ы поэксплуатировать здесь это сходство, что ему и впрямь помогло: в Хуливуде на двойников вечный спрос.
Свистун однажды сталкивался с ним, представляя интересы своего клиента, тоже поляка, однако лично знаком не был. Что, впрочем, не мешало ему знать про адвоката, наверное, столько же, сколько знали про него в этом городе и все остальные.
– Да, конечно, я вас знаю. Ваша фамилия Уистлер. – Рено ухмыльнулся. – Но вы же…
– Не адвокат, – не дал ему договорить Свистун.
Они с Рено переглянулись, адвокат коротко кивнул. Теперь он не выдаст Свистуна до тех пор, пока этого не прикажет ему Нелли.
– Инженер по технике безопасности, – якобы закончил собственную мысль Рено.
– Не подождете ли вы в соседней комнате вместе с мистером Пуласки, – сказал Мандель. – Мы тут будем обсуждать деликатные вопросы.
Твелвтрис в наглую разглядывал Свистуна.
– Берни, мне бы хотелось, чтобы мистер Уистлер тоже… – начала было Нелли.
– Я уверен, что мистер Уистлер ничего не имеет против, – вмешался Рено. Взяв Нелли под локоток, он отвел ее в сторону. – В наши дни можно говорить с первым встречным о политике, о религии и о собственной сексуальной жизни. Но разговор о деньгах по-прежнему остается священной тайной.
– Это верно, – подхватил Мандель. – А если вам нечем заняться, посмотрите, пожалуйста, мои лифты. Что-то я в последнее время не уверен в их безопасности… Разумеется, это всего лишь шутка, мистер Уистлер. Шутка юмора в связи с техникой безопасности.
Уистлер вышел в приемную, и Мандель закрыл у него перед носом дверь – вежливо, но решительно. Хорошо хоть не на задвижку. Обернувшись, Свистун увидел, что на него глазеет Уолтер Пуласки.
– Вы знакомы с мистером Рено. А мы с вами знакомы?
– Не думаю, – ответил Свистун.
– Я работаю на мистера Твелвтриса я его телохранитель. А, работаете на миссис Твелвтрис?
– Я работаю на себя, – ответил Свистун.
В приемной было скучно. Кондиционер, разумеется, был включен. Свистун подошел к окну и приотворил его на пару дюймов, впустив в помещение жаркий вихрь Санта Аны. Сквозняком на дюйм-другой приотворило и дверь в конференц-зал.
Свистун подошел к двери и уселся в кресло. Пуласки было на него наплевать. А ему было наплевать на Пуласки.
Итак, прошу всех за стол, – провозгласил Мандель. – Кто-нибудь чего-нибудь хочет? Чаю, кофе, горячего шоколада?
– Ради Бога, Берни, На улице жара, – заметил Рено.
– Но здесь-то прохладно. Так что горячий шоколад нам не помешает.
На столе не было ничего, кроме четырех кожаных папок, четырех шариковых ручек по шесть долларов за штуку, магнитофона «сони» и звукорасшифровывающего устройства с панорамным микрофоном на полированной ножке.
Все уселись за стол. Твелвтрис и Рено – в кресла, в которых они сидели до появления Нелли. Мандель – в свое фирменное с высокой спинкой, а Нелли – на маленький кожаный диванчик. Рено положил на пол у ножки кресла портфель. Мандель, скосив глаза, увидел на полу под креслом Твелвтриса конверт с фотографиями.
– Кого-нибудь не устраивает включение звукозаписывающего оборудования? – поинтересовался Мандель. – Нет? Значит, вы не против, если я просто включу его вместо того, чтобы звать стенографистку? – Он нажал на «пуск». – Техника – это чудо!
– Но ведь технику к себе на колени не усадишь, верно, Берни, – пошутил Твелвтрис. – И хороших ножек у нее тоже нет? И в обеденный перерыв ей не вдуешь, вот в чем беда!
– Роджер, – отсмеявшись и несколько раздосадованно покачав головой, сказал Мандель. – Следите, пожалуйста, за собой. Ведь все наши слова записываются. Или вам хочется устроить в Калифорнии собственный Уотергейт? Или угодно израсходовать всю пленку на неуместные остроты?
– А может, из этой записи что-нибудь и получится, – возразил Твелвтрис. – Может, она будет пользоваться успехом. Как, Рено, вы согласны на половину чистой прибыли?
Мандель, подавшись вперед, выключил магнитофон, перемотал пленку назад, погрозил Твелвтрису пальцем.
– Ведите себя хорошо, договорились, Роджер? Могу я рассчитывать на то, что вы отнесетесь к делу серьезно?
– Ладно, договорились. Мандель нажал на «пуск».
– А что это за мудак в костюме за двадцать долларов? – мрачно уставившись на Нелли, осведомился Твелвтрис.
– Где это в наши дни можно купить костюм за двадцатку? – торопливо вмешался Рено, стараясь удержать Нелли от вспышки гнева.
– В секондхэнде Армии Спасения, где же, на хер, еще!
Нелли посмотрела на Рено.
– Хинди, не попросите ли вы моего супруга выбирать выражения?
– Это еще что такое? – взорвался Твелвтрис. Мандель потрепал его по рукаву.
– Мне кажется, Нелли всего лишь…
– Я знаю, что она за «всего лишь»! Ведет себя словно королева, а я, значит, последний мудак. А я зарабатываю по двадцать миллионов в год…
– Роджер, – резко осадил его адвокат, одновременно остановив магнитофон. – Нам это не известно. Я хочу сказать, необходимо свериться с бухгалтерскими записями. Вы понимаете, о чем я?
