Да. Так они прожили с мужем пятнадцать лет, но детей у них не было. Затем их продали помещикам-немцам Шмидтам, а через пять лет ее муж умер от чахотки. С этого начались злоключения, пересказывать которые не буду, они типичны почти для всех святых и вполне укладываются в схему: Бог посылает испытания и гонения со стороны людей, с тем чтобы святые нашли свой путь к святости. В конце концов Параскева стала самой почитаемой старицей в Дивеевском монастыре. Именно с ней пожелали встретиться царь и царица.
Николай пишет об этой встрече в дневнике коротко: «Любопытно было свидание с ней». А вот в Житии Параскевы эта встреча описана подробно. Но жития не могут служить подлинными свидетельствами. Воспринимать их нужно только с точки зрения того, как реальная жизнь святого трансформировалась в сознании народа.
Согласно житию, Параскева заранее знала о желании царя и царицы родить сына и о том, что их приезд в Саров связан с этим. Поэтому она к встрече готовилась.
”Прасковья Ивановна имела обычай все показывать на куклах, и тут она приготовила куклу-мальчика. Постелила ему платки мягко и высоко и уложила. «Тише-тише – он спит…» Все, что она говорила, передавали по телефону государю…
Что «передавали по телефону государю», мы не знаем, но поездка царской семьи в Саров тоже тщательно готовилась – в том числе и Министерством внутренних дел во главе с В. К. Плеве.
”Блаженной было объявлено, что как встретят государя в игуменском корпусе, пропоют концерт, он усадит свиту завтракать, а сам придет к ней.
Вернулась мать Серафима (игуменья монастыря. – П. Б.) с Дуней со встречи, а Прасковья Ивановна ничего не дает убирать. На столе сковорода картошки и холодный самовар.
Пока с ней воевали, слышат в сенях: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас». И входят Николай Александрович и Александра Федоровна.
Уже при них стелили ковер, убирали стол; сразу принесли горячий самовар. Все вышли, оставили их одних, но они не могли понять, что говорит блаженная, и вскоре государь вышел и сказал:
– Старшая при ней, войдите.
И при ней состоялась беседа. Келейница рассказывала потом, что блаженная говорила государю:
– Государь, сойди с престола сам.
Когда стали прощаться, Прасковья Ивановна открыла комод. Вынула новую скатерть, расстелила на столе, стала класть гостинцы. Холст льняной своей работы (она сама пряла нитки), початую голову сахара, крашеных яиц, еще сахара кусками. Все это она завязала в узел: очень крепко, несколькими узлами, и когда завязывала, то от усилия даже приседала, и дала ему в руки:
– Государь, неси сам.
А сама протянула руку:
– А нам дай денежку, нам надо избушку строить (новый храм. – П. Б.).
У государя денег с собой не было. Тут же послали и принесли, и он дал ей кошелек золота, который сразу же был передан матери игумении.
Когда Николай Александрович уходил, то сказал, что Прасковья Ивановна – истинная раба Божия. Все и везде принимали его как царя, она одна приняла его как простого человека.
Даже с учетом того, что это не биография, а житие, в эту сцену легко поверить. Почтительным отношением к «мнению народному» отличался не только Николай II, но и его отец. Иоанн Кронштадтский вспоминал о встрече с Александром III в Ливадии в 1894 году: «Государь Император выразил желание, чтобы я возложил мои руки на главу его, и, когда я держал, Его Величество сказал мне: “Вас любит народ”. – “Да, – сказал я, – Ваше Величество, Ваш народ любит меня”. Тогда он изволил сказать: “Да, потому что он знает, кто вы и что вы” (точные его слова)».
КБ: Каким в момент посещения Дивеевского монастыря было впечатление царицы, мы точно не знаем, но в 1916 году она писала Николаю в Ставку о своем паломничестве в Великий Новгород и свидании в Десятинном монастыре со старицей Марией Михайловной (святая Мария Новгородская):
”Ей 107 лет, она носит вериги (сейчас они лежат около нее), обычно она беспрестанно работает, расхаживает, шьет для каторжан и для солдат, притом без очков, никогда не умывается. Но, разумеется, никакого дурного запаха или ощущения нечистоплотности, она седая, у нее милое, тонкое, овальное лицо с прелестными, молодыми, лучистыми глазами, улыбка ее чрезвычайно приятна. Она благословила и поцеловала нас. Тебе она посылает яблоко (пожалуйста, съешь его)… Она произвела на меня гораздо более умиротворяющее впечатление, нежели старая Паша из Дивеева.
ПБ: Значит, не очень впечатлила ее блаженная Паша?
КБ: Трудно сказать… Еще есть воспоминания упоминавшейся нами Варвары Петровны Шнейдер: «На одном из приемов, когда Императрица подолгу разговаривала со мной, разговор зашел про юродивых. Императрица спросила меня, видела ли я Саровскую Пашу? Я сказала, что нет. – “Почему?” – “Да я боялась, что прочтя как нервный человек в моих глазах критическое отношение к ней, она рассердится и что-нибудь сделает, ударит или т. п.”. И осмелилась, спросила, правда это, что когда Государь Император хотел взять варенья к чаю, то Паша ударила его по руке и сказала: “Нет тебе сладкого, всю жизнь будешь горькое есть!” – “Да, это правда”. И раздумчиво Императрица прибавила: “Разве вы не знаете, что Государь родился в день Иова многострадального?”».
