«Я просто пожелала, – оправдывается она. – Пожелала, чтобы были бабочки, и они появились. Желание сбылось».
«Алиса, – строго говорит мама, отворачиваясь от бабочек, словно ее тошнит от одного их вида. – Когда чего-то желаешь, будь очень осторожна. Вдруг кто-нибудь подсмотрит».
«Потому что желание – это секрет, – догадывается Алиса. – И если загадать вслух, оно не сбудется».
«Да, дорогая, – говорит мама и крепко ее обнимает. – Никогда не загадывай вслух, а днем – даже про себя. Только вечером перед сном. Вот тогда загадывай».
– Почему же она мне ничего не рассказала? – спросила Алиса. – Почему? Зачем было скрывать, что я особенная, не такая как все?
– Ей не хотелось, чтобы ты привлекала внимание, – пояснил Тесак. – Это ведь она тебе рассказала в детстве легенду о волшебниках. Скорее всего, она и сама была волшебницей, но научилась это скрывать.
Трудно было представить ее красивую добропорядочную мать волшебницей. Невозможно поверить, что, обладая таким даром, она подавляла его в себе и пыталась искоренить в собственном ребенке.
Земля содрогнулась вновь, и из коридора донесся леденящий душу рев. Наверное, так мог реветь какой-нибудь дракон, несущий погибель на своих крыльях.
– Как же с ним справиться? – вздохнула она. – Чеширский говорил, что сразить Бармаглота может только этот клинок. Даже если во мне столько магии, я все равно не умею ей пользоваться. Делать пассы? Произносить заклинания? Так я не умею. И заклинаний не знаю.
«Желания сбываются».
Алиса не разобрала, то ли эти слова прозвучали у нее в голове, то ли их нашептывал ветер. Тесак нахмурился, наверное, тоже расслышал.
– Чеширский? – позвала Алиса.
«Загадай желание».
– В детстве мама велела загадывать желания только вечером, – вспомнила Алиса. – В ту ночь, когда мы убежали из больницы, мне снился пожар. Тес, кажется, это я освободила Бармаглота.
– Так ведь и нас тоже, – заметил Тесак.
«По улице течет река крови, и нет числа безжизненным телам»
– Неужели вся эта пролитая кровь на моей совести? Во всем виновата я?
– Рано или поздно он бы вырвался. Я чувствовал, как он набирается сил. Алиса не казни себя за его злодеяния, или за выбор, что он сделал, когда был человеком.
– Я могу отвечать только за себя, – сказала Алиса.
– Да. Конечно. А еще можешь исполнить то, что суждено. Уничтожь Бармаглота. И помни, ты не одна.
Алиса кивнула, и постаралась не поддаваться панике. Чеширский подсказал, что надо только загадать желание. Но что? Пожелать, чтобы Бармаглот превратился в бабочку, как те весенние набухшие почки?
А если пожелать, чтобы Бармаглот растворился в воздухе, как облачко дыма, сбудется или нет? Вряд ли. Даже лишившись частицы своей магии, он все равно оставался волшебником. Может просто схватить их и сожрать, и пикнуть не успеешь.
Выглянув в коридор и обнаружив шеренги верных солдат на прежнем месте, Алиса вздохнула. Она про них совсем забыла. Теперь ее заботил только Бармаглот, а на эти глупости времени не было.
Тесак поднял топор, собираясь прорубать им дорогу сквозь строй пешек Кролика, но Алиса покачала головой. Ей захотелось сначала кое-что попробовать.
– Желаю, чтобы они все заснули, – загадала она.
Солдаты все до единого рухнули как подкошенные, закрыв глаза, и тут же задремали.
– Пожалуй, их все равно придется прикончить, – предложил Тесак. – Они же верны Кролику. Проснутся, обнаружат, что мы сделали, и бросятся в погоню.
– Это не мы. Это Дор.
– Им-то откуда знать. Они увидят мертвых короля и королеву, а мы были последними, кто застал их живыми.
– Нас уже не будет в городе, – сказала Алиса. – А может, окажемся в брюхе Бармаглота. Пускай себе ищут.
Тесак потоптался на месте.
– Не люблю я оставлять недобитых врагов.
– Успеешь еще топором намахаться, – убеждала Алиса, почуяв, что у него на уме. – Про Бармаглота не забыл?
– А давай я просто… – начал Тесак.
– Нет.
У выхода она помедлила, чтобы выбросить из головы все лишнее. Снаружи ее ждали.
– Тес, ты чувствуешь его? Я – да. Словно огромная птица заволакивает крыльями все небо.
– Нет, – сказал Тесак. – Теперь он от меня скрывается.
Алиса отворила дверь и поднялась по ступенькам.
На улице стоял человек среднего роста в черном одеянии, черной мантии и начищенных до блеска черных туфлях.
Алиса обернулась с нежным взглядом к Тесаку и погладила его по щеке.
– Ты не одна, Алиса, – повторил он.
– Усни, пока все не закончится, – сказала она. – Спи, мотылек.
Он тут же обмяк, не выпуская из рук топора, но Алиса его подхватила и осторожно уложила на землю. Потом направилась к Бармаглоту, ровно дыша, со спокойным сердцем, как будто покинув собственное тело, ощущая необыкновенную легкость, словно во сне.
Он с любопытством следил за ней проницательным взглядом бездонных черных глаз, чернее темной ночи, без единого проблеска звезды или пламени свечи, чем-то напоминая Чеширского – тот тоже с особым пристрастием выпытывал у них каждую мелочь.
Она остановилась перед ним на расстоянии вытянутой руки и склонила голову набок.
