Алиса стала пробираться среди деревьев, пригибаясь как можно ниже, так как ее шея запутывалась в ветвях. Алиса то и дело останавливалась и распутывала ее. Вскоре она вспомнила, что все еще держит в руках куски мухомора, и с большой осторожностью принялась за работу, надкусывая то один, то другой и делаясь то выше, то ниже, до тех пор. пока ей не удалось довести себя до своей обычной вышины.
Это продолжалось так долго, что когда она добилась чего-то вроде своего настоящего роста, то сначала почувствовала себя немного странно. Но она в несколько минут привыкла к этому и, как всегда, начала разговаривать сама с собой:
— Ну вот, половина моего плана теперь уже выполнена! Как нелепы все эти превращения! Я совсем не уверена, кем я стану в следующую секунду! Однако я достигла моего настоящего роста. Теперь прежде всего мне надо войти в прекрасный сад, но только как — хотела бы я знать!
Сказав это, она внезапно очутилась на открытой поляне, на которой стоял маленький дом, около четырех футов высотой.
«Кто бы здесь ни жил, — подумала Алиса, — невозможно явиться к ним, будучи такого роста: ну, они сошли бы с ума».
И она снова начала грызть кусок, который держала в правой руке, и до тех пор не делала попыток подойти ближе к дому, пока не уменьшилась до девяти дюймов.
Глава VI Поросенок и перец
инуту или две она стояла, глядя на дом и недоумевая, что делать дальше. Вдруг неожиданно из леса показался бегущий лакей в ливрее (она решила, что это лакей, потому что он был в ливрее; иначе, судя только по его лицу, она назвала бы его рыбой) и громко постучал в дверь дома костяшками пальцев. Ее открыл другой лакей в ливрее, с круглым лицом и большими глазами, словно у лягушки. У обоих лакеев, как заметила Алиса, напудренные волосы были в сплошных завитках. Ей очень хотелось узнать, что все это значит, и она, выйдя из лесу, подкралась немного ближе, чтобы лучше слышать.
Лакей Рыба принялся вытаскивать из подмышки огромное письмо почти такой же величины, как он сам, и потом вручил его другому, сказав торжественно:
— Герцогине! Приглашение от Королевы на партию в крокет.
Лакей-Лягушка, только немного изменив порядок слов, повторил тем же торжественным тоном:
— От Королевы! Приглашение Герцогине на партию в крокет.
Затем они оба поклонились друг другу, и завитки их перепутались.
Алиса так сильно смеялась над всем этим, что должна была убежать назад в лес из страха, что они ее услышат. Когда она снова выглянула, Лакей Рыба уже ушел, а другой сидел на земле у дверей, глупо уставясь в небо.
Алиса робко подошла к двери и постучала.
— Бесполезно стучать, — сказал Лакей, — и по двум причинам: во-первых, потому, что я нахожусь по эту сторону двери, там же, где и ты, и, во-вторых, потому, что они внутри дома так шумят, что никто не может тебя услышать.
И действительно, из дома доносился невероятный шум — непрерывное завывание, чихание и время от времени страшный грохот, как будто блюдо или горшок разлетались вдребезги.
— Будьте любезны, скажите, — спросила Алиса, — как в таком случае мне войти?
— Еще мог бы быть некоторый смысл стучать, — продолжал Лакей, не обращая на нее внимания, — если бы дверь была между нами. Например, если бы ты находилась внутри. Ты могла бы постучать, и я мог бы тебя выпустить, знаешь ли…
Разговаривая, он по-прежнему все время смотрел в небо, и Алиса подумала, что это совсем невежливо. «Но, кажется, он не может иначе — сказала она себе: — его глаза находятся почти на самой макушке. Однако он мог бы отвечать на вопросы».
— Как мне войти? — громко повторила она.
— Я буду сидеть здесь, — заметил Лакей, — до завтра…
Тут на мгновение дверь распахнулась, и большая тарелка, брошенная изнутри дома, полетела в голову Лакея; она задела его по носу и разбилась в куски, ударившись о дерево позади Лакея.
— …или, возможно, до послезавтра, — продолжал Лакей тем же тоном, как будто ровно ничего не случилось.
— Как я могу войти? — спросила Алиса еще громче.
— Пустят ли тебя туда вообще, — сказал Лакей, — вот, знаешь ли, первый вопрос.
Это, несомненно, было так. Но Алисе не понравилось, что с ней разговаривают подобным образом. «Вот уж правда, — пробормотала она про себя, — у этих созданий ужасная привычка вечно противоречить. Вполне достаточно, чтобы любого свести с ума!»
Казалось, Лакей счел этот момент удобным, чтобы повторить свое замечание с некоторыми изменениями.
— Я буду сидеть здесь, — сказал он, — и сейчас и потом, дни за днями…
— Но что буду делать я? — спросила Алиса.
— Все, что тебе угодно, — ответил Лакей и начал свистеть.
— О, нет никакого смысла с ним разговаривать! — безнадежно сказала Алиса. — Он совершенный идиот! — И она открыла дверь и вошла в дом.
