Комната внутри нее была простой, но любопытной: черная мебель, просвечивавшая сквозь матовые стены, составляла изящный контраст с повсеместной серой палитрой, – и Алиса неожиданно поняла, что это тоже красиво.
А еще романтично, потому что сферу и весь пейзаж неторопливо укутывали хлопья снега.
Снежинки падали с неба, словно одноцветное белое конфетти, медленно опушали сугробы вокруг и заносили крышу стеклянного глобуса. Он походил на драгоценность, потерянную и забытую в снегу после зимних праздников. Чем дольше Алиса всматривалась в эту черно-белую сцену, тем глубже начинала постигать тонкую игру света и тени; и хотя теперь девочка могла оценить и такую палитру, она все же оставалась для нее чужеродной. Но самое главное: эта картина совершенно не походила на выбранную Алисой – та была выполнена в богатых осенних тонах, – что могло означать только одно.
Им не отказали.
Алиса чуть не завопила от радости.
А потом подумала – и в самом деле завопила. Девочка откинулась на снег, издала ликующий крик и схватила Оливера за руку.
– Эта не та картина! На той был луг, и осень, всюду лежали листья, а на холмах стояли маленькие домики! Ох, Оливер. – Девочка задыхалась от счастья. – Нас впустили!
Оливер сел рядом – чинный, но тоже с улыбкой от уха до уха – и обвил ее плечи рукой.
– Клянусь своими ушами. У нас получилось!
Они обнимались в снегу целую вечность, переполненные восторгом и благодарностью, что пережили еще одну ловушку Итакдалии. Постоянная близость смерти уже начинала утомлять. Алиса пообещала себе, что, если они вернутся в Ференвуд, она больше никогда не пожалуется на недостаток приключений. Теперь она будет счастлива, просто прогуливаясь по городской площади или глазея на лодки в саду Пенелопы. Девочка пыталась убедить себя, что с нее довольно; что она не прочь прожить самую простую и спокойную жизнь в Ференвуде, – но даже теперь, чудом избежав смерти, не могла представить для себя такого будущего. Потому что это было неправдой. Конечно, она хотела вернуться домой, наконец-то побыть с папой, поесть тюльпанов, посидеть у пруда; но даже после испытаний и вызовов Итакдалии – а может быть, как раз благодаря им – провести так всю жизнь было для нее немыслимо. Она знала, что никогда не откажется от приключения.
Алиса отстранилась от Оливера и взволнованно ему улыбнулась.
– А ну вытаскивайте задницы из снега! – рявкнул рядом чей-то голос. – Боже мой, девочка, ты же так до смерти замерзнешь.
Подняв глаза, Алиса с Оливером увидели над собой пожилого мужчину. Он вполне походил на человека, но разница между их и его миром была бесконечна. Если не считать черно-белого костюма, незнакомец был совершенно серым, будто существовал в другом измерении.
В памяти Алисы всплыла какая-то догадка. Какой-то обрывок разговора с Ремом…
– Эй, я к вам обращаюсь! – снова закричал мужчина, и внимание Алисы рассеялось.
Старик размахивал перед ними тростью. Теперь Алиса разглядела и его неопрятную черную бороду, и вязаную шапчонку, надвинутую на самые глаза, и незажженную трубку во рту. Когда он говорил, она подпрыгивала у него между губ.
– Сидеть в снегу в шелковом платье, – проворчал мужчина и внезапно ткнул Оливера тростью. – Немедленно вставайте. И заходите внутрь.
Дети поднялись на ноги и уставились на незнакомца.
– Простите, это вы… – начала Алиса.
– Ну конечно, это я, – раздраженно оборвал он девочку. – Разве ты видишь здесь еще кого-нибудь? А теперь пошевеливайтесь. Я поставил чайник, и он вот-вот закипит.
Они молча переглянулись и последовали за мужчиной в стеклянный дом-полусферу. Он опережал их на несколько шагов, и Алиса искренне озадачилась, когда незнакомец начал исчезать, начиная с лодыжек. Однако вскоре девочка заметила уходящие под землю ступени.
Они принялись спускаться следом – только чтобы сразу подняться. В итоге зигзагообразная лестница окончилась люком в потолке. Алиса усердно постучала туфлями, преодолела последние ступени и выбралась в круглую комнату, очень стараясь не нанести грязи с улицы.
Они с Оливером стояли посреди аккуратного домика, глядя на бушующую за стеной непогоду из надежного и теплого убежища.
Как и обещал старик, чайник уже начинал свистеть. Незнакомец добежал до него с прытью, поразительной для человека с палочкой, и Алиса на секунду задумалась, а зачем она ему вообще нужна. В доме не было настоящей кухни, гостиной или спальни: все пространство занимала одна общая комната. Тут не было места для секретов, закрытых дверей, стен или окон.
Мебель тоже выглядела предельно аскетично: чистые линии и простые формы, разложенные на полу черные думки, серые подушки и видавшее виды одеяло поверх односпальной кровати. У Алисы зарябило в глазах от серого цвета. Никаких красок, никаких узоров. Впрочем, это не мешало комнате быть опрятной, обжитой и в каком-то смысле уютной. Под ногами расстилался пушистый серый ковер без единого пятнышка.
Алиса с Оливером не знали, что им делать дальше. Это было чрезвычайно странное жилье для художника; по крайней мере, вокруг не наблюдалось и признака картин. Алиса откашлялась, нервно качнулась на пятках и решила дождаться указаний старика.
