Чеширский доставил их прямо к порогу Гусеницы. Только оказавшись у цели, Алиса расхотела приближаться к этой двери. В таком уродливом строении мог обитать только сумасшедший.
«Тесак тоже сумасшедший, – мелькнула мысль. – Да. Но он не злой», – возразила она самой себе.
Интересно, почему она подумала про «зло». Здание было кривым и причудливым, но не обязательно обителью зла. Вот только ее все не покидало дурное предчувствие, такое же, как в трактире Нелл и Гарри, ощущение чего-то недоброго впереди и желание развернуться и бежать прочь, пока не поздно.
Она заметила, что Тесак тоже колеблется.
– Здесь что-то не так, да?
– Да, – подтвердил он, – но деваться некуда. Чеширский сказал, что Гусеница может знать о клинке.
– А еще Чеширский пытался нас убить ради потехи. С чего нам доверять его словам?
– Потому что у нас нет выбора, – ответил Тесак.
Алиса и Тесак подошли к двери дома. Тесак распахнул ее, и она отворилась со скрипом, как в сказочном доме с привидениями. Они оказались в пыльном, затхлом коридоре, куда выходило еще несколько дверей. В самом коридоре не было ни души, и, судя по всему, за этими дверями тоже.
Тесак выхватил из-под полы топор, а Алиса даже не заметила, когда успела достать нож. Они осторожно двинулись вперед, и тут входная дверь с резким стуком захлопнулась у них за спиной.
Алиса подергала ручку и лишь подтвердила свои подозрения.
– Не открывается, – сообщила она.
Ей бы испугаться, но она только разозлилась – на Чеширского за то, что направил их сюда, и на себя с Тесаком за то, что ему доверились.
Но злость не поможет им выпутаться, зато встреча с Гусеницей – вполне вероятно, хотя Алиса не была уверена, знает ли он что-нибудь о клинке, о котором упоминал Чеширский. Она вообще не верила в существование подобного оружия, зато подозревала, что Чеширский послал их сюда, преследуя какую-то личную выгоду.
– Давай проверим двери, какая-нибудь да откроется, ведь должен же Гусеница как-то проворачивать свои делишки.
О его бизнесе тоже думать не хотелось, но от этого никуда не деться. Он торговал девушками, значит клиентам как-то надо было попадать внутрь и выходить обратно. Не может же такого быть, чтобы отсюда никто не выходил – как бы Гусеница зарабатывал без состоятельных клиентов?
Тесак проверил ближайшую дверь справа. Она оказалась заперта, как и та, что слева, которую попробовала открыть Алиса. Они тщательно осмотрели весь коридор до самой последней двери, тоже запертой.
– И что теперь? – спросила Алиса.
Она не собиралась вечно торчать в этом грязном коридоре.
Уловив краем глаза какое-то движение, Алиса вздрогнула и шарахнулась прочь, разглядев здоровенную сороконожку, просто омерзительно огромную, в полруки длиной и толщиной со змейку, такие водились среди цветов в мамином саду.
Тесак проследил за ее взглядом.
– Они не кусаются.
– Откуда ты знаешь? – возразила Алиса. – Розы вроде тоже не должны хватать людей и пытаться их прикончить.
Она проследила за уползающей сороконожкой. Та юркнула под дверцу, которую Алиса сразу и не заметила, потому что притолока находилась ниже ее колена. Сама дверца была выкрашена в ядовито-красный цвет, а крохотная ручка – в золотистый. Алиса едва ухватила ее двумя пальцами.
– Ты же не считаешь, что Гусеница и впрямь гусеница? – спросила Алиса, глядя на Тесака.
Тот пожал плечами.
– Если в мире бывают Бармаглоты, то почему бы и нет?
«Вот она, типичная логика Тесака», – подумала Алиса.
Из-за открывшейся дверцы послышался шум и потянуло дымом. Алиса наклонилась, чтобы заглянуть в дверной проем.
Обзор загораживали чьи-то сапоги, обвитые весьма изящными босыми дамскими ножками с нежно-розовыми ноготками. Кто-то наяривал на пианино, так отчаянно фальшивя, что у Алисы заныли зубы. Потом сапоги вместе с ножками шагнули в сторону, открывая обзор.
За маленькой дверью оказалась весьма просторная комната со столиками. За ними сидели мужчины и, судя по всему, наблюдали за чем-то, чего Алисе не было видно. Некоторые были в компании женщин, и от того, что они с ними вытворяли, Алиса с содроганием отвернулась. Приличным людям не пристало заниматься такими делами при посторонних.
Тесак слегка пихнул ее в бок, чтобы дала ему поглядеть, и Алиса охотно уступила место – хватит с нее, насмотрелась уже.
Он встал.
– Ничего не поделаешь, придется туда войти.
Тысячи возражений вертелись у нее на языке, но он заранее отмел их все, предостерегающе покачав головой.
– Из всех дверей открылась только эта. Я мог бы взломать другие, в больнице как-никак из палаты выбрался, но, по-моему, лучше не надо.
– А как надо, Тес, откуда же нам знать? – вздохнула Алиса, сползая по стене. – Стоит только замешкаться, чтобы с кем-то поговорить или перевести дух, как меня хватает работорговец, или бандит набрасывается на нас обоих. Мы пришли сюда по совету Чеширского, но пока толку от него было немного.
