Чтобы сквозь эту толщу стилистических деформаций читатель мог представить себе то, что действительно видел и слышал афинский зритель Еврипида, напомним, как выглядел греческий театр. Он располагался под открытым небом, ряды зрительских мест шли полукругом (обычно по склону холма), вмещая 20 – 30 тысяч человек. Представление происходило внизу, на круглой площадке – орхестре («плясовое место») с алтарем посредине. В представлении участвовали хор и только три актера, так что каждому обычно приходилось играть несколько ролей (предположительное распределение ролей между тремя актерами Анненский размечает в списках действующих лиц цифрами I, II, III). Позади орхестры единственной декорацией служила стена палатки («скены») с тремя дверями, в которой переодевались актеры; к ней вело несколько ступеней. Обычно она была расписана как фасад дворца или храма. Если актер выходил из средней двери, это значило, что он – царь или вождь, если из боковой – то лицо низшего ранга. Если актер входил на орхестру слева, это значило, что он пришел из ближних мест, если справа – то с чужой стороны. (Анненский не забывает упоминать об этом в ремарках.) Актеры играли в больших масках и в условных пышных одеждах – для царя, для служителя, для женщины, для человека в трауре и т. п.; это позволяло различать их издали, но никакая мимика в масках, конечно, была невозможна. Содержание пьесы было зрителям заранее неизвестно, поэтому начиналась трагедия монологом или диалогом, сообщавшим зрителю предысторию разыгрываемой мифологической ситуации. Эта начальная сцена называлась «пролог»; затем на орхестру вступал хор из 15 человек с «корифеем» (предводителем) во главе; вступительная песнь хора называлась «парод». Корифей иногда подавал реплики актерам, остальные хоревты только пели и плясали. Действие представляло собой чередование монологических и диалогических сцен («эписодиев») с песнями хора («стасимами»); Анненский называет эписодии «действие первое» и т. д., а стасимы – «первый музыкальный антракт» и т. д. Песни хора состояли из попарных «строф» и «антистроф» на один и тот же мотив и с одинаковыми движениями; изредка строфам и антистрофам предшествовал «проод», а в середине песни пелся «месод». Иногда песни пелись и актерами, особенно в «коммосах», сценах оплакивания, – соло («монодии») или в диалоге с хором; Еврипид особенно славился такими жалобными ариями. Заключительная сцена после последней песни хора – называлась «эксод» (у Анненского – «исход»). Представить борьбу, убийство, ослепление и проч. в таком театре было невозможно – о них рассказывал вестник. Чтобы показать внутренность дворца (например, после детоубийства Геракла), на орхестру выкатывался специальный помост; Анненский в таких случаях обычно пишет: «Раскрываются двери дворца…» Чтобы представить появление бога (обычно в развязке трагедии), над палаткой выдвигался специальный балкон («альтан», называет его Анненский по-испански). Такова была реальность афинской сцены, которую Анненский всячески старался заслонить от читателя своими лирическими ремарками.
Анненский не успел опубликовать при жизни все свои 19 переводов Еврипида. Отдельным двуязычным изданием вышли «Вакханки» (1894); в «Журнале Министерства народного просвещения» были напечатаны «Рес» (1896, 9 – 10), «Геракл» (1897, 7 – 9), «Ифигения-жертва» (1898, 4 – 5), «Электра» (1899, 4 – 5), «Орест» (1900,1 – 3), «Алькеста» (1901, 3), «Ипполит» (1902, 3 – 5), «Медея» (1903, 5 – 7); в журнале «Мир Божий» – «Финикиянки» (1898, 4); в 1906 г. вышел «Театр Еврипида», т. 1 (из предполагавшихся трех), включавший «Алькесту», «Медею», «Ипполита», «Геракла» и впервые публикуемых «Иона» и «Киклопа». Каждый перевод сопровождался статьей с разбором пьесы, но без примечаний. После смерти Анненского право на издание «Театра Еврипида» купило издательство М. и С. Сабашниковых и в 1916, 1917, 1921 гг. успело выпустить три тома (из предполагавшихся шести), включавших «Алькесту», «Вакханок», «Геракла», «Ипполита», «Ифигению Авлидскую», «Иона», «Киклопа» и впервые публикуемых «Андромаху», «Гекубу», «Гераклидов», «Елену» и «Ифигению Таврическую» («Ифигению-жрицу»). «Умоляющие» и «Троянки» остались неизданными и долго считались потерянными.
Сабашниковское издание выходило под редакцией Ф. Ф. Зелинского. Свои редакторские права он понял очень широко и не только снабдил его примечаниями и статьями (к тем драмам, к которым Анненский не успел их написать), но и внес большую правку в стихотворный текст Анненского – чтобы приблизить перевод к подлиннику и отчасти чтобы (по своему разумению) улучшить стиль. Исправлены и переписаны были подчас по четверти и более строк в каждой трагедии. Те, кому дороже был Еврипид, радовались; те, кому дороже был Анненский (прежде всего наследники поэта), негодовали; вспыхнул газетный скандал (материалы его напечатаны в предисловии ко второму сабашниковскому тому). Последствий это не имело, так как издание оборвалось на следующем томе.
