А потом она услышала пение Ансиль.
Это была та же песня, что и раньше – девочка узнала мелодию, – но на этот раз она разобрала еще и слова:
Однажды в небо я упала,
Упала, но не умерла.
Однажды в небо я упала
И пару крыльев обрела.
Ко мне навстречу вышла дама,
Что от беды меня спасла.
Ко мне навстречу вышла дама,
Что сердцу радость принесла.
Я с правдой ложь не различала,
Найти дорогу не могла,
Но дама в небо указала —
И я без слов все поняла.
Однажды в небо я упала,
Однажды в небо я упала,
Однажды в небо я упала,
Упала, но не умерла.
Оливер дожидался ее в яичном домике. Параминт уступил им жилище на этот вечер – и все остальное время пребывания в Лево, – и Алиса была искренне благодарна ему за эту жертву. По правде говоря, она уже потеряла счет тем добрым вещам, которые сделал для них Параминт с момента встречи.
Конечно, каждая проведенная в гостях минута уменьшала их шансы найти папу, но будем откровенны: Алиса нуждалась в отдыхе. Последние дни они с Оливером только и делали, что прыгали из деревни в деревню, подвергались смертельным опасностям и спасались бегством, – а девочка знала, что ей потребуются все возможные силы, когда они наконец отыщут дорогу к папе.
Алиса плюхнулась на диван рядом с Оливером и уже успела рассказать ему добрую четверть истории про Ансиль – вернее, Ансиль и белошвейку, – когда заметила, что мальчик как-то странно на нее смотрит.
– Что такое? – спросила она. – Что случилось?
– Ничего, – торопливо ответил Оливер. – Просто ты выглядишь… по-другому.
– Да ну? – И девочка придирчиво осмотрела себя. – Наверное, это потому что я вымылась. Или, может быть, из-за этого прекрасного, чудесного, восхитительного платья?
И Алиса рассмеялась, любуясь струящимися юбками. Некоторое время они с Оливером сидели молча, разглядывая свои подарки. Мальчику преподнесли дюжину нитей отборного жемчуга, которые он повесил на шею и грудь наподобие детского слюнявчика.
– А вот ты выглядишь по-прежнему, – заметила Алиса, косясь на спутника. – Как тебе удается всегда оставаться чистым?
Оливер улыбнулся, но ничего не ответил.
– Лучше расскажи про белошвейку.
К концу истории Оливер сидел с круглыми глазами. Его переполняло столько мыслей и вопросов, что он не удержался, вскочил на ноги и принялся мерить шагами комнату.
– Это очень, очень интересно, – только и сказал он. – Чрезвычайно интересно!
– И та песня… – вспомнила Алиса. – Такая странная, правда?
Оливер бросил на нее взгляд из дальнего угла домика.
– Очень странная. Будто Ансиль пыталась сказать тебе что-то, чего ей говорить не следовало.
– Пожалуй, – согласилась Алиса. – Хотела бы я знать, что все это значит.
Мальчик пожал плечами:
– Я тоже. Правда, я не очень понимаю, как секреты белошвейки приведут нас к художнику.
– Они оба – творческие люди, – предположила Алиса. – Может, они знакомы?
Оливер нахмурился.
– Может. Маловероятно, но возможно.
Алиса вздохнула.
– Такая странная песня… – задумчиво повторил Оливер.
– И такая грустная, – кивнула девочка. – Только подумай – ее срезали с ветки! Знать бы еще, что с ней случилось.
– Ты думаешь, это правда? Что белошвейка улетела?
– Если «улетела», значит, «умерла», то да, – сказала Алиса. – Думаю, это правда.
Оливер нахмурился:
– Боюсь, мертвая белошвейка нам уже ничего не расскажет.
– Ну, больше у нас все равно ничего нет, – с грустью признала Алиса, откидываясь на диван. Девочка потянулась до самых кончиков пальцев, а потом добавила так тихо, будто не хотела, чтобы Оливер ее услышал: – Надеюсь, мы не совершили ужасную ошибку, решив сперва починить мне руку.
Оливер присел рядом.
– Алиса, – позвал он тихо.
Девочка что-то неразборчиво пробормотала.
– Алиса, – повторил он. – Посмотри на меня, пожалуйста.
Она с неохотой подчинилась. Фиолетовые глаза Оливера нестерпимо пылали на фоне смуглой кожи.
– То, что мы решили починить твою руку, – сказал мальчик, – никогда не будет ошибкой. Пожалуйста, пойми это.
Алиса отвела взгляд.
– А что, если мы из-за этого потеряем папу?
– Не потеряем.
– Но…
– Этого не случится, – твердым голосом сказал Оливер.
– Ладно, – вздохнула Алиса. – Но нам все равно пора придумывать новый план. Нельзя оставаться здесь надолго.
– Знаю, – ответил Оливер и коротко рассмеялся. – Какое огорчение, правда? Думаю, при других обстоятельствах мы бы отлично провели здесь время. То есть я не настолько глуп, чтобы ожидать от Итакдалии чего-то хорошего, но местные жители – сама доброта. Будет ужасно жаль их покидать – особенно после того, как они пятьдесят шесть лет ждали гостей. – И Оливер покачал головой. – Я уже представляю скорбное лицо Параминта.
