эй, ты чего замолчала? – забеспокоился Каледин. – Все в порядке?
– Да не то слово, – прорвало Алису. – Все просто зашибись. Минуту назад мне снился сон, как за мной по переулку гонится маньяк с ножом, а теперь ты мило сообщаешь: сон в руку! Конечно, что тут может быть не в порядке! Еще раз скажешь эту идиотскую американскую фразу – убью, как собаку.
– Не нервничай так, – устало усмехнулся Каледин, усвоив, что вещие сны снятся не только ему. – Я думаю, после возвращения в Москву к тебе приставят охрану. Или ты думаешь, этот сон – спецпослание от него? Свинство, конечно, что тебя засветили. Но вспомни стиль поведения Джека Потрошителя – он ведь не зарезал следователя из Скотланд-Ярда, который вел его дело? Нет, маньяка хватило лишь на присылку экзотических писем. Согласен – хреново, но переживаемо. Кстати, как прошел твой визит в музей? Удалось ли получить доказательства, что ДНК была похищена?
В течение десяти дальнейших минут Алиса детально обрисовывала Каледину ситуацию с ДНК, музеем и посланиями, написанными чернилами из крови с имбирным пивом. Она не сомневалась, что добрый Каледин замочит ее выводами: она дура, кур ей пасти, обсмотрелась фильмов про зомби – совсем как в ту ночь, когда они спорили по поводу совпадения ДНК. К ее удивлению, Каледин тускло заявил: он с ней совершенно согласен. И чеканными фразами поведал о «прелестях», обнаруженных этой ночью в Интернете, – серийные убийства женщин в стиле Потрошителя происходят в Европе каждые двадцать лет начиная с… 1608 года. По мере мрачного рассказа сердце Алисы преисполнилось таким волнением, что она опустошила второго «Смирнова». Информация Каледина была еще хуже, чем сходство ДНК двух убийц, поскольку она доказывала – Потрошитель был жив задолго до кровавых лондонских событий осенью 1888 года. Голова закружилась то ли от шока, то ли от выпитых на голодный желудок ста граммов смирновской водки. Не колеблясь, Алиса полезла за третьей бутылочкой, однако «беленькая» в мини-баре предательски закончилась.
– И что ты собираешься делать? – спросила она, вываливая содержимое мини-бара на пол. – Оформишь как доклад и положишь на стол Муравьеву?
– Не знаю, – откровенно признался Каледин. – Есть навязчивая мысль: если я озвучу это начальству, за мной приедут в чудной белой карете с вежливым персоналом. Муравьев попросту сочтет, что мы одновременно рехнулись на почве тяжелой работы. Да на его месте я и сам бы так решил. Поэтому я хотел для начала посоветоваться с тобой. Хотя это в принципе не главное…
– А что главное? – похолодела Алиса.
– Я действительно схожу с ума, – без тени усмешки произнес Каледин. – После того как я выстроил последовательность убийств а-ля Потрошитель за последние четыреста лет, мне пришло в голову – а не копнуть ли еще глубже? Ну я и копнул… и в результате раскопал ТАКОЕ, что даже не решаюсь тебе сказать. Ты меня отправишь в психушку на всю жизнь и заберешь себе квартиру.
Алису замутило от неприятного предчувствия…
– Я верю всему, – сказала она. – Если ты обнаружил, что Потрошитель – это воскресший Ленин, я не буду возражать. Сама уже на грани помешательства.
– На деле все гораздо хуже, – мило сообщил Каледин. – И если я действительно прав, то мы сильно пожалеем, что ввязались в это дело…
– Не томи, – замороженным тоном попросила Алиса.
– Как скажешь, – согласился Каледин.
Он откашлялся и начал подробно, вдумчиво рассказывать…
Глава пятнадцатая«Пожиратели душ»
– Когда я глубокой ночью шарился в Интернете по поводу статистики серийных убийств женщин в других городах, меня неожиданно пробила мысль: а что, если Потрошитель не просто серийный маньяк, каких в нашем мире обитают сотни? Что, если он, убивая свои жертвы, делал это вовсе не ради удовольствия, а выполнял известный ему одному особый ритуал? Эту тему никто и никогда не разрабатывал, в том числе и Скотланд-Ярд. Бегающий за бабами сексуальный маньяк с ножом был для криминальной полиции и привычнее, и понятнее. Объяснять придется долго, поэтому я начну издалека, ладно? Если начнешь засыпать, попробуй себя ущипнуть.