Следующее издание – первое полное издание Еврипида на русском языке вышло лишь в 1969 г. в издательстве «Художественная литература» в двух томах под ред. В. Н. Ярхо. Здесь текст Анненского был по большей части восстановлен: все трагедии, напечатанные самим поэтом, воспроизводились по этим прижизненным изданиям, и лишь «Вакханки» (самый ранний и неудачный из переводов Анненского) и некоторые места в других трагедиях печатались по редактуре Зелинского. Однако в это издание была внесена редактура другого рода: были выброшены все фантастические ремарки Анненского (пощаженные Зелинским), а членение текста на «действия», «музыкальные антракты» и «исход» было заменено членением на «эписодии», «стасимы» и «эксод». Трагедии «Просительницы» («Умоляющие») и «Троянки» были напечатаны в переводе С. В. Шервинского, сделанном специально для этого издания. В 1980 г. это издание было повторено (с новым комментарием) в издательстве «Искусство»; «Просительниц» и «Троянок» для него перевел С. К. Апт (хотя в это время уже стало известно, что, по крайней мере, первая в переводе Анненского сохранилась в архивной рукописи).
Предлагаемое читателю новое издание впервые дает полного Еврипида в подлинном переводе И. Ф. Анненского. Все трагедии, печатавшиеся при жизни поэта, воспроизводятся по этим прижизненным изданиям, включая и «Вакханок». Правка Зелинского снята не только там, где его текст можно было сверить с прижизненными изданиями, но и там, где его можно было сверить с рукописями, хранящимися в фонде Анненского в РГАЛИ – в «Андромахе», «Ифигении в Тавриде» и первых 483 стихах «Гекубы». Таким образом, редактура Зелинского поневоле сохраняется только в «Гераклидах», «Елене» и частично в «Гекубе», рукописи которых остаются недоступны. Ремарки Анненского всюду восстановлены. Мы позволили себе лишь унифицировать транскрипцию некоторых собственных имен («Пенфей» вместо «Пентей», «Гекуба» вместо «Гекаба», «Итака» вместо «Ифака», «Тесей» вместо «Фесей»). «Умоляющие» печатаются по наборной копии, сохранившейся в архиве издательства Сабашниковых в рукописном отделе РГБ. «Троянки» печатаются по автографу (отчасти беловому, отчасти черновому), сохранившемуся в архивном фонде И. Анненского в РГАЛИ. Архивной сверкой текста занимался М. Л. Гаспаров. Составители приносят глубокую благодарность В. Гитину, который поделился с ними материалом подготовленной им книги «Неизданный «Театр Еврипида» Анненского» («Умоляющие» и «Троянки» с сопровождающими их статьями, статьи Анненского «Еврипид и его время» и «Афины V века» и др.) – это позволило уточнить многие чтения в неразборчивом черновике «Троянок».
В.Н. Ярхо
«Алькеста» была поставлена на Великих Дионисиях в 438 г. до н. э, в составе тетралогии, в которую входили несохранившиеся трагедии «Критянки», «Алкмеон в Псофиде» и «Телеф». Поскольку «Алькеста» занимала здесь четвертое место, обычно отводимое для драмы сатиров, некоторые исследователи стремятся найти в этой драме юмористические или даже бурлескные ситуации, но такие попытки едва ли основательны: бытовой элемент, несомненно присутствующий в образе Ферета, обрисованного не без доли иронии, в принципе не отличает его существенно хотя бы от кормилицы в «Ипполите», а в этой трагедии никто не станет искать черты драмы сатиров. Близость «Алькесты» к названному жанру пытались усмотреть также в образе Геракла – одного из любимых персонажей драмы сатиров, комедии и народного фарса; между тем в «Алькесте» Геракл играет самую положительную роль, и его борьба с демоном смерти за ушедшую из жизни Алькесту как раз приводит трагедию к счастливой развязке, позволившей Еврипиду заключить ею тетралогию. Именно благополучный конец, отнюдь не частый в трагедиях Еврипида 430-420-х годов, скорее всего объясняет постановку «Алькесты» вместо сатировскои драмы, к которой наш поэт вообще не испытывал особого влечения (см. т. II, с. 600).
Тетралогия, которую заключала «Алькеста», заняла второе место; первая награда была присуждена Софоклу.
Хотя гомеровский эпос знает имена Адмета, Алькесты и их сына Евмела, участника Троянской войны («Илиада», II, 713 – 715, 763; XXIII, 288 – 289 и сл.), в поэмах нет никаких намеков на миф о добровольной смерти и воскресении Алькесты; он был обработан впервые, по-видимому, только в каталогообразной поэме «Зои», приписывавшейся Гесиоду. От нее дошли лишь незначительные отрывки, и содержание мифа известно по позднеантичным пересказам. Из предшественников Еврипида сюжет «Алькесты» получил обработку в несохранившейся одноименной драме аттического трагика Фриниха (первая четверть V в.), из которой Еврипид заимствовал образ бога смерти Танатоса (у Анненского он назван демоном смерти) и его борьбу с Гераклом за умершую Алькесту.
Имя героини трагедии Alcesus, на русском языке правильнее всего транскрибируется «Алкестида». Анненский предпочел вариант «Алькеста», легче ложившийся в стих; Ф. Ф. Зелинский по своему усмотрению переделал его в «Алкесту». В «Театре Еврипида» 1906 г. трагедия напечатана с посвящением Е. М. Мухиной, жене педагога – сослуживца Анненского и его постоянной корреспондентке, и с эпиграфом «The strangest, saddest, sweetest song of his / Alcestis… – R. Browning» («…самая стра