Дверь вела в большую кухню, доверху наполненную дымом. Посредине нее на трехногом табурете сидела Герцогиня и нянчила грудного ребенка. Наклонившись над очагом, Кухарка помешивала в котле, который, по-видимому, был полон супа.
— Безусловно, в этом супе слишком много перца, — сказала себе Алиса, страшно чихая.
Действительно, весь воздух вокруг был пропитан горечью перца. Даже Герцогиня то и дело чихала, а ребенок чихал и завывал попеременно, не умолкая ни на секунду.
Из находившихся в кухне не чихали только Кухарка и большой Кот, который лежал у очага и улыбался от уха до уха.
— Извините, не можете ли вы мне объяснить, — сказала Алиса, немного робея, так как она не была вполне уверена, не противоречит ли хорошим манерам то, что она говорит первой: — почему ваш Кот так кривит рот?
— Это — Чеширский Кот: когда его чешут, он улыбается, и, когда его не чешут, он тоже улыбается, — ответила Герцогиня. — Вот почему… Поросенок!
Она выкрикнула последнее слово с такой силой, что Алиса чуть не подпрыгнула, однако в следующую секунду она увидела, что это относится к ребенку, а не к ней. Поэтому она набралась храбрости и продолжала:
— Я не знала, что Чеширские Коты всегда улыбаются… В самом — деле, — я не, знала, что, вообще коты могут улыбаться.
— Они все могут улыбаться, — сказала Герцогиня, — а большинство из них это и делает!
— Я не знаю ни одного, который улыбался бы, — возразила Алиса очень вежливо, будучи довольной, что может наконец вступить в серьезный разговор.
— Ты мало знаешь, — сказала Герцогиня. — Это бесспорно!
Алисе совсем не поправился тон, каким было сделано это замечание, и она подумала, что хорошо бы переменить предмет разговора. Пока она пыталась найти подходящую тему, Кухарка сняла котел с супом с очага и тотчас же принялась швырять все, что находилось под рукой, в Герцогиню и ребенка. Сначала полетели каминные щипцы, за ними последовал град кастрюль, тарелок и блюд. Герцогиня не обращала на них внимания, даже когда они попадали в нее, а ребенок и без того все время так сильно вопил, что было совершенно невозможно сказать, попало ему или нет.
— О, пожалуйста, подумайте, что вы делаете! — вскричала Алиса, подпрыгивая в ужасе. — О, вот и погиб его драгоценный нос! (Действительно, необычайно большая сковородка пролетела так близко от носа младенца, что чуть-чуть не снесла его.)
— Если каждый будет заботиться о своих собственных делах, — хрипло проворчала Герцогиня, — земля будет вертеться гораздо быстрее, чем сейчас.
— От этого не стало бы лучше, — сказала Алиса, которая была очень рада немножко показать свои познания. — Только подумайте, что сделалось бы с днем и ночью! Видите ли, Земля совершает полный оборот вокруг своей оси в двадцать четыре часа. Так как вы уже окончили школу, то пора…
— Что касается топора, — крикнула Герцогиня, — отрубить ей голову!
Алиса испуганно взглянула па Кухарку, чтобы узнать, не намерена ли она выполнить намек. Но Кухарка деловито размешивала суп и как будто не слышала сказанного Герцогиней. Тогда Алиса продолжала:
— В двадцать четыре часа, я думаю, или в двенадцать?
— О, не мучь меня! — воскликнула Герцогиня. — Я никогда не выносила цифр!
Тут она снова начала качать ребенка, напевая ему что-то вроде колыбельной песенки. При этом она изо всей силы встряхивала его после каждой строки:
С ребенком надо строгим быть,
И, если он чихает,
Его за это нужно бить!
Он всем надоедает!
Хор (к которому присоединились Кухарка и ребенок):
У-у! У-у! У-у!
Когда Герцогиня перешла ко второму куплету песни, она принялась изо всей силы бросать ребенка вверх и вниз, и несчастный младенец завывал так, что Алиса только с трудом могла разобрать слова:
Я бью ребенка потому,
Что громко он чихает,
Но перец нюхать и ему
Никто не запрещает!
Хор:
У-у! У-у! У-у!
— Ну, ты можешь понянчить его немного, если хочешь!— сказала Герцогиня Алисе, с этими словами швыряя ей ребенка. — Я должна уйти и приготовиться к партии в крокет с Королевой.
Она торопливо вышла из комнаты. Кухарка пустила ей вслед сковородку, но слегка промахнулась.
Алиса удержала ребенка с некоторым трудом, потому что это было странно сложенное маленькое существо, которое растопыривало руки и ноги во всех направлениях. «Совсем как морская звезда», — подумала Алиса. Бедное маленькое существо пыхтело, будто паровая машина, когда Алиса подхватила его, и то складывалось вдвое, то опять выпрямлялось, так что все это вместе в первые несколько минут потребовало от Алисы всех сил, чтобы его удержать.
Как только она нашла собственный способ нянчить его (для чего надо было скрутить ребенка в узел и потом тесно прижать его правое ухо к левой ноге, так, чтобы не позволить ему развязаться), она вынесла его на открытый воздух.