Около 1200 лет до Рождества Христова на Ближний Восток из недр Центральной Африки пришли загадочные люди, основав на выжженных солнцем землях свои города. Точнее, говорили, что этот народ родом из Африки, на самом деле точно неизвестно, кто они и откуда появились, они словно вылезли из песка посреди пустыни. Исторические сведения о происхождении пришельцев расходятся, но в Библии сказано: их предками были Ханаан и Хам, первоначально их так и именовали – «хананеяне», название «финикияне» появилось значительно позже. Финикия в мгновение ока стала богатым и могущественным государством. Финикийские мореплаватели первыми обогнули Африку на хлипких суденышках того времени, а их торговцы плавали по всему миру, строя новые города и воздвигая в них величественные храмы… Один лишь вид финикийских богов наводил ужас на другие племена, о чем писал «отец истории» Геродот: боги эти были кровожадны и сильны, они не терпели даже малейшего ослушания. Регулярно им приносились человеческие жертвы, и народы завистливо шептались: именно благодаря этому покровительству и удачливы в делах, и богаты финикийцы – куда их не ткни, растут, словно плодоносящая пальма.
А еще через четыреста лет после появления поселенцев на библейской земле вдова финикийского царя по имени Дидона, приплыв в Северную Африку, основала там очередную колонию – Карфаген. Очень скоро, как и прочие финикийские города, он распух от золота, оно лилось в его казну нескончаемым потоком. Карфагенские купцы торговали рабами, пурпуром, тканями – наверное, не было ни единого товара, который не прошел бы через их рынки. Владения Карфагена простирались от Испании до Египта, карфагенянам принадлежали острова Сардиния и Корсика, они успешно воевали с Нубией, копья их воинов угрожали предместьям самого Рима.
Античные путешественники описывают Карфаген как чрезвычайно помпезный и роскошный город, полный вычурных зданий с колоннами, улиц, по которым движутся слоны в дорогой сбруе, площадей с лавками богатых купцов и зловещих храмов, сплошь залитых кровью жертв. Вот на храмах я хотел бы остановиться особо. Как и в остальных владениях Финикии, главным божеством Карфагена считался Баал-Хаммон – гигант с телом человека и головой быка, его торс покоился на восьми уродливых паучьих ногах. Он являлся одновременно богом Солнца и богом плодородия – именно он давал карфагенянам урожай хлеба, щедро проливал воду с небес, не давая им умереть с голоду. В знак благодарности Баал-Хаммону приносились в жертву лучшие люди, ему отдавали самое дорогое – сыновей-первенцев. В полой металлической статуе с бычьей головой возжигали огонь и бросали тельца умерщвленных детей прямо в пламя. Этого ритуала не мог избежать никто, даже самые богатые и знатные люди города. Знаменитый военачальник Гамилькар подменил своего малолетнего сына ребенком-рабом, и того принесли в жертву Баалу. Позднее спасшийся сын стал великим полководцем Ганнибалом, бросившим боевых слонов через Альпы на Рим. Жрецы Баала и сами были в статусе «младших божеств», они жили богаче, чем самые могущественные люди в Карфагене, их смертельно боялись в каждой семье. Жрецы могли забрать любого горожанина и сжечь его на алтаре Баал-Хаммона. Но даже среди этих полубогов существовала элита, прослойка из трех человек – им беспрекословно подчинялись сами жрецы. Считалось, что в жилах этих людей течет кровь бога Баала. Все трое носили на лицах золотые маски, никогда не снимая. Однако самое главное: они всегда были молоды. Средний возраст людей в масках составлял двадцать лет, ни годом больше. Прочие жрецы культа Баала старились и умирали, но трое высших покровителей оставались в расцвете молодости. Им не было известно, что такое старость или смерть. Этой тройке в масках тоже приносили персональные жертвы. Раз в двадцать лет к алтарю приводили восемнадцать женщин и девушек – ровно по шесть на каждого высшего жреца. И когда двери алтаря Баал-Хаммона закрывались, никто не знал, что случалось с девушками: они исчезали навсегда. Жители Карфагена верили, что трое жрецов пожирают девичьи души, высасывая их жизненную силу и тем самым обеспечивая себе ВЕЧНУЮ МОЛОДОСТЬ. Так это или нет, но время шло, а три повелителя храма Баал-Хаммона не старели. Никогда.