– Он не просто нас направил, а еще и позаботился, чтоб мы добрались, – сказал Тесак. – Алиса, я умею двигаться только в одну сторону – вперед. Возвращаться и начинать все сначала не умею, да и вряд ли нам это поможет. Наше прошлое – палаты в психушке и вечный дурман от порошков, а здесь мы хотя бы на свободе.
– Мы не свободны. Мы опять пляшем под чью-то дудку, – тихонько ответила она.
Тесак порылся в мешке и вытащил пирожное, которое показывал Алисе раньше – оно осталось нетронутым, словно только что поданное к столу из печи.
«А должно бы раскрошиться, – подумала Алиса. – В этом мешке его бы в труху перемололо».
– Вот что дал нам Чеширский, – повторил Тесак. – Он прислал нас сюда и зачем-то дал пирожное.
– Может, его надо Гусенице передать? – предположила Алиса.
– Нет, ты прекрасно знаешь, оно не для него.
Алиса понимала, к чему клонит Тесак, но есть это пирожное совсем не хотелось.
– А вдруг отравимся? – заупрямилась она.
– Алиса, тебе моя бабушка говорила, что я ясновидящий, – напомнил Тесак.
Она нахмурилась.
– Хочешь сказать, твой дар подсказывает, что надо съесть пирожное Чеширского?
– Да ну, нет, – признался Тесак. – Просто хотел тебя убедить, чтобы ты не спорила.
– Тес, а ведь это у меня возникло плохое предчувствие тогда, в трактире, а не у тебя, – возразила Алиса. – Почему же мы должны доверять твоему чутью больше, чем моему?
Она не успела ему помешать, потому что безоговорочно доверяла и даже мысли не допускала о том, что он может ее обидеть. Но тут он вскинул руку, и не успела она опомниться, как кусок пирожного оказался во рту и проскользнул в горло.
– Ах ты… – начала она.
Но вдруг голова пошла кругом, все завертелось, закружилось, словно ее затянуло в водоворот. Придя в себя, она оказалась вместе с ухмыляющимся Тесаком перед той самой красной дверцей.
– Ну погоди, вот попадется опять та сороконожка, скормлю тебя ей, – пригрозила Алиса.
Она открыла дверь, теперь дверная ручка пришлась как раз впору – и решительно шагнула через порог, едва не угодив под начищенные до блеска мужские туфли, Тесак едва успел оттащить ее в сторону. Алиса с Тесаком прижались к стене, пока никто из праздной толпы их не заметил.
– И что теперь? – прошипела она. – Мы никуда не попадем, пока мы размером с букашку.
Он выудил из мешка и протянул ей бутылочку с розовой розой на этикетке и розовой жидкостью внутри. Алиса вздохнула. Ей хотелось спросить, с чего Тесак взял, что от этого зелья они станут прежнего роста, или почему он действует с такой уверенностью. Но даже если ему докучать расспросами, он все равно придумает, как ее напоить из этой бутылочки. Теперь-то она это знала.
А еще она знала, что, хоть он и любил ее, полного доверия между ними не было.
«Алиса, он же убийца. С чего ты вообще решила, что ему можно доверять?»
Он терпеливо ждал с бутылочкой в руке.
Она взяла ее и вытащила пробку. На вкус жидкость напоминала розовые лепестки, и Алиса уже собралась ее выплюнуть, но та, словно сопротивляясь, успела проскользнуть в горло и оказалась в желудке.
Перед глазами все опять закружилось, и Тесак тут же выхватил у нее бутылочку. На этот раз она почувствовала, как мышцы с треском обтягивают кости, как стремительно увеличиваются руки и ноги.
Никто, казалось, не удивился их внезапному появлению. Никто не обратил на это ни малейшего внимания.
Теперь, когда они подросли, Алиса увидела, что же разглядывали остальные. В комнате было установлено несколько помостов, окруженных стеклянными стенами, образующими как бы маленькие комнаты.
В них находились обнаженные девушки с крыльями как у бабочек. Девицы извивались на залитых ярким светом платформах, принимая всевозможные непристойные позы и раззадоривая публику. Откуда исходил этот свет, было непонятно, в комнате царил полумрак.
Алиса поморщилась от висевшего в воздухе густого дыма – здесь пахло не знакомым с детства табаком, а чем-то пряным и даже сладковатым.
Позирующими «бабочками» любовались не все, у некоторых на коленях сидели обнаженные женщины с искусно вытатуированными крыльями на спинах и не менее замысловатыми рисунками на веках и щеках. Одни клиенты просто тискали своих партнерш, другие вовсю наяривали у них между ног прямо при всех, разложив на столе.
Алиса не знала, куда девать глаза и, крепко стиснув кулаки, уставилась себе под ноги. Вокруг творилось что-то жуткое, просто кошмар. Женщины громко стонали, будто от удовольствия, но разве такое возможно? Что может быть приятного, когда их так мучают, используют и оставляют ждать следующего клиента?
(«Она кричит, и горячая кровь сбегает по ее ногам, она пытается оттолкнуть его, но он сильнее, намного сильнее»). Кто-то тронул ее за плечо, она оглянулась и увидела миниатюрную девушку невысокого роста. Она взяла Алису за руку и потянула к своей необъятной груди.
– Ты, я вижу, скромник, – сказала девица, массируя грудь Алисиной рукой и поблескивая в сумраке нарисованными на лице узорами. – Не робей. Пойдем со мной. Я умею обращаться с такими скромнягами.