ПБ: Подытоживая, мы можем с уверенностью сказать, что в целом посещение Сарова и Дивеева оказало сильное влияние на императрицу. Во-первых, она впервые увидела Россию, которой не знала. Она вообще практически не видела Россию, если не считать ежегодных поездок в Ливадию и празднование Пасхи в Москве в 1900 году.
КБ: Это не совсем так. После коронации в июле 1896 года они с Ники посетили Нижегородскую выставку-ярмарку. Царская семья пробыла в Нижнем Новгороде три дня и успела даже принять несколько делегаций крестьянских старейшин из разных губерний.
ПБ: Но это, как вы понимаете, было парадное мероприятие. А здесь, в Сарове и Дивееве, императрица наблюдала не только восторженные и специально подготовленные народные толпы, провожавшие царский поезд на всем его пути и встречавшие его на станциях, но и настоящий русский народ в состоянии религиозного экстаза. Уверен, что из этого впечатления и сложилось представление Александры Федоровны о простом народе как исключительно религиозном и обожающем своего Богопомазанного Царя – ведь прославление Серафима Саровского в лике святых в народе связывали именно с его решением, принятом якобы в борьбе с Синодом.
Во-вторых, она впервые познакомилась с феноменом «старчества» и поверила в него. Таким образом явление при Дворе сибирского старца Григория Распутина было подготовлено в ее голове. Нужен был только повод для его явления.
КБ: Пожалуй, тут я с вами соглашусь. Но я думаю, в 1903 году Алиса не была еще настолько одержима «народной» религией, как она ее потом понимала, когда в ее жизни появился Распутин. В том же году в Зимнем дворце состоялся роскошный бал. Его инициатором считается именно царица.
Последний бал
ПБ: Этот грандиозный костюмированный бал некоторые биографы называют последним, хотя это не совсем так. Последний большой бал в Зимнем дворце был дан в январе 1904 года перед началом Русско-японской войны. А вот потом ни о каких балах не могло быть и речи. Русско-японская война, череда террористических актов, в одном из которых погиб великий князь Сергей Александрович – муж сестры Алисы Эллы, революция 1905–1908 годов, «столыпинский террор», Первая мировая война, Февральская и Октябрьская революции… Но не только это было причиной отмены широких дворцовых «гуляний». Болезнь цесаревича сделала невозможной появление императрицы на балу. Не до танцев ей стало!
Но вы не совсем правы, считая, что знаменитый, вошедший в историю искусства Серебряного века бал в Зимнем дворце 1903 года не был никак связан с религиозными настроениями царской семьи. Это, повторяю, Серебряный век. И как Ливадийский дворец был устроен в стиле «модерн», характерном для архитектуры того времени, так и бал в Зимнем отвечал пестрым, порой противоречивым вкусам эпохи. С одной стороны – невероятная роскошь одежд и блеск драгоценностей. А с другой – пусть костюмированное, но возвращение в Святую Русь, доимперские, допетровские времена. Это как в одном из самых модных художественных течений начала ХХ века – группе «Мир искусства» (Бакст, Бенуа, Сомов, Билибин и другие). С одной стороны – модерн, а с другой – ориентация на лубок, иконопись, народные промыслы. Или – «новая религиозная философия» (Струве, Бердяев, Булгаков, Гершензон). Да, революция в сфере религиозной мысли и богословия. Но при этом жгучий интерес к допетровской, досинодальной Церкви. В этом царская семья не осталась в стороне от веяний Серебряного века и даже в какой-то степени сама задавала в них тон. Кто поначалу субсидировал «Русские балеты» Сергея Дягилева? Государственная казна.
Бал 1903 года, с одной стороны, был «имперским», но, с другой стороны, его, если можно так выразиться, «брендом» стала эпоха любимого Николаем Алексея Михайловича. (Кстати, наследника потом назовут в его честь.)
КБ: Об этом грандиозном событии в дворцовой жизни лучше всех написала баронесса Софья Буксгевден.
”Сезон 1903 года был отмечен прекрасным костюмированным балом, на котором императорская семья и все гости появились в костюмах эпохи царя Алексея, отца Петра Великого. Императрица проявила особенный интерес ко всем приготовлениям к этому балу; она сама, с помощью директора музея Эрмитажа, Ивана Александровича Всеволожского, предоставившего ей необходимую историческую информацию, оформила свой костюм и костюм императора. На императоре была одежда, в точности воспроизводившая ту, которую носил в свое время царь Алексей – «малиновая и белая с золотой вышивкой», – писала императрица. Его скипетр и головной убор были специально присланы из Грановитой палаты Московского Кремля. Императрица была одета как супруга царя Алексея царица Мария Милославская. Сама она описывала это так: «Золотая парча, украшенная серебром, изумрудами, жемчугом и бриллиантами». На ее голове красовалось нечто вроде митры, усыпанной драгоценностями. Под этой митрой был тонкий белый платок, а еще один – закрывавший волосы – был заправлен за воротник.