Вместе с правой рукой пропали и все ее браслеты.
Алиса могла вынести многое, но не потерю целой руки – более того, целой руки с браслетами (как вы понимаете, последняя утрата была самой существенной). У девочки раскалывалась голова, колени сводило судорогой от бесконечной ходьбы – но она все же заставила себя подняться, выпрямиться и переставить ноги; потом еще раз, еще и еще. Алиса впечатывала ступни в грязь, словно железные гири, и каждый шаг казался ударом подземного сердцебиения. Она больше не слышала, не видела, не чувствовала. Удерживать равновесие с одной рукой оказалось неожиданно тяжело, но Алиса не позволяла себе об этом задуматься, пока короста грязи не сменилась мягкой травой, солнце снова закатилось за горизонт, небеса охладила звездная ночь, а сама она вернулась в пространстве, страстно желая вернуться еще и во времени.
Наконец девочка упала на землю.
Она съежилась в траве, только благодаря адреналину удерживаясь от истерики, и на мгновение восхитилась богатством окружающей ее ночи. Над головой у Алисы пылала красная дверь Рема, а совсем рядом, посередине ближайшего нигде, сонно хлюпал илистый пруд. Сверчки расцвечивали ночь мелодиями миниатюрных скрипок; им подпевали невидимые в темноте лягушки. Высокая трава танцевала с серебристым ветром, а луна едва осмеливалась облокотиться на тучное облако, явно начиненное не одной бочкой дождевой воды. Каждый штрих этой картины был наполнен невыносимой красотой. Покой оставался спокойным, несмотря на все пережитые Алисой треволнения, а прямо перед ней, словно отлитый из звездного стекла, стоял со своей неизменной сумкой Оливер Ньюбэнкс.
Оливер Ньюбэнкс, который тяжело дышал, обливался по́том, смотрел на девочку широко распахнутыми глазами и далеко не сразу смог выдавить из себя единственное тихое:
– Алиса?..
– Оливер? – только и сумела прошептать она в ответ.
– Алиса, – повторил Оливер уже настойчивее. Глаза мальчика тревожно блестели в темноте, а голос то и дело срывался. – Ты в порядке?
Нет, покачала головой Алиса. Нет, она была не в порядке.
Луна наконец рассталась со своим возлюбленным облаком и вскарабкалась чуть выше, попутно сдернув с Алисы вуаль спасительного мрака. Оливер наклонился к девочке – и только теперь увидел, что с ней случилось. В следующую секунду он отшатнулся, точно от удара, зажимая рот обеими руками.
– О боже… Алиса!
Она не нашлась с ответом.
Оливер осторожно дотронулся до места, где еще недавно был ее локоть, и Алиса увидела, что у него дрожат пальцы.
– Тебе больно? – спросил он так же шепотом.
Алиса опять покачала головой. Нет. На самом деле, она ничего не чувствовала. Девочка еще не вполне осознала потерю правой руки, а потому не была уверена, что полагается испытывать в подобных случаях. Отчаяние? Боль? Гнев? Или она должна быть храброй?..
– Она отрастет?
У Оливера так расширились глаза, что Алиса увидела белые ободки вокруг радужек.
– Нет, – ответил мальчик тихо. – Последствия травм в Итакдалии, если их не починить, всегда окончательны.
Только тогда к Алисе вернулись чувства.
Слова Оливера осколком засели у нее в сознании; это была горячая, сокрушительная боль, которая темной волной разлилась у нее за глазами и вытеснила из легких весь воздух. Конечно, на самом деле ей было ненамного больнее, чем секунду назад, но все, что она могла теперь чувствовать, – это му́ка, нестерпимая мука от осознания того миллиарда ста триллионов тысяч вещей, которые она хотела бы немедленно сделать – и для которых требовались обе руки. Их абсолютная, окончательная, а главное, внезапная невозможность стала тем последним грузом, с которым не могло справиться Алисино сердце. Что-то внутри нее с хрустом надломилось, осыпавшись, как песок в часах. Девочка оказалась так раздавлена этим новым горем, что не могла успокоиться хотя бы на секунду, необходимую для того, чтобы проглотить ком в горле и наконец закричать.
Она взглянула на Оливера.
– …найти художника, – говорил тот.
– Что? – Это было даже не слово, а выдох. Алиса уже потеряла отца, правую руку и целый набор браслетов в придачу. Ничего удивительного, что голос решил последовать за ними.
– Да, – кивнул Оливер. – Это единственный выход.
Теперь мальчик мерил поляну шагами, скрестив руки на груди.
– Проблема в том, что я понятия не имею, где его искать. До меня доходили только слухи, понимаешь? – И Оливер поднял взгляд на Алису. – К тому же мы отклонимся от курса и потеряем кучу времени. Хотя расходы того стоят, разумеется…
Похоже, теперь он обращался в основном к себе.
– Постой, – снова выдохнула Алиса. – Что ты имеешь в виду?
Оливер остановился, в удивлении глядя на девочку.
– Сперва нам придется починить твою руку.
– Но ты же сказал…
Оливер замотал головой:
– Нет-нет, она не отрастет. Но мы найдем художника, который нарисует тебе новую.
Алису распирало от вопросов, но внезапно подаренная надежда заняла в ней столько места, что все остальное вывалилось за ненадобностью. Девочка принялась издавать странные, скрежещущие звуки, которые, конечно, ничуть не выдавали ее усилий не расплакаться.
