О Кэролле было принято писать, как о художнике, чья неистощимая фантазия создала особый, ни на что не похожий сказочный мир. Но так ли это?
Как во всякой настоящей сказке, страна чудес, созданная Льюисом Кэроллом, связана прочными нитями с реальной жизнью. Сам писатель придавал своей работе особое, важное значение. Он писал, что пытается «положить начало новой линии сказочности».
Если обычная сказка говорит нам о том, что вот это хорошее, а это плохое, это добро, а это зло, то есть обращается к незыблемым, твердым, постоянным понятиям, то Льюис Кэролл решает в своих повестях совершенно иную задачу. Он показывает нам относительность твердых, казалось бы навсегда установившихся жизненных понятий. Он как бы говорит: мир очень сложен и многообразен, и самые простые явления окружающей действительности подчас не так просты, как они нам кажутся. Многое зависит от того, с какой точки зрения ты их рассматриваешь.
Вот Алиса попала в страну чудес. Перед ней столик с таинственной бутылкой, на которой написано: «ВЫПЕЙ МЕНЯ». Но стоило исполнить это, как Алиса превратилась в крошку — десяти дюймов ростом. Зато, съев чудесный пирожок, девочка начинает расти и вытягиваться, как «огромный телескоп». Однако Кэролл не ставит своей целью желание потешить читателя забавной выдумкой: суть этих превращений в том, что вместе с Алисой меняется и ее представление о действительности, отношение к предметам и явлениям.
Казалось бы, писатель шутливо рассказывает о тех неудобствах, какие испытывает его героиня: и когда она становится ничтожно мала — ведь ее может теперь каждый обидеть, она совсем беспомощна и не в состоянии даже дотянуться до заветного ключика на маленьком столе, — и когда она делается огромной: ей становится очень тесно в обжитом и привычном мире.
Юмор Кэролла имеет серьезную основу: художник показывает и объясняет нам, что в мире все явления взаимосвязаны, они зависят друг от друга. Вот Алисе и приходится над многим серьезно призадуматься. Странные создания, с которыми она встречается, несмотря на кажущуюся нелепость речей, поступков, оказываются по-своему разумны и по-своему правы. У них просто-напросто иной взгляд на вещи, но подчиненный своей строжайшей логике.
Вспомним разговор Алисы со Шляпочником о часах. Его часы показывают месяц и число, но не могут показать «который час»! Шляпочник недоумевает по поводу, казалось бы, законного недоумения Алисы: «Разве твои часы показывают, который год?» — спрашивает он. «Конечно, нет, — с готовностью отвечает Алиса. — Но это потому, что на них все время один и тот же год». Шляпочник торжествует. «То же самое как раз и с моими часами», — говорит он. И Алиса страшно смущена. Действительно, если часы могут всегда показывать один и тот же год, то почему им не показывать один и тот же час? Ведь и то и другое — понятия, обозначающие лишь разные отрезки времени.
В другом случае Грифон рассказывает Алисе о том, как он учился в школе. На вопрос Алисы, сколько часов продолжались занятия, следует пояснение: «Десять часов в первый день, девять — в следующий…» И когда Алиса удивляется странному расписанию, Грифон объясняет ей: «Потому-то и курс назывался постоянным. Число уроков постоянно уменьшалось… изо дня в день…»
Если в первом случае писатель знакомит читателя с условностью обозначения времени и со сложностью самого этого понятия, то во втором случае читатель сталкивается с тем, что постоянное может быть не постоянным, что оно в известной степени относительно, и в этом «непостоянстве» — его постоянство.
А вот третий пример: знаменитый эпизод с Чеширским Котом, который утверждает, что все — и Алиса и он сам — сумасшедшие. Алиса вежливо спрашивает Кота:
« — Почему вы знаете, что вы сумасшедший?
— Начать с того, — сказал Кот, — что собака не сумасшедшая. Ты согласна с этим?
— Я полагаю, что это так, — ответила Алиса.
— Ну, тогда дальше, — продолжал Кот (обратите внимание, что их разговор не случайно ведется в стиле строго академического рассуждения! — В. В.). — Видишь ли, собака ворчит, когда она сердита, и машет хвостом, когда она довольна. Ну, а я ворчу, когда я доволен, и машу хвостом, когда я сердит. Поэтому я — сумасшедший.
— Я называю это мурлыканьем, а не ворчанием, — возразила Алиса.
— Называй как хочешь, — сказал Кот».
И мы видим, что последнее замечание Алисы никак не опровергает Кота, потому что дело не в названии, а во взаимной связи, в соотносительности явлений. Если собака правильно и разумно выражает свои чувства, то Кот их выражает шиворот-навыворот, неправильно, и, следовательно, он действительно сумасшедший.
Художник знакомит своего маленького читателя с важной и сложной проблемой относительности, но преподносит ее в виде причудливо забавных эпизодов, в шутках и пародиях, которые неизменно имеют серьезную основу.
В сказках Кэролла, по существу, речь идет о законах мышления, чего литература для детей до него не касалась и о чем рассказать смог только этот писатель, соединивший талант сказочника с логикой математика.
