– Выпускайте «стрекозу»! – скомандовала она. Голос в наушниках был не четкий и дребезжал, словно шли какие- то помехи, – …оей… оманде!… связью!
Сейчас движение не требовало огромных энергозатрат, но стало еще более опасным и рискованным. На отвесной, идеально ровной поверхности скалы мы были открытыми мишенями для лучей. Все действия сложились в последовательность вспышка – болт в скалу из пневмопистолета – тридцать сантиметров вверх. На третьем метре мы потеряли предпоследнюю «стрекозу», на седьмом – последнюю… и связь с Полканом. Больше голоса Хуни не было слышно и даже помех в эфире. Словно передатчик просто перестал работать.
– Дела! – выдохнул Стас. Слава всем Богам, переговорное устройство в костюмах еще работало и мы могли друг друга услышать, – что делать будем, Аль?
– Ты будешь вбивать болты, а я – отвлекать внимание. Другого выхода все равно нет, как и обратной дороги.
Последующий путь свелся к тому, что я кидала, как можно дальше, какой-нибудь предмет, лазерные лучи прошивали воздух, и мы поднимались еще на тридцать вожделенных сантиметров.
– Вижу пещеру, – раздался голос Погодина, – полтора метра над нами. Аль, еще немного.
Полтора метра – пять предметов – пять раз по тридцать сантиметров и пять вспышек, каждая из которых может стать последней для любого из нас. Метр двадцать… девяносто сантиметров… шестьдесят… тридцать… Погодин подтягивается и…
– Я на месте, Алюш, – говорит он ободряющим, успокаивающим тоном, – сейчас отвлеку установки и подниму тебя, потерпи.
А я что? Я терплю! Что-то летит из пещеры, полыхают вспышки, и крепкие руки друга втягивают меня внутрь, но… То ли мы замешкались, то ли просчитались… В общем, где-то мы явно ошиблись, пространство разрезает очередная вспышка, а мою ногу обжигает невыносимая, нечеловеческая боль. В наушниках раздается крик, стон и ругань. Кажется это мой голос. Никогда за собой не замечала любви к грубым словам.
– Аля? Алька! Ты как? – с беспокойством спрашивает Стас.
– Нога… – жалобно выдавила я, чувствуя, как на смену обжигающей боли приходит леденящий холод.
– Сейчас, сейчас, маленькая, – шепчет Погодин, склоняясь над моей замерзающей конечностью.
– Сначала установка! – упрямо повторяю ему, – я никуда не денусь, оба мы никуда не денемся отсюда. Назад не спуститься.
– Придумаем что-нибудь, – откликнулся он, перерезая допотопные провода на устройстве и возвращаясь ко мне,
– потерпи, Аль. Сейчас я оттащу тебя вглубь, там теплее и порывов ветра нет.
Дальше – резкая боль в ноге, и меня куда-то несут, а потом опускают на белый от снега каменный пол.
– Царапина глубокая, повреждены мышцы, но пластырь обеззаразит, обезболит и стянет края, – сосредоточенно говорит Погодин, – Аль, сейчас больно будет. Попробую обезболить уколом, нужно убрать обугленные участки кожи.
А дальше я кричу, потому что боль еще сильнее, чем было вначале. Погодин достает из походной аптечки инъекционный пистолет, ногу недалеко от эпицентра кольнуло и сразу стало легче.
– Вот так, – удовлетворенно откликнулся Стас, расправляя на моей голени пластырь. Сейчас намажу сверху кремом от обморожения. Герметичность костюма нарушена. Ничего, Аль, оденешь мой.
– А ты что оденешь? – пытаюсь шутить, – мой тебе на три размера мал. Извини, Погодин, но я не готова смотреть на твой синий зад.
– Ты и в лучшие времена на него смотреть отказывалась. Аль, я не шучу, – он устало опускается рядом, – самим нам отсюда не выбраться, а при такой температуре ты очень быстро отморозишь ногу.
– Только одну ногу, – улыбаюсь я, – это куда лучше, чем отморозить целого друга.
Устало кладу голосу ему на плечо, он обнимает и… мы сталкиваемся шлемами.
– Черт! – беззлобно ругается Стас, – первый раз наедине с любимой девушкой, а погодные условия и одежда не располагают к романтике!
– Да ладно тебе! – боль прошла, настроение улучшилось, – Полкан каждые десять минут передает отчеты на базу, согласно Устава. За нами обязательно придут.
– Вопрос когда, – грустно усмехнулся он.
– Скоро, – заверила друга.
– Понимаешь, Аль… – и его тон мне ох как не понравился.
– Что еще у нас плохого?
– Это место…
– Что с ним не так? – спросила я, оглядываясь вокруг. На вид пещера, как пещера – метров пятнадцать в глубину и три метра в высоту.
– Это место высасывает энергию, не зря Темный Круг тут допотопную механику устанавливал.
– Что ты имеешь в виду?
– Связь пропала на подходе сюда, – констатировал он.
– Ну и что? Это еще ничего не значит, обычный сбой!
– Не обычный. На предыдущих взрывных устройствах таймер был электронным, а здесь механическое, роликовое, отсчетное устройство. Принцип маятника.
– Но это тоже еще ничего не значит, – все еще пыталась возражать я, но в глубине души, уже была уверенна в правоте Стаса.
– Аль, ты только не пугайся… – осторожно начал Погодин.
