– Самое красивое всегда недоступно, – вздохнула Алиса и уселась на своё прежнее место. Её щёки раскраснелись, с рук и волос стекала вода.
Целая охапка кувшинок, в беспорядке лежавших на дне лодки, быстро увядала и теряла всю свою красоту. Но что ей было до того? Даже настоящие нимфеи, вы знаете, живут недолго, а это были порождённые грёзой, поэтому таяли как снег, сваленные кучкой у её ног. Но Алиса почти не замечала этого: другие странности отвлекли её внимание.
Они отплыли совсем недалеко, когда лопасть одного из вёсел, погрузившись в воду, вдруг словно примёрзла и ни в какую не желала показываться на поверхности. Бедная Алиса не удержалась на своём сиденье и свалилась на дно лодки, прямо на кучу кувшинок, и, хотя вовсе не ушиблась, от неожиданности вскрикнула.
Когда она опять поднялась, Овца невозмутимо заметила:
– Краба зацепила, вот весло и не поддаётся.
– Где? Не вижу. – Алиса перегнулась через борт и внимательно вгляделась в чёрную воду. – Будет очень жаль, если он уйдёт. Мне бы так хотелось взять домой маленького краба!
Но Овца только засмеялась презрительно и продолжила вязать.
– А здесь много крабов? – спросила Алиса.
– И крабов, и много всякого-разного. Выбор огромный. Надо только знать, чего хочешь. Ну, что ты решила купить?
– Купить? – повторила, как эхо, Алиса, отчасти с удивлением, отчасти с испугом, потому что всё: и вёсла, и лодка, и речка – исчезло в одну минуту и они опять очутились в маленькой тёмной лавке. – Я бы купила яйцо. Сколько у вас стоят яйца?
– Пять пенсов штука, два пенса пара, – ответила Овца.
– Пара, значит, дешевле, чем одно, – удивилась Алиса, вынимая свой кошелёк.
– Только если ты купишь два, придётся съесть оба.
– Мне вполне хватит и одного. – Алиса положила деньги на прилавок, подумав при этом: «Может, они невкусные, кто их знает».
Овца взяла деньги, бросила в ящик и сказала:
– Я никогда не беру товар в руки: это негигиенично, – так что возьмёшь сама.
Она поднялась, перешла в другой конец лавки и положила на полку яйцо.
«Почему это негигиенично? Всё равно брала его руками, – недоумевала Алиса, пробираясь между столами и стульями в темноте лавки. – Странно, яйцо, по мере того как я подхожу, как будто удаляется от меня. Фу, как темно! Здесь, кажется, стул? Но что это? У него ветки… Как необычно: в лавке растут деревья. А вот и ручей… Никогда в жизни не видела такой лавки».
Чем дальше она продвигалась, тем больше удивлялась.
Все предметы, стоило к ним приблизиться, превращались в деревья. Алиса было подумала, что и яйцо сейчас превратится в дерево, однако…
Глава шестаяБолванчик
…Однако яйцо всё продолжало расти, увеличиваться в объёме и, наконец, приобретать очертания человеческой фигуры. Алиса сделала ещё несколько шагов и смогла разглядеть, что у яйца имеются глаза, рот и нос, а когда подошла ещё ближе, то ясно увидела, что перед ней не кто иной, как Болванчик, собственной персоной.
«Вне всякого сомнения, это он, – сказала себе Алиса. – Только у этого пустомели фигура похожа на яйцо. Он как неваляшка – что поставь, что положи».
Яйцеобразное существо сидело, поджав под себя по-турецки ноги, наверху высокой стены, такой узкой, что Алиса не могла понять, как Болванчик ухитряется удерживать на ней равновесие. Глаза его были пристально устремлены в другую сторону, и казалось, что на Алису он не обращал ни малейшего внимания.
– Ну точь-в-точь яйцо, – сказала Алиса и вытянула руки, чтобы подхватить его: ей показалось, оно вот-вот упадёт.
– Это очень обидно, – услышала она голос сидевшего наверху и по-прежнему не смотревшего в её сторону Болванчика. – Это очень обидно, когда тебя называют яйцом. Да, очень обидно.
– Я лишь сказала, что вы похожи на яйцо, сэр, – вежливо объяснила Алиса. – А некоторые яйца, знаете, даже красивы…
Она очень надеялась, что последнее её замечание превратит первое в нечто вроде комплимента.
– У некоторых твоих собратьев, – продолжал Болванчик, глядя по-прежнему куда-то в сторону, – разум как у грудного младенца.
Алиса растерялась, не зная, что на это сказать. Во-первых, их общение вовсе не походило на разговор: он ни разу не обратился к ней, а последнее замечание было и вовсе, очевидно, обращено к дереву. Алиса стояла и тихо повторяла про себя:
Болванчик на стене
день-деньской сидел.
Болванчик задремал
и со стены слетел.
Пусть Король коней приводит,
…зовёт за ратью рать –
Никогда никто не сможет
Болванчика на стену посадить опять.
– Последняя строчка, пожалуй, длинновата, – вслух произнесла Алиса, забыв, что Болванчик может её услышать.
– Что ты всё бормочешь? – послышалось сверху. – Лучше бы сказала, как тебя зовут и что здесь делаешь.
– Меня зовут Алиса, и…
– Какое глупое имя! – прервал её Болванчик. – Что оно обозначает?