«Пожиратели душ» не покидали пределов алтаря, а властители Карфагена, которые наверняка жаждали заполучить рецепт вечной молодости, боялись даже намекнуть им на это: ведь жрецов охранял сам Баал-Хаммон. Мы теперь смеемся над языческими божками, нам забавно: ах, эти придурки поклонялись человеку с головой быка и паучьими ногами, и никто из нас даже не подумает: а откуда взялись наши нынешние страхи перед «царством тьмы»? Баал-Хаммон воплощал вселенское зло, пожирая тысячи человеческих детей, продавая людям богатство за их же кровь. Ничего не напоминает? Между прочим, одно из многочисленных имен Баала – Баал-Зебул, именно от него произошло известное слово «Вельзевул», обозначающее Дьявола. Он и есть Дьявол, как я его понимаю, а вовсе не какой-то бледный козлик, образ которого навязывает церковь. Существовал ли вообще когда-нибудь такой Дьявол, каким его описывает нам Библия? Этого мы не знаем. Зато залитый жертвенной кровью бог Баал всегда присутствовал в разных ипостасях. Добро не надо ублажать, оно поможет тебе просто так. Зло же требует в жертву кровь, за это оно дает тебе то, что невозможно приобрести другим путем. Золото и славу.
Однако в 146 году до Рождества Христова Карфаген пал. Римские центурии взяли его штурмом, несмотря на сотни младенцев, сожженных жрецами в раскаленном чреве Баал-Хаммона, которого жители умоляли о чуде. Идол не услышал их и не принял жертвы. Согласно постановлению римского Сената город должен был быть полностью уничтожен. Римляне срыли укрепления, разрушили стены, сровняли здания с землей, а карфагенян поголовно продали в рабство. Храмы исчезли в пламени пожарищ, в том числе и центр религии Карфагена – главное святилище Баал-Хаммона. Его жрецы попытались помешать чужеземцам сжечь здание, но были зарублены римскими солдатами. Тройка «пожирателей душ» отказалась покинуть мраморную келью, где находился алтарь. По приказу центуриона Луция Септимия здание было подожжено. Колонны упали, и крыша рухнула, заживо похоронив под собой последних приверженцев кровавого культа человека-быка. Землю, на которой стоял Карфаген, посыпали солью, чтобы на ней уже никогда ничего не росло. С тех пор через это место прошло много завоевателей – на смену римлянам явились вандалы короля Гензериха, их сменили византийцы, затем прочно обосновались арабы. В 1270 году французский король Людовик IX (позднее получивший прозвище Святой) предпринял Восьмой крестовый поход в Тунис против сарацин. В его войске находилась особая сотня рыцарей, посланная королем Неаполя Карлом Анжуйским. Неаполитанский венценосец был большим любителем античных древностей в отличие от других монархов того времени, интересовавшихся лишь возможностью хорошо пожрать и выпить. Эти-то рыцари, руководствуясь отрывочными сведениями из римских библиотек, и раскопали подземелье с остатками кровавого храма Баал-Хаммона. К их разочарованию, они не нашли ничего, кроме черепа с длинными волосами и шести каменных табличек, украшенных «дьявольскими» письменами. Крестоносцев в Тунисе поразила бубонная чума, Людовик Святой умер, часть войска бежала, часть попала в плен к сарацинам. Хотя неаполитанцы благополучно прибыли домой, король не наградил их, а отругал за непонятный череп и таблички. Они пылились в его личном архиве, пока в 1308 году внук Карла Анжуйского – Карл Роберт не сел на венгерский трон по просьбе собрания местных баронов. Вместе с ним из Неаполя в венгерскую столицу уехал целый «поезд» из груженных доверху возов и карет. В качестве «приданого» будущему королю впихнули череп и каменные таблички – надо же было освободить переполненные архивные полки. Придворные венгерские ученые бились над возможностью расшифровать финикийскую клинопись, но потерпели неудачу. В 1541 году во время штурма турками Будапешта архив сгорел, с тех пор оригиналы табличек «пожирателей душ» считаются утерянными. В архивных бумагах остались только их копии.
– К чему ты вообще мне все это рассказываешь хрен знает сколько времени, я не могу понять? – буркнула Алиса, порядочно уставшая от длительного повествования, еще с начала беседы ей ужасно хотелось в туалет. – Знаешь, это похоже на старый анекдот: «Дедушка, почему тут дерьмо лежит?» – «Слушай, сынок. Много лет назад красивая девушка полюбила гордого юношу – она была богата, а он беден. Злые родители не хотели их свадьбы, и тогда они пришли сюда, взялись за руки и бросились в реку с высокого утеса». – «А дерьмо-то откуда?» – «А, это… да просто нагадил кто-то». Я тебе благодарна за подробный экскурс в историю Карфагена в восьмом часу утра, но, видимо, ты перечитал опусов Дэна Брауна на ночь. Какое отношение вообще имеет Баал-Хаммон к Джеку Потрошителю?
