Алиса от изумления потеряла дар речи. Нянька не раз ей говаривала, что съедать нужно всё, что тебе положили, но никогда, никогда, никогда Алиса не слышала такого от самой еды!
— Честное слово, я… я очень постараюсь, — выговорила она наконец.
— Ну, большего я и требовать не смею, — оттаял Лебедь. — Однако, прежде чем мы продолжим наше знакомство, так сказать, за столом, я должен исполнить свой коронный номер.
— Коронный номер? — переспросила Алиса.
— Вам должно быть известно, — пояснил Лягва-Официант, — что лебеди всегда-с поют перед тем, как залезть в горшок-с? Это-с очень древний обычай.
— Песенка короткая! Весьма приятная! И совершенно задарма! — весело заключил Лебедь, выбив трубку о край стола.
И он запел свою лебединую песнь, лихо приплясывая и притопывая лапами:
Мне бы плащ-непромокабль
из хвостов селёдки,
чтоб на каждом на хвосте
алмаз посерёдке,
не боялся б я греха
да безносой тётки.
Лягва-Официант подхватил:
Не боялся б он греха-с
да безносой тётки!
Если бы Шекспир со мной
начал переписку,
я бы их употребил,
письма те, без риску,
чтоб мышиный лаз заткнуть —
меньше было б писку.
Лягва-Официант подхватил:
Чтоб мышиный лаз заткнуть —
меньше было б писку.
Я сосульку на носу
вырастил бы к лету,
чтоб звенела «бам-бим-бом»
на потеху свету,
и статейку про себя
тиснул бы в газету.
Я имел бы кучу дел,
будь я прокурором,
деньги мел бы я метлой,
называя сором,
и текла бы моя речь
под большим напором.
Мне б горошину с луну
самой высшей пробы,
мне бы морю — суп варить
для своей утробы, —
что бы сделал я тогда?
Сам не знаю, что бы!
Лягва повторил последнее двустишие:
Что бы сделал он тогда-с?
Сам не знает, что бы!
Лебедь завершил выступление легким поклоном, и Алиса от всего сердца поблагодарила его за песню. После чего Лягва-Официант вздохнул и промямлил:
— Ну что, старина, пошли — пора тебе в горшок-с.
— Весьма признателен! — душевно отозвался Лебедь, так, словно его приглашали поплавать.
— Нет-нет, подождите! Пожалуйста! — вмешалась Алиса. — (Ещё бы! Только представьте, что не ей, а вам предлагают закусить артистом, который только что пел для вас.) — Мне… мне кажется… в общем, я передумала. Я не так уж сильно голодна, — проговорила она, робко поглядывая то на Лягву, то на Лебедя.
Воцарилось гробовое молчание.
— Вот тебе и благодарность! — первым очнулся Лебедь. — Вот тебе и признание публики! И это после того, как я спел для нее свою лебединую песню!
— Да ещё примечай, она ведь едва притронулась к чаю-с, — добавил Лягва-Официант, грустно качая головой. — А я-то-с чаял, что подал такой теплохладненький чай, такой-с теплохладненький, какого, чай, не подадут даже в час Ч…
«Че! Че! Че! — билось в голове у перепугавшейся Алисы. — В Четверг Четвертого Числа Четыре Чёрненьких Чумазеньких Чертёнка Чертили Чёрными Чернилами Чертёж…Ча-ча-ча! Что такое час Ч? И почему все мои приключения связаны с буквами? То кАпна, то Жуки-типографы, они же буквашки, то Гэобразные, да и сам профессор Дэльфин, стоящий на хвосте, очень уж похож на заглавное D из прописей.
Наверное, Заиголье — это Страна Букв и я путешествую по Букварю. Правда, тут всё как-то перемешано. Однако жизнь есть жизнь, — глубокомысленно заметила Алиса, — и в ней всегда всё перемешано, даже Дина произносит гласные вперемешку. Вот если бы мои приключения были в книжке, можно было бы перелистать страницы назад и всё хорошенько проверить. И всё-таки мне кажется… А может быть, мне это только кажется…»
Глава X. А вам…
…как кажется?
Глава XI. Час Ч, или Буквальный бунт
Размышления Алисы были прерваны долетевшим издалека призывом:
— Всем-всем-всем! Заседанье Парламента! Все-все-все — на Словоговоренье!
И тут же Лягва-Официант, крепко ухватив Алису за руку, опрометью бросился на зов. Бежал он по-лягушачьи, через шаг подпрыгивая, и приноровиться к этим его подскокам никак не удавалось. Лебедь, шипя и растопырив крылья, спешил следом и время от времени взлетал, чтобы не отстать.
На подходе к великолепному зданию Парламента они встретили торжественную процессию, состоявшую, судя по виду, из людей знатных, облачённых в горностаевые мантии и увенчанных золотыми коронами. Однако при ближайшем рассмотрении обнаружилось, что в роскошных одеяниях и при всех регалиях шествуют вовсе не люди, но самые обыкновенные буквы.
