СПЕРВА ПРОЧИТАЙ И СМЕЛО ШАГАЙ
Кратчайший путеводитель по Итакдалии
Однако стоило Рему открыть буклет, как он сам собой принялся разворачиваться, пока не покрыл весь стол, свесился на пол и вытянулся на добрых три метра в длину. Путеводитель был набран совершенно нечитабельными заглавными буквами и более чем щедро сдобрен восклицательными знаками. Алиса молча порадовалась, что даже не стала заглядывать в другие три буклета:
РАЗГОВОРНИК ИТАКДАЛИИ
Как понимать языки, на которых вы не говорите
СПРАВОЧНИК УМНОГО ТУРИСТА
10 деревень, которые стоит посетить в этом году
и
ШОПИНГ В ИТАКДАЛИИ
Наши лучшие сувениры для ваших лучших друзей
В конце концов, они предназначались для туристов, а уж туристом Алиса себя точно не считала. Скорее она была отважной героиней еще не рассказанной истории.
– Ага, – сказал Рем, постукивая пальцем по семьдесят четвертому сверху абзацу. – Видите? Прямо под списком разрешенных и запрещенных к вывозу товаров. – И он пододвинул буклет к Алисе, чтобы ей было лучше видно.
Время пребывания дозволяется до тех пор, пока оно не запрещается по причине фактического истечения, что означает буквально следующее: в тех случаях, когда пребывание становится незаконным с точки зрения существующих правил и поправок к ним, утвержденных Единым Итакдалийским Стандартом (далее ЕИС), ознакомление с которым строго обязательно для всех гостей, намеревающихся посетить Итакдалию с туристическим визитом (см. раздел 172–5.42), дальнейшее пребывание на означенной территории, также трактуемое как противозаконное заимствование времени, должно повлечь за собой наказание, установленное Всеземельным Законом, но заключающееся не менее чем в пяти годах пребывания в статусе раба в Рабовладельческой Колонии Итакдалии (далее РКИ), до тех пор, пока для заключенного не будет предусмотрено иное наказание, тяжесть и длительность которого может варьироваться по усмотрению суда. Примечание: в целях предупреждения дальнейших случаев противозаконного заимствования времени перед помещением в РКИ заключенный должен пройти превентивные процедуры, предусмотренные Законом Полного Цвета.
Алиса упала обратно в кресло и скорчилась там, онемевшая и обездвиженная. На секунду ей показалось, что у нее разболтались все кости. Девочка почти слышала, как локти стукаются о запястья, а те – о костяшки пальцев. Разумеется, ничего подобного быть не могло: это Рем барабанил по столу, пытаясь снова привлечь ее внимание.
Алиса резко выпрямилась.
– Алиса? Алиса. – И Рем вздохнул. – Ты понимаешь, что я сейчас прочитал?
– Понимаю, – ответила девочка твердо, но все еще не решаясь поднять на него взгляд. – Папу сделали рабом за кражу времени.
– Именно так, моя дорогая. Но в действительности все несколько сложнее. Последние шестьдесят два года тюремные заключения предваряются процедурами по Закону Полного Цвета.
Алиса недоуменно моргнула, и Рем подался вперед.
– Ты знаешь, что это такое?
Алиса бросила на Оливера один последний, ужасающий взгляд, надеясь, что он хоть теперь откроет рот, – но мальчик был нем как рыба и смотрел исключительно в пол.
Трус, подумала Алиса.
В эту секунду она по-настоящему его ненавидела. Знать обо всем этом и ни словом ей не обмолвиться! А она-то думала, что они закалили дружбу в испытаниях; что теперь они равные; что он говорил ей правду и только правду. Но вместо этого он втянул ее в сеть интриг и врал при каждом удобном случае. Алиса еще никогда не чувствовала себя такой одураченной. Оливер притворялся ее другом, но это тоже была просто ложь, верно? (Нет, неверно, но до этого мы еще дойдем.) Алиса была унижена, разозлена, оскорблена и не собиралась терпеть общество Оливера ни одной лишней минуты. Ее гордость этого не вынесла бы.
– Алиса? – снова позвал Рем.
– Нет, – ответила девочка чуть резче, чем следовало бы. – Я понятия не имею, что такое Закон Полного Цвета. А должна? Звучит не так плохо, как все, что вы прочитали до этого.
– И тем не менее, – сказал Рем. Громоздкие очки снова съехали к кончику мальчишеского носа, и теперь он пытался вернуть беглецов на место. – Это ужасный закон. Из твоего папы вырезали весь цвет.
– Что? – потрясенно спросила Алиса и тут же почувствовала, как вздрогнул рядом Оливер.
– Цвет, моя дорогая. До последнего оттенка.
– Но… – начала Алиса и запнулась. – Как…
– Вы прибыли из Ференвуда и должны особенно хорошо понимать серьезность подобного наказания. В Итакдалии действуют те же принципы: мы выживаем за счет земли, которая дает нам цвет, и поглощенная магия делает нас ярче. Без красок… Что ж. – И Рем указал на ее лицо. – Думаю, ты как никто другой сознаешь последствия дефицита магии.
Алиса почувствовала себя так, будто ей влепили пощечину.
