– Это галстук, дитя мое! И очень красивый! Тут ты совершенно права! Подарок от Белого Короля и Королевы! Понятно?
– Неужели? – воскликнула Алиса, радуясь, что тема для разговора была все же выбрана удачно.
– Они подарили его мне, – продолжал задумчиво Шалтай-Болтай, закинув ногу за ногу и обхватывая колено руками, – они подарили его мне на день… на день нерожденья.
– Простите? – переспросила Алиса, растерявшись.
– Я не обиделся, – отвечал Шалтай-Болтай. – Можешь не извиняться!
– Простите, но я не поняла: подарок на день нерожденья? Что это такое?
– Подарок, который тебе дарят не на день рожденья, конечно.
Алиса задумалась.
– Мне больше нравятся подарки на день рожденья, – сказала она наконец.
– А вот и зря! – вскричал Шалтай-Болтай. – Сколько в году дней?
– Триста шестьдесят пять.
– А сколько у тебя дней рожденья?
– Один.
– Триста шестьдесят пять минус один – сколько это будет?
– Триста шестьдесят четыре, конечно.
Шалтай-Болтай поглядел на Алису с недоверием.
– Ну-ка, посчитай на бумажке, – сказал он.
Алиса улыбнулась, вынула из кармана записную книжку и написала:
365 – 1 = 364
Шалтай-Болтай взял книжку и уставился в нее.
– Кажется, здесь нет ошиб… – начал он.
– Вы ее держите вверх ногами, – прервала его Алиса.
– Ну конечно, – весело заметил Шалтай-Болтай и взял перевернутую Алисой книжку. – То-то я смотрю, как странно все это выглядит! Поэтому я и сказал: «Кажется, здесь нет ошибки!», – хоть я и не успел разобраться как следует… Значит, так: триста шестьдесят четыре дня в году ты можешь получать подарки на день нерожденья.
– Совершенно верно, – сказала Алиса.
– И только один раз на день рожденья! Вот тебе и слава!
– Я не понимаю, при чем здесь «слава»? – спросила Алиса.
Шалтай-Болтай презрительно улыбнулся.
– И не поймешь, пока я тебе не объясню, – ответил он. – Я хотел сказать: «Разъяснил, как по полкам разложил!»
– Но «слава» совсем не значит: «разъяснил, как по полкам разложил!» – возразила Алиса.
– Когда я беру слово, оно означает то, что я хочу, не больше и не меньше, – сказал Шалтай презрительно.
– Вопрос в том, подчинится ли оно вам, – сказала Алиса.
– Вопрос в том, кто из нас здесь хозяин, – сказал Шалтай-Болтай. – Вот в чем вопрос!
Алиса вконец растерялась и не знала, что и сказать; помолчав с минуту, Шалтай-Болтай заговорил снова.
– Некоторые слова очень вредные. Ни за что не поддаются! Особенно глаголы! Гонору в них слишком много! Прилагательные попроще – с ними делай, что хочешь. Но глаголы себе на уме! Впрочем, я с ними со всеми справляюсь. Световодозвуконепроницаемость! Вот что я говорю!
– Скажите, пожалуйста, что это такое? – спросила Алиса.
– Вот теперь ты говоришь дело, дитя, – ответил Шалтай, так и сияя от радости. – Я хотел сказать: «Хватит об этом! Скажи-ка мне лучше, что ты будешь делать дальше! Ты ведь не собираешься всю жизнь здесь сидеть!»
– И все это в одном слове? – сказала задумчиво Алиса. – Не слишком ли это много для одного!
– Когда одному слову так достается, я всегда плачу ему сверхурочные, – сказал Шалтай-Болтай.
– Ах, вот как, – заметила Алиса.
Она совсем запуталась и не знала, что и сказать.
– Посмотрела бы ты, как они окружают меня по субботам, – продолжал Шалтай, значительно покачивая головой. – Я всегда сам выдаю им жалованье.
(Алиса не решилась спросить, чем он им платит, поэтому и я ничего не могу об этом сказать.)
– Вы так хорошо объясняете слова, сэр, – сказала Алиса. – Объясните мне, пожалуйста, что значит стихотворение под названием «Бармаглот».
– Прочитай-ка его, – ответил Шалтай. – Я могу тебе объяснить все стихи, какие только были придуманы, и кое-что из тех, которых еще не было!
Это обнадежило Алису, и она начала:
Варкалось. Хливкие шорьки
Пырялись по наве.
И хрюкотали зелюки
Как мюмзики в мове.
– Что же, хватит для начала! – остановил ее Шалтай. – Здесь трудных слов достаточно! Значит, так: «варкалось» – это четыре часа пополудни, когда пора уже варить обед.
– Понятно, – сказала Алиса, – а «хливкие»?
– «Хливкие» – это хлипкие и ловкие. «Хлипкие» значит то же, что и «хилые». Понимаешь, это слово как бумажник. Раскроешь, а там два отделения! Так и тут – это слово раскладывается на два!
– Да, теперь мне ясно, – заметила задумчиво Алиса. – А «шорьки» кто такие?
– Это помесь хорька, ящерицы и штопора!
– Забавный, должно быть, у них вид!