– Вот когда ты начинаешь так издалека, мне становится по-настоящему тревожно. Говори, как есть!
– Когда мы сюда добрались, заряд аккумуляторной батареи в костюме был 99 %, а сейчас 13… Через семь минут, мы останемся фактически голыми на пятидесятиградусном морозе.
– Мда… – я тяжело поднялась и, подойдя к краю пещеры, кинула в снежную пелену бесполезный ледоруб. Тут же пространство осветили вспышки.
– Засада, – констатировал Погодин.
– Да, – согласилась с другом, обходя пещеру по периметру, как вдруг…
Не поверила своим глазам! На стене мелькнул уголок знакомого символа. Я потерла заснеженную поверхность. Так и есть! Круглая выемка в камне, по диаметру совпадающая с моим денкоро и на ней высечены те самые символы. Спешно начала расстегивать костюм, пытаясь добраться до вожделенной цепочки.
– Верник, у нас еще семь минут, – откликнулся Погодин, – а ты решила приблизить свой конец?
– Не мешай! – откликнулась я, не замечая пронизывающего холода.
Стянув с шеи медальон, быстро застегнулась и приложила апаньярский ключ к «замочной скважине». Стена за спиной Стаса дрогнула, заставив его подскочить и отойти ко мне.
– Что за шутки… – только и смог выговорить он, когда перед нашими глазами открылся проход в огромный зал со сплошь исписанными стенами. На них были символы, знаки, рисунки, но ничего похожего мне прежде видеть не доводилось.
– Древняя цивилизация? Апаньяры? – спросил отмерший Погодин.
– Не похоже, – откликнулась я, проходя вперед, и дотронулась до первого из символов.
Глава 27
Стена была теплой и, вообще, в этом зале было тепло, словно снаружи не бушевал снежный буран. С самого раннего детства я ездила с бабушкой Пелагеей на все выставки, научные конференции и даже некоторые раскопки, но нигде не встречала подобных символов. Здесь были не надписи, а целые схемы каких-то загадочных ритуалов.
– Аль, – позвал Стас, – внеплановый расход энергии приостановился, сможем продержаться подольше.
– Хорошо, – на автомате ответила я, погруженная в свои мысли.
Но если апаньяр не имеют отношения к этому месту, то каким образом совпали символы на моем денкоро. «Ключ ко всему» – сказали мне, когда передавали медальон. Ко всему… Это так много и так мало одновременно. Что для человека все? Жизнь? Любовь? Бессмертие? А для меня лично? Что такого есть в моей жизни без чего я не мыслю своего существования? И тут же вспомнила добрую улыбку мамы, строгий взгляд отца, бабушек… и почему-то тангира Элвэ. Странно! Этот-то как попал в мои мечты? Тряхнула головой, отгоняя прочь мысленный образ эльфа. Понятно одно – каждый человек продолжается в себе подобных, в потомках, значит главное – это выживание вида в целом! А по простому – семья. Убери из жизни возможность иметь родных и близких, убери способность любить и что останется? Модель жизни? Она вроде и есть, но ее как бы и нет. Я смотрела на символы, и мне казалось, что здесь скрыта какая-то тайна и что разгадка лежит где-то на поверхности… совсем рядом.
– Аля, – снова позвал Погодин, что-то внимательно рассматривая на стене, – подойди сюда, пожалуйста.
На стене, которую так внимательно изучал Погодин, был изображен символ Коалиции – круг с девятиконечной звездой внутри. Рядом шли какие-то странные значки, письмена, а потом изображение распадалось на четыре части: круг и три равносторонних треугольника.
– Странно, что Высший совет избрал символ уже использовавшийся древними, – задумчиво проговорила я.
– Вовсе не странно, – пожал плечами Стас, – вспомни Земные религии, там везде вначале было слово, а оно чем изображалось?
– Буквами…
– Буквами… – передразнил меня Погодин, – а буквы – это символы и чем они древнее, тем могущественнее. Есть хочешь? У меня шоколадка есть.
– Хочу, – протянула руку, убрав предварительно защитный экран костюма.
Необходимость в нем теперь отпала. Вокруг было тепло и даже ногу покалывало вокруг наложенного пластыря.
– На, голодающая, – улыбнулся Стас и вложил в мою руку целую шоколадку, тоже убрав защитный экран костюма.
Разломив пополам стратегический запас еды, честно протянула часть другу.
– Ешь сама, – отмахнулся он.
– Погодин, ты меня знаешь, – хмуро предупредила, – если мы не съедим ее вместе, то она так и останется нетронутой.
– Вредная ты, Алька. И чувство справедливости у тебя воспаленное, – кажется мне поставили диагноз, но шоколад он все же взял.
– Доктор? Скажите, с этим живут? – жалобно спросила я.
– Живут, – он скептически окинул меня взглядом, – но не регулярно и совершенно без удовольствия.
– Гад ты, Погодин! – ответила, положив в рот дольку вкуснейшего на свете шоколада.
– Я готов это исправить! – усмехнулся Стас.
– Перестанешь быть гадом? – удивленно уставилась на него.
– Ну, нет… Это выше моих сил, но могу поспособствовать и в регулярности и в удовольствии!
– Нет уж, как-нибудь сама! – отмахнулась я, но смех уже рвался из меня.
– Вооот! – он шутливо ткнул мне пальцем в грудь, – вот оттого, что вы такие самостоятельные, мы и вырождаемся!