– В 1802 году немецкий ученый Георг-Фридрих Гротенфенд расшифровал финикийские иероглифы, – бубнил Каледин, не обращая внимания на язвительную отповедь. – Тогда и стало возможным прочитать надписи на каменных табличках. Переводы и комментарии к ним были изданы отдельной книгой на пергаменте. Один экземпляр подарили австрийскому императору Францу – сейчас она находится в Венском историческом музее. На его сайте я и нашел перевод клинописи на английском. Правда, в общий доступ выложена лишь та часть информации, которую содержали три таблички из храма Баал-Хаммона, за остальными придется ехать в Вену.
«Знай – чем больше ужаса наполнит дрожащее сердце ларца, тем больше мощи впитают в себя священные артефакты. Зажги пять свечей в честь пяти ларцов, вознеси ввысь острый клинок, ударь с правой стороны перед лицом Господина своего, Баал-Хаммона, не оставь ни капли бальзама в трепещущих жилах. Опустоши ларец полностью, сделай емкость первозданной, подобно дну драгоценного сосуда. Вынь левую почку из первого ларца, прикоснись к ней зубами и возложи на печать Баала. Достань еще бьющимся сердце из второго ларца, прикоснись к нему лбом и возложи на печать Баала. И возьми в свои руки содержимое третьего ларца – то, откуда рождается вся жизнь на Земле: прикоснись устами и возложи на печать Баала. Да лежат они там два дня, и да снизойдет на них вся сила священной Луны. Принеси три ларца в лунную ночь под предрассветные звезды, дабы полностью отдать их нежную прелесть слабеющей Луне, а два следующих ларца защити крышей. Всем ларцам придай вид печати всемогущего Господина. Одну половину почки брось у левого плеча, а другую – у левой щиколотки. Печень вложи в правую руку; правую же почку, оба легких и желудок положи рядом с разных сторон – так, чтобы составляли они ровный круг. Рассеки перси и зажми их ароматную плоть в пальцах левой руки ларца. На лбу обозначь дар Баал-Хаммону – кусочек из верхней части сердца. В ночь полной Луны, когда вскроешь четвертый ларец, сделай купель: оботрись бальзамом трижды и выйди из нее преображенным. Не смывая благословенный бальзам, найди уединенное место и соединись мыслями с Господином своим. И тогда в благодарность за щедрые дары Баал-Хаммон позволит тебе продолжить твой путь…»
– Дома у Смелковой убийца сел в ванну и обмазался кровью жертвы как раз в полнолуние, – монотонно трещал Каледин, – так, как ты мажешься кремом на ночь – не спеша, обстоятельно и с удовольствием, – я подглядывал после развода парочку раз. Этот человек уже завершает цикл. Скоро он сбросит старую кожу, словно змея. На каменных табличках – запись обряда «пожирателей душ». Обряда, благодаря которому они получали от тел мертвых девушек то, что хотели, – ВЕЧНУЮ МОЛОДОСТЬ. Джек Потрошитель режет женщин не из любви к смерти, как ты и предполагала в самом начале. Помнишь? «Похоже, для него уличные убийства – как обыденная работа: он делает это, потому что должен делать». Все верно, это и есть его работа – ритуальное жертвоприношение Баал-Хаммону.
Алиса беззвучно открывала рот, не будучи в состоянии произнести ни единого слова, ее мозг был готов взорваться. Никаких сомнений не осталось: убийца из Москвы и убийца из Лондона – один и тот же человек.
– У тебя в номере wifi есть? – поинтересовался Каледин. – Вруби свой «наладонник», плиз. Сейчас перешлю на почту кое-что интересное.
Послушно включив КПК (или, точнее, «карманный компьютер»), Алиса сразу обнаружила присланное изображение. «Кликнув», она увеличила картинку вдвое. Идеальный круг, в центре которого – восьмиконечная звезда с лучами, расходящимися в разные стороны. Сверху слева – полумесяц, сверху справа – солнце. В середине звезды – бычья голова, держащая в пасти человеческий череп. По всему кругу – пять черепов и пять сердец.
– Это бронзовая печать Баал-Хаммона из музея в ливанском городе Тир, где было самое первое поселение финикийцев, – царапнул ухо ледяной голос Каледина. – А теперь открой второе письмо, там будет еще интереснее.
Немедленно заглянув в e-mail, Алиса увидела снимок, сделанный цифровым фотоаппаратом с наклоном – с таким умыслом, чтобы были заметны легкие царапины, оставленные на лакированном паркете при составлении некоего рисунка. Сам рисунок уже стерли, но даже мимолетного взгляда на фото было достаточно – царапины составляли идеально ровный круг: как в той самой печати Баал-Хаммона в предыдущем письме.
