— Что ж, — ответил дедушка, — об этом тебе знать вроде как не полагается. А значит, тем интереснее будет о нем рассказывать. Осколки Кристин бывают трех видов.
— Я знаю, — перебил я. — Из осколков первого типа они делают мечи.
— Все верно, — подтвердил дедушка Смедри. — Особенность этих кристаллов в том, что они крайне устойчивы к силам Окуляторов и всяким штукам вроде Талантов Смедри, благодаря которым Рыцари Кристаллии могут сражаться с Темными Окуляторами. Второй тип осколков они носят в шее — сами Кристины называют их плотекамнями.
— Они наделяют их силой, — добавил я. — Делают их более умелыми солдатами. Но что насчет третьего?
— Мыслекамень, — ответил дедушка. — Говорят, это осколок самого Мирового Шпиля, единый кристалл, который объединяет все остальные осколки Кристинов. Даже я до конца не понимаю, что именно делает Мыслекамень, но подозреваю, что он объединяет всех Кристинов, позволяя им пользоваться силой других рыцарей.
— И они собираются отрезать от него Бастилию, — сказал я. — Может, это и к лучшему. Так она станет больше похожей на саму себя.
Дедушка Смедри внимательно посмотрел на меня.
— Мыслекамень не объединяет разумы всех рыцарей в единое сознание, парень. Он позволяет им обмениваться навыками. Если один из них что-то умеет, другие получают крохотную капельку от толики его навыка.
Мы зашли в комнату со Стеклом Транспортёра и сделали шаг внутрь ящика; судя по всему, Дедушка Смедри оставил указания менять ящики местами каждые десять минут вплоть до нашего возвращения.
— Дедушка, — обратился я к нему. — Мой Талант. Он и правда так опасен, как ты только что говорил?
Он промолчал.
— В гробнице Алькатраса Первого, — добавил я, когда закрылись двери нашего ящика, — на стене была надпись, в которой говорилось о Таланте Ломать. Текст… называл его «Темным Талантом» и намекал, что именно он стоял за крахом всей цивилизации инкарнов.
— Талантом Ломать владели и другие Смедри, парень, — ответил дедушка. — Но ни один из них не стал разрушителем цивилизаций. Хотя парочку стен они-таки повалили.
Его попытка ввернуть веселую шутку казалась слишком уж натужной. Я открыл было рот, чтобы расспросить его подробнее, но в этот самый момент двери ящика открылись. Сразу за ними в красной мантии стоял Фолсом Смедри, а рядом с ним — Гималайя.
— Государь Смедри! — с облегчением воскликнул Фолсом. — Наконец-то!
— В чем дело? — спросил дедушка Смедри.
— Вы опоздали, — ответил Фолсом.
— Конечно опоздал, — сказал в ответ дедушка Смедри. — Пора бы уже привыкнуть!
— Она здесь.
— Кто?
— Она, — повторил Фолсом. — Та, Кого Нельзя Называть. Она уже в цитадели и хочет с вами поговорить.
Глава 12
Прямо сейчас вам стоит подумать над кое-какими вопросами. Например: «Как эта книга может быть настолько потрясной?», «Почему Библиотекарша поскользнулась и упала?» и «Что за взрыв привел к крушению Ветросокола в второй главе?».
Вы думали, что про последний вопрос я уже забыл? Ничего подобного. (Я в этой аварии, между прочим, чуть не погиб.) Я решил, что за этим, как и подозревали все остальные, могут стоять Библиотекари. Но с какой стати им это делать? И, что важнее, как именно им удалось это провернуть?
При всей важности этих вопросов задавать их было попросту некогда. Слишком много всего навалилось. Но рано или поздно мы к ним вернемся.
(Кстати говоря, ответ на второй вопрос из первого абзаца довольно очевиден. Она поскользнулась, потому что ей попалась книга с сальными шуточками).
Мы направлялись к залу для аудиенций, который охранял Пой Синг с его массивной комплекцией. Пришло время встретиться лицом к лицу с Той, Кого Нельзя Называть, — самым опасным Библиотекарем во всем ордене Блюстителей Стандарта. Мне довелось сражаться с Блэкберном, Темным Окулятором, и почувствовать на себе боль от его Линз Палача. Я сражался с Килиманджаро из Костей Нотариуса, с его кровековаными Линзами и жуткой полуметаллической улыбкой. С Библиотекарскими иерархами шутки плохи.
Входя в среднего размера зал вместе с дедушкой Смедри и Фолсомом, я напрягся, готовый к чему угодно. Но Библиотекарши там не оказалось. Единственным человеком в комнате была миниатюрная бабулька, одетая в шаль и держащая в руке оранжевый ридикюль.
— Это ловушка! — воскликнул я. — Они прислали пожилую даму в качестве приманки! Скорее, бабушка. Вам грозит серьезная опасность! Бегите в укрытие, пока мы держим территорию под контролем!
Она встретилась взглядом с дедушкой Смедри.
— Ах, Ливенворт. Твоя семья — просто чудо, впрочем, как и всегда!
— Канченджанга Сарекчокко, — произнес дедушка Смедри на удивление безэмоциональным — почти холодным — голосом.
— Ты всегда был единственным из местных, кто мог без ошибок произнести мое имя! — ответила Кагечеч… Каченджуаха… Та, Кого Нельзя Называть. В ее голосе послышались отчетливо добродушные нотки. Это она? Та, Кого Нельзя Называть? Самая опасная из всех Библиотекарей? Я был немного разочарован.