– Не таким я тебя представляла.
– А каким же? – полюбопытствовал он.
Алиса подняла руки над головой.
– Как-то побольше.
– Значит, почудовищней? Можно и так, если хочешь.
Она покачала головой.
– Да мне без разницы, сойдет как есть.
– Ты держала тот клинок, которым меня ранили. Сразу почуял, когда ты меня прогнала.
– Я не нарочно, просто хотела, чтобы ты отпустил Тесака, – сказала Алиса.
– Тесака? Того, кому грезится кровь? – переспросил Бармаглот. – Да, он мне очень понравился. Его грезы не давали мне угаснуть, придавали силы. Пока ты рядом, приходится скрывать нашу с ним связь. Но когда ты сгинешь, он еще долго будет меня подпитывать и охранять мой сон. Мы с Тесаком родственные души.
– Нет, – отрезала Алиса, отметая все сказанное.
– Ты вздумала меня остановить? – тихо засмеялся Бармаглот.
– Вы с Тесаком вовсе не родственные души, – возразила Алиса. – Да, он мечтает о крови, но не о крови невинных. Он гораздо человечней нас с тобой.
– Если б ты только знала, как похожа на него, своего много раз «прапрадеда». Ну просто одно лицо, – Бармаглот описал рукой в воздухе перед ее носом круг. – Такая же скуластая. Сразу заметно. Глаза такие же голубые и холодные, как у него, и тот же презрительный взгляд.
Его тон ничуть не изменился, но в голосе прорезался низкий угрожающий звериный рык.
– А как же иначе, – сказала Алиса, разглядывая его широко открытыми невинными глазами. – Ты ужасное чудовище, которому не место на белом свете.
– Да кто ты такая, чтобы решать, чему быть, а чему нет, – возмутился Бармаглот, и Алиса увидела на земле его тень, которая расползалась повсюду, где прошли они с Тесаком, охватывая весь город целиком. – Ты лишь малое дитя перед лицом мироздания, пылинка в океане галактик. Твоя магия против моей – ничтожная мелочь. Я познал самые сокровенные тайны земли, силы, которые тебе не понять.
– Что правда, то правда, – согласилась Алиса. – Тебя мне точно никогда не постичь.
Ей никогда не понять нужды обижать тех, кто никогда не обижал тебя, ненависти ради ненависти. Ей никогда не хотелось властвовать над другими силой страха. Нет, ей никогда не понять Бармаглота. И вдруг ее осенило, что ему ведь тоже никогда ее не понять. В этом тоже была ее сила, сила непостижимости великими и властными, что непременно ждут от нее такого же поведения, как у них самих.
«Загадай желание».
– Дай мне руку, – попросила она, протягивая свою.
Бармаглот подозрительно прищурился.
– Так ты меня не проведешь, и не усыпишь, как своего дружка.
– И не собираюсь, – честно заявила Алиса, потому что так и было.
– Да, уничтожить меня ты тоже не сможешь – моя магия сильнее твоей.
– Ну раз ты гораздо могущественнее меня, тебе нечего опасаться.
Тут Алиса заметила, что в глубине души он ее боится, потому что не может понять. Она стояла перед ним с ясным взглядом и чистой душой, без страха и слез. – Такие, как она, ему еще не попадались.
Она дождалась, пока он подаст ей руку, и ощутила холод сильнее январского снега, словно у него под кожей собрано зло всего мира.
– Ну и что дальше, малявка? – осведомился Бармаглот.
А она уже мысленно танцевала в саду, был первый погожий весенний денек, и бабочки щекотали крылышками уши, садились на голову, такая прелесть, стоит только протянуть руку.
Кулон с розой на ее груди вдруг засиял, и Бармаглот прищурился от света.
– Желаю, чтобы ты стал маленькой фиолетовой бабочкой, – звонко отчеканила Алиса, – в крошечной закрытой баночке без единой щелочки.
Бармаглот вытаращил глаза и на мгновение судорожно сжал ее руку. Она ощутила рывок глубоко в груди, будто какая-то часть его, нечаянно ею плененная, пыталась вырваться на свободу.
Потом раздался крик, но не из уст Бармаглота, а дикий рев его тени, в котором смешались и боль, и ярость, и невозможность поверить в то, что над ним взял верх какой-то наивный ребенок.
Поднялся ветер, растрепав Алисе волосы и запорошив пылью глаза. Эта пыль собралась в огромную черную тучу до самого неба, заканчивающуюся у ее ног. А потом туча рассеялась, тень растворилась, и наступила тишина.
Возле носка ботинка появилась плотно закрытая зеленая баночка, такая маленькая, что в самый раз положить в карман. В ней яростно билась маленькая фиолетовая бабочка размером не больше дюйма.
Алиса поднесла баночку к глазам. Бармаглот забился быстрее, бросаясь в ее сторону. Алиса представила, как он в исступлении сверкает глазами, проклиная ее, хотя у такой козявки глаз было не разглядеть.
– А сейчас я положу эту баночку в карман, – сказала Алиса, и Бармаглот притих. – Положу в карман и забуду про тебя. И нескоро вспомню, что ты сидишь там. Когда я в следующий раз достану баночку из кармана, ты уже перестанешь махать крылышками. А когда буду идти мимо реки или озера поглубже, выброшу ее в воду, посмотрю, как она тонет, и забуду о тебе навсегда. Когда у меня родится дочь, я не расскажу ей историю о добром волшебнике, который пленил Бармаглота. Ничего не расскажу, чтобы на свете от тебя не осталось ни следа, даже имени, как будто тебя никогда и не было.