– Снимок сделан утром в спальне госпожи Смелковой, – дыхнул в трубку Каледин. – Надеюсь, больше мне уже ничего не надо доказывать?
– Ты считаешь, это один из тех троих – выживший жрец главного храма Баал-Хаммона в Карфагене? – спросила Алиса умирающим голосом.
– Нет, – спокойно ответил Каледин. – Я считаю, это тот, кто похитил каменные таблички с клинописью из королевского архива Венгрии, либо тот, кто впоследствии купил их у воров. Каким-то образом, в отличие от целой дивизии средневековых ученых, он смог расшифровать содержавшуюся на них информацию о жертвоприношениях «пожирателей душ». Ход мыслей открывателя секрета табличек угадывать не надо – кто в нашем мире не желает вечной молодости? Как я сказал, сайт архива содержал перевод только части табличек. Времени в обрез. Нам нужно срочно узнать, какие слова высечены на остальных камнях. Полный перевод есть в книге, подаренной кайзеру Францу, у них наверняка имеется копия на английском. Езжай в аэропорт и первым же самолетом лети в Вену. Рад бы присоединиться, но начальство меня не отпустит – тут после убийства Смелковой творится полярный песец. Нам же нужно остановить эту сволочь, пока он снова не испарится на двадцать лет. Ему осталось убить последнюю девушку. Потом этот парень исчезнет, а мы даже лица его не знаем.
– Хорошо, я все поняла, – простонала Алиса, из головы которой вылетели сон и хмель. – Срочно одеваюсь, беру такси и еду в аэропорт.
Нагнувшись, она схватилась за спутанную пену розовых кружев на полу, с трудом пытаясь разобраться, где находятся стринги, а где лифчик.
– Так ты голая? – оживился Каледин. – Замутим че-нить по телефону?
– Ты после работы, – безжалостно отрезала Алиса. – Уснешь в процессе, а мне секса в стиле «ты давай кончай, а я пойду покурю» даром не надо.
– Ладно, – скис Каледин. – Хрен с тобой, давай целуй на счастье.
Алиса издала в трубку чмокающий звук.
– Славно, – воодушевился Каледин. – А минет на счастье тоже можно?
– Размечтался! – отвергла эротические притязания экс-супруга Алиса, нащупав трусики. – Потрахаться тебе не завернуть в подарочную упаковку?
– Все, как всегда, – взгрустнул Каледин. – Ну и хрен с тобой – главное, я хотя бы попытался. О, кстати! Забыл тебе одну важную вещь сказать…
В этот момент связь прервалась. Алиса набрала Каледина несколько раз подряд, но его телефон упорно молчал. Времени на дозвон больше не было. Пожав плечами, она сбегала в туалет, поспешно приняла горячий душ и начала одеваться с космической скоростью, вспомнив навыки гимназической юности: однажды некстати вернувшаяся с работы муттер застала ее в постели с учеником Калединым за активным тестированием «Камасутры».
«Перезвонит, – флегматично решила Алиса. – Ничего, не переломится». Образ ужасного человека-быка перебил испуг от страшного сна и плохой новости – она больше не думала, что убийца может ее преследовать.
…Убийца тоже не думал об Алисе. В этот момент он стоял в центре города в жестокой утренней пробке, опаздывая на работу, на плече саднила царапина от пули из «парабеллума». Машины вокруг него ползли, подобно большим черепахам, но водитель перекрашенной «мазды» не испытывал и капли раздражения, даже смыв бальзам, он чувствовал себя превосходно. Дорога просто мертва, можно позволить себе помедитировать, не погружаясь в транс до обычной глубины, – немножко, всего лишь несколько секунд. Положив руки на руль, он расслабился, засыпая, его мускулы размякли, голова склонилась набок. Сквозь наступающую дремотную мглу он снова видел покрытого кровью жертв могущественного Баал-Хаммона в блеске пламени и сиянии звезд, потрясающего огромными рогами, восседающего на импровизированном троне из сожженных и обезглавленных ларцов. Из бурой массы торчали скрюченные пальцы, виднелись раскрытые в агонии рты. Внезапно бушующее пламя исчезло – на морду Баала упал мягкий лунный свет. Убийца упал на колени, торопливо шепча финикийские фразы покорности. Жестокий Баал был лишь посредником, пропускающим звеном к тому, с кем у него была назначена интимная встреча после купели.
За мохнатой спиной Баала, колеблясь в свете Луны, возникла чья-то тень…