– Я тоже, – ответила Алиса тихо. – Не похоже, чтобы он хотел нас съесть. Как думаешь, в Лево живут хорошие люди?
Оливер кивнул.
– Когда мы только встретились, я прочел в сердце Параминта его самый большой секрет. Знаешь, какой? Каково его самое страстное желание?
Алиса могла догадаться, но решила не лишать Оливера момента триумфа.
– Он хотел открыть ту дверь, – сказал мальчик. – Его самое тайное, пылкое, давнее желание заключалось в том, чтобы в Лево когда-нибудь приехали гости.
– Ну вот, теперь я чувствую себя еще хуже, – вздохнула Алиса. – Но разве у нас есть выбор?
– Нет. Надо двигаться дальше. В конце концов, мы принадлежим не Итакдалии, а Ференвуду.
Эти слова заставили девочку улыбнуться.
– И хотя я люблю приключения, – продолжил Оливер, – сейчас я бы с превеликим удовольствием отправился домой. Думаю, мне еще долго не захочется в Итакдалию.
– И мне, – сказала Алиса. – И мне.
Девочка опустила глаза.
– Но я согласна уйти только с папой. Я не хочу возвращаться домой без него.
Оливер коротко кивнул:
– Знаю.
– А как насчет тебя? – спросила Алиса, поднимая взгляд. – По чему ты больше всего скучаешь в Ференвуде?
– Я? – удивился мальчик и склонил голову к плечу, как будто никогда об этом раньше не задумывался. – Даже не знаю. Наверное, по ощущению, что меня никто не хочет съесть.
Алиса рассмеялась.
– Да ладно! Наверняка родители считают дни до твоего возвращения.
Оливер пожал плечами.
– Вот уж не думаю. Честно говоря, я их почти не знаю. И вряд ли они на самом деле знают меня.
– В каком смысле?
– Мой талант… – И Оливер вздохнул. – Это одновременно благословение и проклятие. Я с малых лет научился манипулировать родителями, чтобы они делали то, что мне нужно, и были такими, как я хотел. Прошло немало времени, прежде чем я осознал, что представление пятилетнего ребенка об идеальных родителях… скажем так, несовершенно. Но было слишком поздно. Как я наконец позволил им быть самими собой, они уже забыли, каково это. Они едва меня знали – ведь я отнял у них самые важные годы наших отношений. Они с трудом могли вспомнить, как я рос. Но главная беда в том, что я поступал так не только с родителями. Я делал так со всеми. Я не хотел никому вредить, – быстро добавил Оливер. – Просто был маленьким и не сознавал последствия своих действий. Только когда отец заболел лихолёдкой, я вдруг понял, какой он на самом деле хрупкий – и что однажды я его потеряю. Мне стало стыдно, что я так и не дал ему шанса научить меня всему, что он знал. Не дал шанса быть таким отцом, каким хотел он. – Мальчик издал невеселый смешок. – К десяти годам я собственноручно разрушил все важные отношения в своей жизни. Даже не представляю, какие бы родители у меня были, если бы я не принялся менять их так рано.
Алиса судорожно вздохнула.
– Ох, Оливер, – сказала она, беря своего спутника за руку. – Это самая грустная история, которую я слышала.
Оливер помолчал.
– Иногда мне кажется, что вся моя жизнь – история, которую я рассказываю сам себе. Сплошная ложь, уловки и манипуляции, чтобы люди делали то, что мне нужно. Ненавижу себя за это!
– Тогда почему бы тебе не перестать? – спросила Алиса.
– Перестать что?
– Всех переделывать. Манипулировать. Конечно, это не изменит прошлого, но наверняка изменит будущее. Думаю, тебе еще не поздно познакомиться со своими настоящими родителями.
– Наверное, – еле слышно ответил Оливер.
– Но ты не хочешь?
Мальчик покачал головой:
– Не то чтобы не хочу. Просто… Не знаю. Я боюсь.
– Чего? – удивилась Алиса.
– Разве ты не видишь? Никто не станет меня любить, если я их не заставлю. – С этими словами Оливер взглянул Алисе прямо в глаза. – Вот почему я издевался над тобой в среднеросте. Не потому что считал уродливой. Я так не думаю, правда! Просто я знал, что тебе не нравлюсь, и никак не мог этого изменить. Я не понимал, почему мое убеждение работает для всех, кроме тебя – я же тогда не знал про твой обет, – и это меня пугало. В Ференвуде был ровно один человек, на которого мой дар не действовал, – и этот человек меня не любил. Это подтверждало все мои страхи: если я не заставлю людей любить меня, они и не будут. Все меня бросят, и даже родители отвернутся.
– Но, Оливер! – воскликнула Алиса, сжимая его руку, – я не любила тебя не поэтому, а потому, что ты был заносчивым, злобным и жестоким грубияном!
Оливер застонал и сделал попытку подняться.
– Погоди! – сказала Алиса, хватая его за тунику. – Это еще не все.
Мальчик смерил ее страдальческим взглядом.
– И дальше будет лучше, – поспешно добавила Алиса.
Оливер заколебался, но все же сел обратно на диван.
– Ладно, – кивнул он, – продолжай.
– И посмотри на себя сейчас! Я в жизни не встречала такого милого, доброго и преданного человека. Кому бы ты теперь не понравился? Уверена, родители будут обожать тебя и без всякого убеждения. Лично