– Да, с ними не соскучишься! – согласился Шалтай. – А гнезда они вьют в тени солнечных часов. А едят они сыр.
– А что такое «пырялись»?
– Прыгали, ныряли, вертелись!
– А «нава», – сказала Алиса, удивляясь собственной сообразительности, – это трава под солнечными часами, верно?
– Ну да, конечно! Она называется «нава», потому что простирается немножко направо… немножко налево…
– И немножко назад! – радостно закончила Алиса.
– Совершенно верно! Ну, а «хрюкотали» это хрюкали и хохотали… или, может, летали, не знаю. А «зелюки» это зеленые индюки! Вот тебе еще один бумажник!
– А «мюмзики» – это тоже такие зверьки? – спросила Алиса. – Боюсь, я вас очень затрудняю.
– Нет, это птицы! Бедные! Перья у них растрепаны и торчат во все стороны, будто веник… Ну а насчет «мовы» я и сам сомневаюсь. По-моему, это значит «далеко от дома». Смысл тот, что они потерялись. Надеюсь, ты теперь довольна? Где ты слышала такие мудреные вещи?
– Я прочитала их сама в книжке, – ответила Алиса. – А вот Траляля… да, кажется, Траляля, читал мне стихи, так они были гораздо понятнее!
– Что до стихов, – сказал Шалтай и торжественно поднял руку, – я тоже их читаю не хуже других. Если уж на то пошло…
– Ах, нет, пожалуйста, не надо, – торопливо сказала Алиса.
Но он не обратил на ее слова никакого внимания.
– Вещь, которую я сейчас прочитаю, – произнес он, – была написана специально для того, чтобы тебя развлечь.
Алиса поняла, что придется ей его выслушать. Она села и грустно сказала:
– Спасибо.
Зимой, когда белы поля,
Пою, соседей веселя.
– Это так только говорится, – объяснил Шалтай. – Конечно, я совсем не пою.
– Я вижу, – сказала Алиса.
– Если ты видишь, пою я или нет, значит, у тебя очень острое зрение, – ответил Шалтай.
Алиса промолчала.
Весной, когда растет трава,
Мои припомните слова.
– Постараюсь, – сказала Алиса.
А летом ночь короче дня,
И, может, ты поймешь меня.
Глубокой осенью в тиши
Возьми перо и запиши.
– Хорошо, – сказала Алиса. – Если только я к тому времени их не позабуду.
– А ты не можешь помолчать? – спросил Шалтай. – Несешь ерунду – только меня сбиваешь.
В записке к рыбам как-то раз
Я объявил: «Вот мой приказ»
И вскоре (через десять лет)
Я получил от них ответ.
Вот что они писали мне:
«Мы были б рады, но мы не…»
Боюсь, я не совсем понимаю, – сказала Алиса. Дальше будет легче, – ответил Шалтай-Болтай
Я им послал письмо опять:
«Я вас прошу не возражать!»
Они ответили: «Но, сэр!
У вас, как видно, нет манер!»
Сказал им раз, сказал им два
Напрасны были все слова.
Я больше вытерпеть не мог.
И вот достал я котелок…
(А сердце – бук, а сердце – стук)
Налил воды, нарезал лук…
Тут Некто из Чужой Земли
Сказал мне: «Рыбки спать легли»
Я отвечал: «Тогда пойди
И этих рыбок разбуди».
Я очень громко говорил.
Кричал я из последних сил
Шалтай-Болтай прокричал последнюю строчку так громко, что Алиса подумала:
– Не завидую я этому чужестранцу!
Но он был горд и был упрям
И он сказал: «Какой бедлам!
Он был упрям и очень горд,
И он воскликнул: «Что за черт!
Я штопор взял и ватерпас,
Сказал я: «Обойдусь без вас!
Я волновался неспроста
Дверь оказалась заперта,
Стучал я в дверь, стучал в окно
И достучался бы я, но…
Наступило долгое молчание.
– И это все? – спросила робко Алиса.
– Да, – сказал Шалтай-Болтай. – Прощай!
Этого Алиса не ожидала, но после такого прозрачного намека оставаться было бы невежливо. Она встала и протянула Шалтаю руку.
– До свидания, – сказала она, стараясь, чтобы голос ее звучал бодро. – Надеюсь, мы еще встретимся.
– Даже если встретимся, я тебя все равно не узнаю, – недовольно проворчал Шалтай и подал ей один палец. – Ты так похожа на всех людей!
– Обычно людей различают по лицам, – заметила задумчиво Алиса.
– Вот я и говорю, – сказал Шалтай-Болтай. – Все на одно лицо: два глаза (и он дважды ткнул большим пальцем в воздухе)… в середине – нос, а под ним – рот. У всех всегда одно и то же! Вот если бы у тебя оба глаза были на одной стороне, а рот на лбу, тогда я, возможно, тебя бы запомнил.
– Но это было бы так некрасиво! – возразила Алиса.
В ответ Шалтай-Болтай только закрыл глаза и сказал:
– Попробуй – увидишь!
Алиса немножко подождала, не скажет ли он еще что-нибудь, но он не открывал глаз и вел себя так, словно ее здесь и не было.
– До свидания, – сказала она снова и, не получив ответа, тихонько пошла прочь.