Сохранился рассказ о том, что однажды королева Виктория захотела познакомиться со всеми произведениями Льюиса Кэролла, прославленного уже тогда писателя. Каково же было ее удивление, когда ей принесли: «Введение в алгебраическую геометрию», «Геометрическую символистику», «Элементарный трактат о детерминантах».
Так королева Виктория узнала, что знаменитый сказочник одновременно профессор математики оксфордского колледжа.
Это совмещение, казалось бы, столь разных профессий не случайно. Ведь Кэролл действительно стал создателем «новой линии сказочности», а для этого ему было мало обладать даром художника слова: надо было еще быть математиком, и не просто математиком, а ученым-исследователем.
Нет, не случайным оказалось тяготение математика Чарльза Доджсона к сказке и превращение его в писателя Льюиса Кэролла!
Но есть в фантастических повестях Кэролла еще одна сторона — сатирическая. Писатель в сказочных образах отразил и свою эпоху, и свое к ней критическое, а подчас и откровенно осуждающее отношение.
О Льюисе Кэролле было принято говорить, как о художнике добром и улыбчивом, чье остроумие и юмор согрели многие и многие страницы его удивительной книги «Алиса в стране чудес». Однако при этом часто не замечали или не хотели замечать той великолепной сатиры, какую представляет эта сказочная повесть, осмеявшая многие стороны жизни викторианской Англии. И если мы хоть немного знаем историю, то легко убедимся, что писатель осудил в современной ему действительности: консерватизм быта, сословную ограниченность, отчужденность высших кругов от народа, нелепость судопроизводства, косность системы образования.
«Золотой век» викторианской эпохи был для миллионов простых людей веком кровавым и черным, веком страданий и нищеты. Царствование королевы Виктории совпало с развитием капиталистической промышленности, с усилением колониального могущества Англии. В ХІХ веке Великобритания колонизовала Австралию, Новую Зеландию, овладела обширными территориями в Южной Африке, Бирме, вела войну в Китае, завершила захват Индии. Английкие товары наводняют мировой рынок. Англия сказочно богатеет, — и это дало повод буржуазным историкам воспевать «викторианскую эру расцвета», — но богатеет за счет ограбления колоний, с одной стороны, и с другой — за счет жесточайшей эксплуатации английского рабочего класса. Исследователь творчества Льюиса Кэролла — Ф. Б. Леннон справедливо пишет: «Приговор трех поколений признал, что Алиса с безупречной разумностью странствует в джунглях бессмыслицы, как рассказано в двойном произведении гения — «Алиса в стране чудес» и «Алиса в Зазеркалье». Однако джунгли бессмыслицы были не чем иным, как повседневной жизнью английской образованной леди или джентльмена в легендарное теперь царствование королевы Виктории… Ведь вокруг элегантной, утонченной жизни леди и джентльменов разливается мутный поток свирепой нищеты. Индустриальная революция прокатилась по Англии в вихре дыма и пара, перемалывая людей, готовя их для долгих часов труда за мизерную плату… Как бы то ни было, пропасть, разделявшая имущих и трудящихся, быстро темнела и углублялась…».
И если мы последуем за маленькой Алисой в ее странствованиях по «стране чудес», то скоро убедимся, что сказочные «джунгли бессмыслицы» имеют прочную историческую почву. Чистыми глазами ребенка Льюис Кэролл заставил нас посмотреть на различные явления современной ему жизни. Эти сказочные «джунгли» не что иное, как сатирическое воплощение реальных уродств викторианской эпохи.
В сказочных повестях Л. Кэролла беспощадно осмеивается чопорная, догматическая, во всем регламентированная жизнь «золотого» викторианского века. Здесь и острая пародия на косную, отсталую систему школьного образования с ее зубрежкой и иссушающими ум учебниками. Мышь, как заведенная, не переводя дыхания, хвастаясь перед Алисой своими познаниями по истории, лопочет: «Вильгельм Завоеватель, получивший благословение папы римского на завоевание Англии, был вскоре завоеван англичанами, которые нуждались в королях, а потом и совсем привыкли к захватам короны и завоеваниям».
Сатирик смеется и над прославлением захватов, и над формулами из учебника истории, зазубренными школьниками. Убийственно замечание одного из слушателей мышиной речи: «Я не понимаю значения и половины этих длинных слов, и, больше того, я не убежден, понимаете ли вы их сами?»
Устами своих героев художник выдвигает ироническое требование: «Говорите по-английски!» Всю эту тарабарщину о захватах и завоеваниях он не соглашается признать за выражение мыслей английского народа.
Льюис Кэролл смеется и над закоснелым бытом викторианской Англии. Вспомним сцену, где рассказывается, что для Шляпочника время остановилось. на шести часах пополудни и поэтому он (таков уж незыблемый обычай: с пяти до шести часов — чай) вместе с Мартовским Зайцем и Орешниковой Соней вынужден не переставая пить этот традиционный чай, лишь пересаживаясь после каждой новой чашки на новое место.