– А разве имя должно что-нибудь обозначать? – с сомнением спросила Алиса, хотя невоспитанность яйцеобразного её вовсе не удивила.
– Конечно! – сказал он с коротким смешком. – Любое имя должно отражать какое-то качество, а вот с таким именем, как у тебя, девочка, можно вообще не иметь никаких качеств.
«Вот уж действительно Болванчик, ни дать ни взять», – подумала Алиса, но, не желая вступать в препирательства, вдруг спросила:
– А почему вы один сидите там, наверху?
– Потому что со мной никого нет, вот и сижу один! Спроси что-нибудь другое.
– А вы не думаете, что безопаснее было бы сидеть внизу, на земле? – Алиса вовсе не собиралась играть с ним в «угадайку» – просто беспокоилась, как бы он не свалился и не разбился: стена ведь такая узкая.
– Фу, какие нелепые вопросы, – проворчал Болванчик. – Разумеется, не думаю. Если бы даже я когда-нибудь и свалился – на что нет никаких шансов, – но если бы, допустим, это всё-таки случилось… – Он сложил губы бантиком, и выражение его лица стало таким торжественным и важным, что Алиса едва не покатилась со смеху. – Если бы я вдруг свалился, Король обещал мне… Можешь упасть в обморок, если угодно. Ты не ожидала, что я тебе это скажу? Правда не ожидала? Так вот: Король обещал мне – это были его собственные слова, – обещал мне, что, что…
– Пришлёт, чтоб вас поднять, всех своих лошадей и всех людей, – продолжила за него Алиса, что было очень неблагоразумно с её стороны.
– Ну, знаете, это уж чересчур! – выкрикнул Болванчик, вдруг рассвирепев. – Ты подслушивала за дверьми и за деревьями… И в камни забиралась подслушивать… Иначе ты не могла бы знать.
– Я не подслушивала, – кротко возразила Алиса. – Это есть в книге.
– Ах так! Значит, они позволяют себе писать про меня такие вещи в книгах, – уже спокойнее сказал Болванчик. – Ну-с, в таком случае прошу посмотреть на меня повнимательнее. Я сам, самолично, разговаривал с Королём. Я! Ты, может, другого такого больше в жизни не увидишь. И чтобы доказать, что я не гордый, могу позволить тебе поздороваться со мной за руку.
Он расплылся в широкой, почти от уха до уха, улыбке и, наклонившись так, что был прямо на волосок от падения, протянул руку. Алиса, протягивая ему свою, смотрела на него с некоторым беспокойством.
«Если бы он улыбнулся чуть шире, то углы его рта встретились бы на затылке. Что случилось бы тогда с его головой? Наверное, отвалилась бы»
– Да, всех своих лошадей и всех людей, – продолжал между тем Болванчик. – Они бы подняли меня в одну секунду. Непременно подняли бы! Однако мы далеко зашли. Давай вернёмся к твоему предпоследнему замечанию.
– Я что-то не припоминаю…
– Ну тогда всё сначала, – заявил Болванчик. – И теперь уж мой черёд выбрать, о чём мы будем разговаривать.
«Он выражается так, как будто мы с ним во что-то играем», – подумала Алиса, а Болванчик тем временем спросил:
– Так сколько тебе лет, ты сказала?
Алиса быстро подсчитала и ответила:
– Семь лет и шесть месяцев.
– Неверно! – торжествующе воскликнул Болванчик. – Ты ничего подобного не говорила.
– Я думала, вы хотите знать, сколько мне лет, – растерялась Алиса.
– Если бы хотел, я так бы и спросил.
Алиса опять, не желая вступать в спор, промолчала.
– Семь лет шесть месяцев, – задумчиво повторил Болванчик. – Неудобный возраст. Если бы ты спросила моего совета, то я бы сказал: «Остановись на семи!» – но теперь слишком поздно!
– Я никогда не спрашиваю советов, расти мне или нет! – возмутилась Алиса.
– Гордая слишком?
Алиса ещё пуще вознегодовала:
– Я хотела сказать, что человек не может приказать себе расти или не расти.
– Один человек, пожалуй, не может, но люди могут. Один человек – человек, а два человека – люди. С помощью людей ты могла бы перестать расти в семь лет.
– Какой у вас красивый пояс! – произнесла вдруг Алиса, решив сменить тему: о возрасте поговорили, и если действительно предметы для разговора следовало предлагать по очереди, то сейчас очередь была её. – То есть я хотела сказать – галстук… Нет, всё-таки пояс… Впрочем, извините.
Вконец расстроившись, потому что на лице у Болванчика отразилась обида, Алиса хотела лишь одного – забыть, что коснулась этой темы.
«Если бы я могла понять, – подумалось ей, – где у него затылок, а где талия».
Болванчик, очевидно, очень рассердился, потому что некоторое время не произносил ни звука, но когда заговорил, это больше походило на хриплое ворчанье:
– Какая наглость – не уметь отличить галстук от пояса.
– Простите мне столь вопиющее невежество, – произнесла Алиса с такой кротостью и так сконфуженно, что сердце Болванчика не могло не смягчиться.
– Это галстук, дитя, и красивый, как ты сама сказала. Мне подарили его Белый Король и Королева.
Алиса обрадовалась, что наконец-то нашлась хорошая тема.
– Да, подарили, – задумчиво продолжал между тем Болванчик, заложив ногу за ногу и обхватив руками колено. – Ко дню моего нерождения.