— Ливенворт, ты просто душка, — добавила она.
Дедушка Смедри приподнял бровь.
— Не могу сказать, что рад тебя видеть, Канченджанга, так что вместо этого, пожалуй, замечу, что наша встреча меня заинтересовала.
— Неужели обязательно вот так общаться? — возразила она. — Мы же старые друзья!
— Вот уж вряд ли. Так зачем ты здесь?
Тяжело вздохнув, бабуля со сгорбленной от старости спиной заковыляла на трясущихся ногах, помогая себе клюкой. Пол комнаты был выстлан большим ковром темно-бордового цвета, стены украшены гобеленами того же тона, а для встреч с официальными лицами были отведено несколько строгих на вид диванов. Но садиться на них она не стала, а просто подошла к моему дедушке.
— Ты ведь так и не простил меня за то маленькое недоразумение, да? — спросила Библиотекарша, копаясь в своем ридикюле.
— Недоразумение? — переспросил дедушка Смедри. — Канченджанга, насколько я помню, ты бросила меня висящим на обледеневшем обрыве и одной ногой привязанным к медленно таящему куску льда, да еще и обернутому беконом под вывеской «Бесплатная закуска для волков».
Она мечтательно улыбнулась.
— Ах, вот это была ловушка так ловушка. Современные ребятишки такого уже не умеют. — Она сунула руку в сумочку. Я напрягся, но затем она вытащила из нее нечто вроде тарелки шоколадного печенья, обернутого полиэтиленовой пленкой. Она вручила их мне, после чего похлопала по голове. — Какой милый паренек, — сказала она, а затем снова обратилась к дедушке.
— Ты спрашивал, зачем я пришла, Ливерворт, — продолжила она. — Что ж, мы хотим, чтобы короли знали: Библиотекари всерьез относятся к предложению мира, поэтому я пришла, чтобы высказаться перед заключительным голосованием, которое состоится сегодня вечером.
Я пялился на печенье, ожидая, что оно взорвется или выкинет еще какой-нибудь фортель. Дедушку Смедри это, похоже, особо не беспокоило — его взгляд был сосредоточен на самой библиотекарше.
— Мы не допустим этого перемирия, — сказал дедушка.
Библиотекарша тихо цыкнула и, покачав головой, шаркающей походкой направилась к выходу из зала.
— Как же вы, Смедри, злопамятные. Что еще нам сделать, чтобы доказать свою искренность? Какое решение вас устроит?
Немного задержавшись у двери, она повернулась и подмигнула нам.
— О, и не вздумайте вставать у меня на пути. Иначе мне придется вырвать вам кишки, порубить их на мелкие кусочки и скормить моей золотой рыбке. Покеда!
Я в ужасе смотрел ей вслед. Все в ее поведении так и кричало о «добродушной бабуле». Даже упоминая наши кишки, она улыбалась на манер милой старушки, будто вела речь о своем любом вязании. Та, Кого Нельзя Называть ушла, и пара охранников последовали за ней.
Глубоко выдохнув, дедушка Смедри уселся на один из диванов, и рядом с ним пристроился Фолсом. Пой остался стоять у двери с обеспокоенным видом.
— Ну что же, — сказал дедушка Смедри. — Вот тебе и пожалуйста.
— Дедушка, — сказал я, глядя на печенье. — Что нам с этим делать?
— Есть их, наверное, не стоит, — ответил он.
— Они отравлены? — спросил я.
— Нет. Просто испортят нам аппетит перед ужином. — Помолчав, он пожал плечами. — Хотя это было бы весьма в духе Смедри! — Он выудил одно печенье и откусил кусочек. — О да. Такие же вкусные, какими я их помню. Один из приятных моментов во встрече с Канченджангой — это ее угощения. Пекарь она превосходный.
Я заметил сбоку какое-то движение и обернулся, когда в комнату вошла Гималайя.
— Она ушла? — спросила темноволосая экс-библиотекарша.
— Да, — ответил Фолсом, тут же поднявшись на ноги.
— Какая же она жуткая, — сказала Гималайя, усаживаясь на диван.
— Десять из десяти по шкале злодейства, — согласился Фолсом.
Гималайя по-прежнему вызывала у меня подозрение. Она не входила в комнату, потому что не хотела встречаться с бывшей коллегой. Но из-за этого нам пришлось оставить ее без присмотра. Чем она занималась? Подкладывала бомбу, вроде той, что устроила взрыв Ветросокола? (Видите, я же говорил, что не забыл о том случае.)
— Нам нужен план, — сказал дедушка Смедри. — До голосования осталось всего несколько часов. Должен же быть способ этому помешать!
— Государь Смедри, я говорил с другими представителями знати, — сообщил Пой. — И… похоже, что расклад не в нашу пользу. Все они так устали от войны. Они хотят мира.
— Я согласен, что война — страшное дело, — заявил дедушка Смедри, — но, Кустистые Кэмпбеллы, сдать Мокию — это не решение! Мы должным им это доказать.
Никто не ответил. Какое-то время мы впятером сидели в комнате и думали. Дедушка Смедри, Пой Синг и Фолсом лакомились печеньем, но я решил воздержаться. Гималайя тоже отказалась. Если угощение действительно было отравлено, она бы наверняка от этом знала.
Вскоре в дверях появился слуга.