Она знала, что говорят о ней люди; слышала ползущие по городу шепотки. Кожа, волосы и глаза ференвудцев были такими же яркими, как и питавшая их земля. Магия, заключенная в овощах и фруктах, наделяла горожан всеми цветами радуги. Быть ярким значило быть волшебным, и Алиса, которой не досталось ни капельки цвета, считалась в округе магической бездарностью – что, по ее собственному мнению, убедительно подтвердило недавнее выступление.
Девочка опустила голову от стыда, даже не пытаясь спорить с Ремом.
– Значит, папа теперь выглядит как я? – спросила она еле слышно. – У него отобрали все краски?
– Не совсем так. Видишь ли, когда арестант попадает в место заключения, из него вырезают все богатые тона и оставляют лишь оттенки серого. У него больше нет ничего яркого – ни блеска глаз, ни румянца. Но ты, Алиса… Нет, ты живешь полноцветной жизнью. – И Рем снова указал на ее лицо. – Твои глаза могут назваться бледно-карими, а сама ты умеешь краснеть от смущения. Это настоящие, живые цвета – хоть и весьма скромно проявленные. Увы, твой отец их теперь лишен, что делает невозможным само его существование в реальном мире. Если мы попробуем вернуть его домой в таком виде, физические особенности полноцветного бытия попросту его разрушат. Это мера предосторожности, которая бесконечно затрудняет побег пленников из Итакдалии.
Одно-единственное рыдание слетело с губ Алисы, прежде чем она крепко зажала рот руками. После монолога Рема девочке предстояло осмыслить такое количество плохих новостей, что она не знала, с какой начать.
Наконец-то она поняла, почему Оливер так отчаянно в ней нуждался. Он хотел спасти свое задание за счет ее таланта.
Таланта, о котором она никому не рассказывала.
Таланта, который она должна была Сдать – и не Сдала.
Таланта, который она ненавидела.
Если бы Алиса могла, она бы убила Оливера на месте. За то, что врал. Что втерся к ней в доверие, заставив думать, будто ему есть хоть малейшее дело до нее, ее отца и всей той боли, которую ей пришлось вынести в последние три года. На самом деле Оливеру было наплевать, подумала Алиса. Все это время он беспокоился только о себе и своем задании.
Как она сможет снова ему доверять? Не сможет. И не будет.
– Алиса? – окликнул ее Рем – единственный из всех, кто собирался рассказать ей всю неприкрытую и уродливую правду. – Теперь ты понимаешь? Понимаешь, почему так необходима твоя помощь?
– Да, – ответила девочка тихо. – Но кое-чего я не понимаю.
– Чего?
Алиса не знала, как тактично сформулировать вопрос.
– Почему папу просто не съели? – выдавила она наконец. – Почему отправили в тюрьму?
Рему стало заметно неловко.
– Ну, – протянул он, отводя взгляд. – Как говорится, не стоит мерить всех людей одной линейкой, мисс Квинсмедоу. Не все из нас одобряют людоедство. В действительности, – и он поднял палец, – я даже инициировал петицию о смягчении наказания самым юным нарушителям, которые, как вы понимаете, обладают особенно чистой магией и потому наиболее востребованы среди…
– Все равно, – перебила его Алиса. – Почему папа до сих пор жив?
Рем откашлялся.
– Гм, видите ли, этого требует закон. Единый Итакдалийский Стандарт гласит, что заключенные должны принести стране всю возможную пользу, прежде чем будут перепроданы покупателю, предложившему наивысшую ста…
– Понятно, – кивнула Алиса. – Давайте-ка проясним: вы нас порабощаете, заставляете работать до полусмерти – и лишь после этого съедаете.
– Помилуйте, мисс Квинсмедоу, в такой трактовке это звучит почти бесчеловечно…
Алиса неторопливо встала, собрала свои буклеты, честь, достоинство и осколки разбитого сердца, тщательно рассовала их по карманам и обернулась к Оливеру Ньюбэнксу.
– На этом наши дела закончены. Можешь возвращаться домой. Я отыщу отца сама.
С этими словами она развернулась на каблуках, вихрем вылетела из кабинета и помчалась по коридорам, переходам и лестницам, оставив за спиной потрясенного Оливера и бессердечного Рема – и проронив в целом не более шести слезинок, если не считать шмыганья носом всю оставшуюся дорогу.
Наконец она захлопнула за собой большую красную дверь.
И побежала.
Она вбежала под сень лесов, куда Оливер ей категорически запретил заходить (но теперь ей не было никакого дела до запретов Оливера), пробежала их насквозь, вылетела на опушку с другой стороны и лишь тогда упала на колени в самом сердце нигде (не путать с Нигде), скорчившись в приступе невыносимой боли.
Папу сделали рабом.
Это была правда, которую сердце Алисы не могло вынести. Три долгих года она страдала и надеялась, что в один прекрасный день папа вернется домой. Три долгих года она мечтала узнать, что же с ним произошло – но когда наконец узнала, горько пожалела о своем желании. Сердце Алисы окаменело, легкие сжались, каждый вдох давался с трудом. Перед лицом папиного рабства она чувствовала себя маленькой и беспомощной, но злость придала ей новых, невиданных прежде сил, и на волне этой злости она обеими руками схватила свое бессилие и отшвырнула его далеко прочь. А поводов для злости у Алисы было предостаточно.