— Ах, посмотрите! — восторженно восклицала Алиса. — Ведь это же буквы Д — как они гордо выступают на своих коротких ножках! А вон там В! Весьма самодовольные особы, ишь как надулись! Зато Б, видно, много работали, устали, а может быть, в чём-нибудь провинились — бедняжки, совсем понурили головы. А вон там буквы О. На кого же они похожи? Разумеется, на Шалтая-Болтая! Потому что не разберёшь, где у них шея, а где талия, и катятся они точно так же!
Кроме букв в шествии участвовали всевозможные животные и птицы. И даже буквашки — Жуки-типографы, жужжа, как всегда, деловито закладывали крутые виражи над толпой. Алиса сама не заметила, как оказалась в процессии. Бок о бок с ней шагал профессор Дэльфин Косаткинд.
Профессор сменил потёртую мантию на новую с горностаевой опушкой, а академическую шапочку на золотую корону и приобрел столь царственный вид, что Алису охватил благоговейный трепет, и первой начать разговор она не посмела. Но и ничуть не удивилась, когда, не выдержав молчания, Дэльфин прошептал ей на ухо:
— Больше всего на свете люблю торжественно шествовать! Вот потеха так потеха! — И он хихикнул самым неторжественным образом.
Вскоре они прибыли в великолепный зал, где после обыкновенных в таких случаях препирательств из-за мест все наконец удобно расселись и нетерпеливо уставились на нечто вроде трибуны, стоявшей на возвышении посреди зала. Алиса между тем успела всё хорошенько рассмотреть: похоже, буквы алфавита имели в Парламенте равное представительство, а на узкой галерее, опоясывающей зал, тесно сидели все прочие существа, и кое-кого из них она знала. К примеру, Деревенского Мыша, который время от времени выглядывал из-за своего Астранамического Альманаха; были там и Тутошка с Фафошкой (на голове у Тутошки белела повязка, но, к радости Алисы, выглядел он вполне бодрым); что же до Чёрной и Белой Королев, обе они восседали на возвышении, среди прочих королевских особ.
Появились шесть трубачей и в шесть труб протрубили:
СЛУШАЙТЕ ВСЕ!!!!!! У У У У У
Все встали, Алиса тоже. Однако заглянуть в маленькую дверцу, из которой, судя по всему, должен был появиться председатель Эму, ей удалось с большим трудом.
«Да, низковат здесь потолок, — подумала она. — Придётся председателю согнуться в три погибели, что не пристало столь высокой особе».
Эму вошел в сопровождении фальшивого Мартовского Зайца, и Алиса с изумлением увидела, что в потолке вдруг образовалась большущая круглая дыра, которая позволяла председателю не только высоко держать голову, но и передвигаться в любом направлении, потому что дыра передвигалась вместе с ним! (Сам не понимаю, как это может быть; могу только подтвердить, что так оно и было.)
Взойдя на возвышение, он ударил молоточком по трибуне и объявил заседание открытым. Затем вперёд вышел фальшивый Мартовский Заяц и объявил:
— На повестке дня обсуждение Конституции Эму!
— Ах, господи! — вдруг засмущался Эму. — Чего её обсуждать-то, мою конституцию, не чахоточная же? Тело как тело, ну разве самую малость раздалось после чаепития, так это ничего, сейчас пойду пробегусь, сразу спущу лишнее! — И он повернулся, намереваясь покинуть зал.
— Нет, нет, ваше Эмство, — удержал его Заяц. — Речь не о вашем телосложении. Речь о вашем Основном Законе. Некоторые буквы недовольны его духом.
— Так вот в чём дело! — вскричал Эму и уставился на собравшихся в оба стекла своего пенсне, так уставился, что кое-кто в зале смущённо заёрзал. — А будет ли мне позволено узнать природу их недовольства?
— Слово предоставляется депутату Ха! — объявил фальшивый Заяц.
Все головы повернулись к заглавному X, известному правозащитнику, который ростом и роскошью наряда выделялся среди строчных своих товарищей. Он встал, сжимая в руках речь, и даже Алиса, сидевшая довольно далеко, заметила, что речь эта написана на отдельных листочках. Перетасовав их раз, потом ещё раз, он наконец раскрыл рот.
— У… — начал он громовым голосом и замолчал.
Умышленная ли то была пауза или нет, но впечатление она произвела оглушительное, особенно на антилопу Гну, стоявшую, как вы, надеюсь, помните, за У.
Оратор между тем продолжал тасовать свою речь, и Алиса, приглядевшись, с удивлением обнаружила, что на каждом отдельно взятом листочке написано лишь одно отдельно взятое слово.
«Так вот почему он тянет!» — догадалась Алиса.
— У меня… — Депутат X опять запнулся и продолжил отчаянные поиски следующего слова в своих бумажках.
— Похоже, это будет весьма утомительно, — прошептал Дэльфин Алисе.
— Наверняка, — тихонько ответила она, — если только ему не удастся привести свою речь в порядок.
— Не в речи дело, дитя моё, — покачал головой профессор, — дело в двойном гражданстве и высшей математике. Видишь ли, я уже вывел формулу, из которой явствует, что депутат