– Тебе, Роджер, говорят, чтобы ты не показывал мне свою чековую книжку.
Произнося это, Нелли ослепительно улыбнулась.
– У нас сейчас только предварительное обсуждение, – вмешался Рено. – Мне кажется, нам следует сформулировать стоящую перед нами задачу двояко. Во-первых, необходимо наметить справедливый раздел совместно нажитого в браке имущества. Во-вторых, проследить за тем, чтобы налоговые службы не обобрали до нитки наших клиентов в ходе такого раздела.
– Согласен, – сказал Мандель. – Это разумный подход. Вы ведь, Роджер, тоже с этим согласны?
– Необходимо также заранее оговорить, что моя клиентка является представительницей шоу-бизнеса, карьера которой оказалась вынужденно прервана.
– Да ради всего святого! Она же в баре пела, – сказал Твелвтрис. – Пела за пиво с сухариком, да и то если находился свободный стул, чтобы усесться на него мягким местом. Да и самим мягким местом, должно быть, приторговывала.
Он яростно уставился на Нелли, которая восприняла эти обвинения и оскорбления с удивительным спокойствием, разве что чуть поджала губы.
– Это не совсем точно, – возразил Рено, извлекая из-под стола портфель. – У меня тут реклама ресторанов и клубов…
– Мы согласны с тем, что Нелли делала карьеру в шоу-бизнесе, – перебил Мандель. – Не будем кривить душой, Роджер. У Нелли прекрасный голос. А ее диск…
– За который я заплатил, – вставил Твелвтрис.
– Софи ставит его внукам всякий раз, когда они нас навещают. И они сразу же засыпают.
– Вот уж спасибо, – поневоле рассмеявшись, заметила Нелли.
– Ну, а что в этом такого? Ведь и песенка-то называется «Колыбельная для влюбленных», не правда ли? А от колыбельных и надо засыпать.
– С названием я просто пошутила, – заметила Нелли.
– Мы все комедианты, – с такой горечью заметил Твелвтрис, как будто только что сделал это открытие.
Рено извлек из портфеля пять копий трехстра-ничного документа. Одну вручил Твелвтрису, одну Нелли и две Манделю.
– Это список приобретений, сделанных за последние пять лет, которые следует рассматривать в качестве совместно нажитого имущества. Отдельный экземпляр, Берни, вам в картотеку.
Мандель подержал на весу тонкую стопку бумаги.
– Погодите-ка, Хинди, мы вроде договаривались, что у нас будет всего лишь предварительное обсуждение.
– Но я не вижу причин, почему бы нам не привнести в него немного конкретики, не так ли?
– Но мы бы приготовили для вас инвентарный список.
– Прошу прощения. Вы приготовили бы ваш инвентарный список, я подчеркиваю – ваш, а мы вам предлагаем свой собственный. Вот я о чем. Почему бы нам не сличить эти списки? По крайней мере, можно попробовать…
– Посмотрим эту ебаную телегу, – сказал Твелвтрис.
– Что такое? – Рено изумленно поглядел на него.
– Список ваш посмотрим, вот что, – торопливо пояснил Мандель. – С чего бы ни начать, только бы начать. Может быть, Хинди, вы зачитаете его вслух, а мы будем следить по тексту?
Рено прочистил горло, словно готовясь к публичному выступлению.
– Семь миллионов наличными и страховыми полисами, два пентхауса в Нью-Йорке, с обстановкой, поместье на голливудских холмах, с обстановкой, дом в Малибу, с обстановкой, «роллс-ройс», «мерседес-бенц», «альфа-ромео», «мазарати», «тойота-77»…
– Парочка ржавых гвоздей и ведро навозу, – заметил Твелвтрис. – А мои носки вы в этот список не включили?
– Полегче, Роджер, – заметил Мандель. – Мы сейчас всего лишь пытаемся определить базу для дальнейших переговоров.
– Да, кстати, Берни, – сказал Рено. – Раз уж вы заговорили о дальнейших переговорах, мы эту стадию не предусматриваем. Данный список является окончательным. Это существенно упрощает все остальное.
– Упрощает? В каком это смысле упрощает? Поглядев на Манделя в эту минуту, можно было решить, будто Рено вот-вот выхватит «кольт».
– Делим надвое. На такое соглашение мы рассчитываем. А переговоры в эту картину не вписываются.
Твелвтрис вскочил. Его лицо исказилось от ярости, бугры мышц на шее поперли вперед, глаза чуть не выкатились из орбит. Гнев, едва закипев, сразу же достиг высшей точки.
– Хотите половину? А хуя вам, а не половину!
– Сядьте, Роджер!
Теперь уже поднялся с места и Мандель.
– Полхуя в рот и полхуя в пизду, – заорал Твелвтрис.
Мандель в суматохе нажал не на ту кнопку магнитофона. Пленка начала сматываться на рапиде, крики Твелвтриса прозвучали в обратном порядке на страшной скорости.
– Уистлер, – крикнула Нелли.
А Твелвтрис продолжал орать, обвиняя ее во всех мыслимых и немыслимых грехах. Мандель пытался успокоить его, Рено грозил возбудить дело об оскорблении, а магнитофон наяривал как грошовый чайник со свистком.
Свистун поглядел на Пуласки: тот поднялся на ноги, но еще не решил, как быть дальше. Свистун бросился в конференц-зал.
Твелвтрис, нагнувшись, извлекал из-под стола конверт с фотографиями.