– Может быть, – ответил Тесак. – Неважно, кто будет у власти, люди постараются приспособиться. Другого выхода просто нет.
И правда, подумала Алиса. Такие как Нелл и Гарри, и даже бедная дуреха Долли, что-то создавали в городе – трактир, книжную лавку, телегу с картошкой – и день за днем над этим трудились, надеясь на лучшее. Они видели окружающую нищету, понимали, что каждый день рискуют, просто выбираясь из постели, но все-таки не теряли надежды – на успех, на счастье, на светлое будущее. Другого выбора не было. Если бы они захотели сбежать из Старого города, их бы поймали солдаты, патрулирующие Новый город, и завернули назад. Из города не выпускали. Никого.
– Тесак, а почему из города нельзя выйти? – спросила Алиса.
– Потому что министрам и авторитетам нужно из кого-то кровь сосать, кем-то помыкать, – объяснил Тесак. – Думаешь, здесь кто-нибудь остался бы по своей воле?
– Конечно, нет, – согласилась Алиса. – Вряд ли такие найдутся.
– И останутся важные шишки на бобах, без своих капиталов, и даже шпынять будет некого. А знаешь, чем это кончится? Они просто подыщут какой-нибудь другой город, но на этот раз позаботятся, чтобы никто не сбежал. Они всегда выкрутятся. Таким, как они обязательно надо об кого-то ноги вытирать, иначе жизнь не мила.
– Наверное, там так здорово. В смысле, за городом, – мечтательно предположила Алиса. – Я имею в виду, вне города. Она думала о девушках, которые ушли за Кубышкой, и надеялась, что они бегают босиком по траве на солнышке и смеются. Приятно надеяться, что хоть кто-то радуется жизни, даже если у самой не получается.
Улицы слегка оживились, хоть и не так, как раньше («пока не было Бармаглота»), Алисе с Тесаком изредка встречались горожане, занятые своими темными делишками. Порядочные сидели дома. «Интересно, – думала Алиса, – где же сейчас Бармаглот, и что будет делать правительство, если он не оставит в городе ни единой живой души».
– Скорее всего, удерут на воздушном корабле, – пробормотала Алиса.
В детстве она считала министров самыми чудесными людьми на свете. Ведь на День дарения они преподносили всем детям подарки, гладили по головке и уверяли, что те вырастут достойными гражданами. Тогда Алиса не понимала, что им интересны только чистенькие, богатенькие детки из Нового города. Не понимала, что влиятельных людей интересует только власть, а не добрые дела.
Выбравшись из больницы, она узнала про этот мир так много, что иногда хотелось все это забыть. Меньше знаешь – крепче спишь, порой лучше не видеть изнанку этого мира.
Тесак то ли не расслышал, то ли не обратил внимания на ее бормотание. Он стремился к своей цели и не собирался отвлекаться на путаные размышления Алисы.
И вот они пришли.
Столько лет Кролик преследовал ее во сне, а проснувшись, она старалась о нем забыть, надеялась, что он просто плод ее воображения, и вот вернулась туда, где все это началось.
Вид был довольно невзрачный.
На поверхности даже не было строения, только ровный участок земли, к которому с улицы вниз вели каменные ступеньки, оканчивающиеся у двери с парой охранников самого серьезного вида.
Они не сдвинулись с места, словно им не было никакого дела до появившихся у лестницы Алисы и Тесака, но Алиса поняла, что их заметили.
– Ну конечно. Какой же это кролик без норы под землей, – сказала Алиса.
– Насколько я помню, так и есть, – согласился Тесак. – Там столько коридоров, закутков, запросто заблудишься.
– Да, похоже на то, – заметила Алиса и широко открыла глаза. – Тесак, я вспомнила. Вспомнила, как бежала по коридорам, натыкаясь на людей, меня хотели схватить, но я вырывалась и бежала дальше. Они не могли меня задержать, они были так ошарашены.
– Чем же? – спросил Тесак.
Алиса крепко зажмурилась и будто снова очутилась в прежнем теле той шестнадцатилетней девчонки.
«Она бежит, едва переводя дух, спотыкаясь от боли в ногах и между ними, с окровавленной щекой, чувствуя, как горячие капли стекают по шее на плечо и грудь. Бежит босиком, путаясь в изорванном подоле платья, но в руке сжимает нож, с наколотым на острие голубовато-зеленым глазом, тот самый нож, который он так неосторожно бросил рядом».
– У меня в руках был его глаз, – пояснила она, поднимая веки. – Все были потрясены, даже бывалые солдаты, к тому же я была вся в крови, в основном своей, но они-то этого не знали. У него много верных слуг, не то что у Моржа, ему служат не ради денег или возможности поиздеваться над другими, его любят, хоть и непонятно за что.
– Они его любили, поэтому кинулись к нему. И это тебя спасло, – сказал Тесак. – Они побежали узнать, жив ли он.
– У меня вся рука была в крови, и нож тоже, – медленно вспоминала Алиса. – Его нож, который всегда был при нем. Завидев этот нож, они решили, что хозяин умер.
«Он зажмуривается от удовольствия и запрокидывает голову.
Ее пальцы смыкаются на рукояти, обхватывают ее. Алиса ударяет его в спину, еще и еще, и вдруг под лезвием лопается что-то плотное и упругое. Взревев от боли, он вытаращивает глаза, и тут она вонзает лезвие в левый, а потом рвет на себя. Льется кровь, но он все еще лежит сверху. Она пинает его и брыкается, пока он не сползает с матраса, извиваясь и зажимая глазницу ладонью. Алиса скатывается с кровати на пол, но Кролик успевает полоснуть ее по лицу вторым ножом, припасенным за голенищем, ведь он даже не снял сапоги.