– Алиса, – начал Оливер тихо. – Ты расскажешь мне, что случилось?
Он достал из сумки носовой платок, и Алиса неуклюже приняла его левой рукой.
– Где ты была? Кто это с тобой сделал? Как ты вернулась?
Алиса пустилась в пересказ своих злоключений. Девочка честно объяснила Оливеру, как последовала за лисенком, которому не стоило доверять, нашла бумажную деревню и потеряла руку при попытке оттуда выбраться.
Оливер был в ужасе. Алиса сгорала от стыда.
Оба винили в случившемся себя – и оба, конечно, были правы. Они проделали в сердцах друг друга дыры настолько глубокие, что незажившие раны влекли за собой лишь новую боль. Но нехитрая правда заключалась в том, что ответственность за произошедшую трагедию следовало бы поделить пополам. Оливер слишком долго не решался сделать Алису полноправным партнером – и в итоге поселил в ее душе глубокое недоверие к своим советам. Алиса же приняла не одно безрассудное решение, руководствуясь болью, гневом и желанием насолить своему спутнику.
Однако юные сердца исцеляются с легкостью, недоступной взрослым.
– Тогда в путь? – осторожно спросил Оливер. – Но нам придется спешить. В Итакдалии никогда не бывает лишнего времени.
В глазах мальчика читался страх – и все вопросы, которые он не решился произнести вслух. Он боится, что она снова его бросит, поняла Алиса.
Стоило девочке кивнуть, как на лице Оливера расплылась широкая улыбка, а плечи распрямились от облегчения.
– И куда мы пойдем? – спросила Алиса. – Чтобы починить мне руку?
Оливер вздрогнул, и девочка подумала, что он ее жалеет. Но дело было не совсем в жалости. Точнее, совсем не в жалости – потому что чувства Оливера к Алисе больше не исчерпывались таким простым переживанием. С момента их встречи сердце мальчика увеличилось минимум вдесятеро, и последние несколько часов едва его не сломили. Алиса пострадала; Оливер знал, что это произошло по его вине – из-за его собственного эгоизма и глупости, – и не был уверен, что когда-нибудь сможет себя простить.
– Честно говоря, не знаю, – ответил он, усердно разглядывая темную стену деревьев. – Но это временно, потому что наши мозги по-прежнему при нас, а значит, мы очень скоро все выясним.
Алиса кивнула.
На языке у нее вертелось не меньше тысячи вопросов и соображений, но она предпочла их проглотить. Прямо сейчас ей было важнее заключить мир с Оливером, который, как она надеялась, наконец принесет ее душе покой.
Мальчик опустился перед ней на колени и неуверенно улыбнулся. Ветер трепал его тунику, зажав подол призрачными пальцами, и прежде чем Оливер закрыл глаза, по смуглой щеке скатилась одна-единственная слезинка.
– Алиса, я так виноват, – прошептал он. – Прости меня, пожалуйста.
И поскольку Алиса наполовину, если не на две трети, состояла из сердца, она немедленно его простила – при условии, что он тоже ее простит. Дело уладилось быстро.
Затем Оливер взял ее единственную руку в свои ладони, прижал к груди – и они оба провалились сквозь землю.
Стоило Алисе вновь открыть глаза, как на нее обрушился нестерпимый жар знакомого солнца. Девочка невольно отшатнулась, и Оливер, который теперь внимательно следил за ее состоянием, неверно истолковал этот жест.
– Прошу прощения, – сказал он виновато. – От аварийных выходов вечно одни проблемы.
– Аварийных выходов? – не поняла Алиса.
Оливер кивнул.
– Если тебе нужно быстро добраться до соседней деревни, можно воспользоваться аварийным выходом. Правда, дорога не из приятных. – И он рассмеялся. – Однажды меня выбросило прямиком в кучу дохлых овец. Я потом целый месяц отплевывался от шерсти. Честное слово, выкашливал целые комья…
– Оливер, нам надо убираться. Сейчас же.
Грязь у них под ногами трещала и плавилась. Алиса почти видела, как вздуваются волдыри на коже земли.
– Это сюда меня притащил лисенок. Где-то рядом вход в бумажную деревню. Я уверена.
Оливер окаменел, забыв, о чем рассказывал. К счастью, его оцепенение длилось всего пару секунд. Затем он схватил Алису за руку и бросился прочь – но не успел пробежать и нескольких метров, как неведомая сила толкнула его в спину. Алиса в панике закричала, пытаясь помочь ему подняться, но через мгновение упала и сама. Девочка вскинула голову, сердито отплевываясь от грязи, и тут же почувствовала, как ее куда-то тащат за подол юбки.
Алиса кричала, извивалась и брыкалась до тех пор, пока не выбилась из сил, но наконец страх парализовал и ее.
Бумажный лис вернулся и на этот раз привел с собой друзей.
Бумажные лисы загнали их в угол. Трое из четверых были сделаны из вполне привычного (читай: скучного) оттенка коричневой бумаги; они-то и не позволяли Оливеру подняться. Единственный лис, сложенный из ярко-медного листа, стоял прямо перед распластанной в грязи Алисой. Это был ее лисенок. Тот, который привел ее сюда в прошлый раз.