Он вернулся быстрыми, размашистыми шагами – трость куда-то исчезла, – неся пару чашек с горячим чаем; при ходьбе тот щедро выплескивался на блюдца. Затем мужчина поставил их на маленький столик, вокруг которого располагались большой диван и несколько кресел. Ни тебе сахара, ни сливок, ни спасибо, ни пожалуйста.
– Садитесь же, – поторопил их незнакомец, с явным раздражением переводя взгляд с Оливера на Алису и обратно. Стоило ему стянуть вязаную шапочку, как на глаза упала густая копна темных волос. Дети осторожно присели на диван, и мужчина последовал их примеру.
Он оказался гораздо моложе, чем сперва подумала Алиса. На самом деле он был даже не старым – просто давно за собой не ухаживал. Девочка хотела получше разглядеть его лицо, но он почти уткнулся подбородком в грудь, а глаза теперь были скрыты длинными прядями. Алиса в растерянности откинулась на спинку дивана.
В памяти снова всплыла беседа с Ремом, и девочка принялась оглядываться вокруг, внимательно подмечая оттенки серого. Нигде не было и проблеска яркого цвета. Через несколько секунд Алиса окончательно убедилась: они попали в тюремную деревню.
Но как такое возможно? Мог ли художник быть арестантом? Этого Алиса не знала. Она пока слишком плохо понимала Итакдалию.
Девочка уже взглянула на Оливера, собираясь озвучить свои мысли (а думала она, что это в самом деле тюремная деревня – и значит, их хозяина стоит расспросить о папе), но постоянный страх приучил ее не надеяться, поэтому она оставила свои соображения при себе.
Оливер откашлялся.
Художник откинулся в кресле, скрестил ноги (теперь Алиса заметила, что он носит толстые шерстяные носки) и смерил ее взглядом, который было очень трудно выдержать. Рядом с ним Алиса чувствовала себя слишком открытой, слишком уязвимой и полноцветной. Так что она отвела глаза.
– Значит, вы пришли насчет руки? – спросил художник.
Девочка кивнула.
– И как ты умудрилась ее потерять?
– Я… Ну, я совершила ошибку.
– Какую ошибку?
– Я пошла за бумажным лисом, – ответила Алиса, ковыряя носком туфли ковер. – И он превратил мою правую руку в бумагу. А потом оторвал.
Алиса не знала, почему говорит так натянуто – или, что важнее, почему близость художника заставляет ее так нервничать. Но ее единственная рука вспотела, сердце пустилось вскачь, а ощущения пытались сказать что-то, чего пока не понимало сознание.
Художник невесело рассмеялся.
– Пошла за бумажным лисом, и он превратил руку в бумагу. – Он вздохнул. – М-да. Как типично.
Голос художника казался загрубевшим, будто им давно не пользовались, но что-то в нем наполняло Алису странным волнением. Что-то в его твердости, в интонациях, которые она уже знала, но никак не могла найти соответствия в памяти…
– Как тебя зовут? – спросил мужчина, вскидывая голову, и его волосы на мгновение перестали закрывать глаза.
Алиса почувствовала, что сейчас упадет в обморок.
– Оливер! – закричала она. – Оливер…
– Тебя зовут Оливер? Странное имя для девочки.
– Нет, это меня зовут Оливер, – сказал Оливер, который уже вскочил на ноги и теперь с тревогой смотрел на подругу. – Что такое? Что случилось?
Но Алиса не могла выдавить ни слова. Девочка задыхалась, перед глазами начинали мелькать черные точки.
– Алиса? – в панике окликнул ее Оливер. – Алиса, что с тобой?
– Ее зовут Алиса? – воскликнул художник, тоже вскакивая на ноги.
– Папа, – выдохнула она. – Папа.
И потеряла сознание.
!!!!!!!!
Не знаю, скоро ли очнулась Алиса – Оливер говорит, что прошло по меньшей мере несколько минут, – но когда она открыла глаза, они блестели от слез.
Итак, Алиса Алексис Квинсмедоу наконец нашла папу. Нечаянно, неожиданно, по удивительной случайности Алиса нашла папу и теперь была совершенно счастлива.
Воссоединение получилось долгим и бурным; звучал смех, лились слезы, рассказывались бесчисленные истории. Приключения Алисы и Оливера вам уже знакомы, так что не буду повторяться. Но папину историю вы еще не знаете – и я постараюсь воспроизвести ее как можно точнее. Хотя прежде проясню один вопрос, который наверняка вас занимает.
Странно, думаете вы, что папа не узнал Алису.
Понимаю вас, дорогой проницательный читатель! В свое время я тоже удивилась, когда Алиса рассказала мне о случившемся. Но мы должны помнить, что папа Алисы целых три года провел в тюрьме в самом сердце невозможной земли. Он даже не мечтал – и уж точно не осмеливался надеяться, – что его юная дочь, во‑первых, узнает об Итакдалии, а во‑вторых, сможет выжить там, где едва не погиб он, взрослый мужчина. Появление Алисы в этом мире было для него совершенно исключено. На самом деле, когда папа впервые увидел Алису с Оливером, стоящих на пороге его деревни, он впустил их только потому, что девочка – ее белая кожа, белые волосы – напомнила ему дочь.