Она с трудом поднимается на ноги, крепко стиснув нож, чтобы не выронить, и под истошные вопли Кролика бросается прочь, навстречу бегущим к нему. Ее пытаются схватить, но она, вся скользкая от крови, вырывается и бежит, бежит, уворачиваясь, пригибаясь, ускользая, и наконец оказывается на улице, где за ней уже никто не гонится.
Но она все не останавливается, и встречные шарахаются в стороны, завидев ее безумное лицо, окровавленное платье и глаз на кончике ножа, что она сжимает в руке. Она бежит, пока не выдыхается, пока не добирается до границы Нового города, и бросает нож в реку. Вода вокруг него бурлит, вскипает, такая ядовитая, что и лезвие, и ручка, и глаз растворяются. И тут Алиса падает на берег и засыпает».
– Теперь ты все вспомнила, – сказал Тесак, и это был не вопрос.
– Да, – согласилась она. У нее уже не осталось слез оплакивать того ребенка, каким она была раньше. – Примерно этого и следовало ожидать. Кроме моего побега. Вот этого не ожидал никто.
Дверь внизу открылась, и на пороге появилась женщина. Она что-то тихо сказала солдатам, и те скрылись внутри. В таком заведении Алиса ожидала встретить женщин совсем другого сорта, вроде тех, что танцевали перед улюлюкающими завсегдатаями в притоне Гусеницы. А эта была сгорбленная от старости или жизненных тягот, со свинцово-серыми волосами, как глаза у Тесака, в серой шали поверх серого платья, она семенила мелкими шажками. Всем своим видом она напоминала здоровенную мышь. И тут она уставилась на Алису, сверкнув глазами на узком, изрытом морщинами лице.
– Дор? – ахнула Алиса.
Уж чего только она не насмотрелась за это время, но такого не ожидала.
От ее подружки, юной и прекрасной подружки не осталось и следа. Им обеим было по двадцать шесть, но Дор выглядела, как изможденная старуха с узловатыми пальцами и торчащими венами.
– Он знал, что ты вернешься. Он ждет. Утром проснулся и говорит, мол, сегодня Алиса вернется, – сказала Дор. Ее голос был старческим, и в нем слышалась горечь. – Вечно «моя Алиса», даже после того, что ты с ним сделала.
Алиса медленно спустилась по ступенькам. Кепку она потеряла, куртку тоже, и со своим маленьким ножиком, торчащим из-за пояса, выглядела как есть, уже не маскируясь под парня – высоченной коротко стриженой девушкой со шрамом на лице. Она возвышалась над Дор, испепеляющей глазами свою давнюю подругу.
– Какое ты имеешь право на меня сердиться? – возмутилась Алиса. – Ты, которая пыталась продать меня, словно собственность? Ты, готовая скормить меня живьем чудовищу, которому понадобилась моя магия?
– Ты бросила меня здесь, – сказала Дор. – Сама сбежала, а меня бросила.
– А ты бы хотела наоборот, – сказала Алиса.
Ей было не жаль подругу. Она вспоминала, как в детстве они с Дор играли, как, тихонько хихикая, прятались в кустах маминых роз. Эта девчонка все время была рядом, но Алиса не заметила в ней перемен. Возмездием стала та самая судьба, которую она готовила Алисе. Хотелось узнать только одно.
– Почему?
– Прошло столько времени, а тебе больше нечего сказать? – заметила Дор. – Где же твой гнев?
– Я не сержусь на тебя, – ответила Алиса. – Я просто хочу узнать почему.
Она и впрямь не сердилась. Дор уже получила по заслугам, и добавить Алисе было нечего.
– «Почему» – это детский вопрос, а мы уже давно не девчонки, – ответила Дор и отвернулась. – Он ждет.
За дверью тянулся длинный и широкий коридор. Вдоль стен по стойке «смирно» выстроились вооруженные солдаты Кролика – с ножами, мечами, топорами – пожирая Алису свирепыми взглядами. Они ее ненавидели, люто ненавидели за то, что она сделала с их хозяином.
Дор позаботилась о том, чтобы они знали, кто такая Алиса, и она, в свою очередь, не сомневалась, что во второй раз сбежать из норы Кролика ей точно не дадут. Тесак же только ухмыльнулся, заметив, как солдатам не терпится их прикончить.
Дор, семенящая впереди, замедлила шаг. Алиса ожидала, что их заведут вглубь логова Кролика, в тот самый лабиринт, где она когда-то чуть не застряла. Но Дор проводила их до конца основной галереи к огромным резным воротам, как в королевском дворце, за которыми оказался сам Кролик. И опять он оказался не таким, как ожидала Алиса.
Она помнила крепкого, энергичного человека с сильными грубыми руками, а этот и при всем желании не смог бы ее обидеть. Его левый глаз был прикрыт замысловатой золотистой повязкой, расшитой изумрудами и рубинами. От былой стати остались одни воспоминания, все тело усохло, и этого было не скрыть даже роскошным шелковым халатом. Он сидел посреди комнаты в кресле («как на троне»). Он явно не мог самостоятельно встать, и скорее всего, это было ее рук дело. Ударив его ножом в спину, она что-то там повредила, причем необратимо. У него и в самом деле оказались длинные белые уши под цвет волос на голове, на тыльной стороне рук тоже рос белый пушок.